– Ну, как хочешь, – Бишоп залил раневой канал восстанавливающим гелем, отводящим гной из раны, залепил бактерицидным пластырем. Затем обколол травмированное колено другой ноги регенерирующим составом, мудреное название которого Сплин тут же забыл, обработал касательное на руке выше локтя, после чего выдал заключительные рекомендации:
– Контузия со временем пройдет, остальное кого-нибудь из солдат попроси обработать или сам. На глубокие порезы, вот как эти, – он показал на предплечье левой руки, – обязательно стяжки поставь, а то кровить будет, и заразу подцепишь, как с куста. Броник лучше одень обратно – какая-никакая фиксация, ребра и ушибы поменьше болеть будут. Ну, все, свободен – у меня очередь, – он заметил Хоу и Риверу, которые тащили на двери от шкафа, как на носилках, закрепленное бинтами тело раненого бойца, видимо, у того был поврежден позвоночник.
– Сожалею парни, но, однако этот уже помер, – наметанным глазом глянув на раненого и для верности пощупав пульс, с сожалением сказал Бишоп.
– Да? А когда нашли, еще живой был, – вяло удивился усталый Хоу. – Со спиной что-то у него... Было... Ну, тогда это все. Остальные там уже холодные. Вот еще пару аптечек целых нашли...
– У меня лишняя тоже есть, – вспомнил Сплин, – Это Фроста, – он достал и протянул Бишопу прибор.
– Док! Свободен? Давай к нам! – позвал Слэш. – Тут спец нужен. Обломки кости и кровища хлещет как с кабана... Блядь, не могу скобку подвести и все, изъебался уже, передавил кое-как...
Бишоп сгреб свой инструмент, активные аптечки и направился к Слэшу, который пытался пережать бойцу поврежденный кровеносный сосуд в ране на бедре. Сплин нашел глазами Малого и Лернера, которые сидели на ковриках, привалившись к стене, в тенечке под тентом рядом с Дрейком и, не взирая на окружающий срач, наворачивали штык-ножами консервы. Он двинулся к ним, чтобы обработаться и разузнать насчет расклада с эвакуацией. По дороге его внезапно резко замутило, в глазах сгустился белый туман, тело вдруг стало бесплотным и перестало слушаться головы. Не чуя под собой ног, Сплин упал на колени, его стошнило. Желудок был уже пуст, рвотные спазмы лишь наполнили ротовую полость противной желчью. От боли в колене, ярко пронзившей мозг, он пришел в себя.
– Слышь, военный, иди-ка в сторонку блюй, тут и без тебя вони хватает, – как сквозь вату донесся до него голос ближнего раненого.
– Извини, что-то накатило, – прохрипел Сплин и с усилием сплюнул противную слизь. – Роуч? Тебя же вроде убило...
– Почти, – посеревшими губами усмехнулся раненый. – Я намудник от броника подвернул, мешал он мне. Это меня и спасло, наверное, двойной слой на пузе получился. Блядь, как бревном в живот охуячило, я аж обоссался. Сама-то пуля смялась и неглубоко в тело вошла, зато контузионная травма – ахерная.
– Да, могу представить, меня под углом задело, так трещина ребра и гематома с блюдце.
– У тебя обезболивающего нет? – попросил Роуч. – Болит, сука, сил нет, а свое все проебал уже. Ты ж ходячий, найдешь еще себе, а?
– Меняю на что-нибудь противорвотное, мне своего, однако, маловасто будет, – сориентировался Сплин.
– Договорились... Держи... Угу... Спасибо... Блядь, пить хочу, а нельзя, а то, Бишоп сказал, перитонит возможен. Обещал внутривенно прокапать, как развяжется. А что там с эвакуацией?
– А я хуй знает! Сам только недавно оклемался, – ответил Сплин, не без усилий поднимаясь.
Он подошел к парням из своего отделения:
– Хлеб да соль! А где наш старшой?
– Едим да свой! Монах вертолет охраняет, мы – снарягу, – с набитым ртом ответил Малой, а Лернер кивнул на кучу своего и трофейного снаряжения и оружия неподалеку:
– Вот, насобирали там и сям, какой-то из тех мешков твой, принесли из нычки у опушки, откуда начинали. Расслабься, не ищи приказаний себе на шею, возьми там сухпай, похавай, может полегчает.
Сплин отрицательно помотал головой, мысль о еде вызывала приступы тошноты. Он выудил из кучи снаряги чью-то бесхозную теперь фляжку, спросил, где добыть воды.
– Длинный, не в падлу, набери и мне тоже, – попросил Дрейк, протягивая свою, приподнявшись с коврика.
Сплин пошел, куда указали, нашел колонку с артезианской водой, запил лекарство от тошноты, затем в несколько приемов до краев напился, наполнил фляжки, умылся. Вода стояла в горле, Сплин чувствовал, что если чуть сильнее наклониться, то она польется изо рта, как из носика переполненного чайника, а жажда все не уходила. Бедняга Роуч. Он отдохнул, обратно пошел кругами, посмотреть как обстановка в славных рядах. Бишоп закончил со своими и теперь возился с ранеными из местных гражданских, Штырь и Слэш тоже. Боцман на широкой открытой веранде второго этажа настраивал передатчик. Доплера и Шелли не было видно. Сплин вернулся, протянул Дрейку его фляжку:
– На... А местные не догадались колонку отравить? – несколько несвоевременно спохватился он.
– Едва ли, – ответил Малой. – Во-первых, почти все целые местные заперты в подвале, во-второых, Доплер пообещал их раненым медицинскую помощь, а в-третьих, доходчиво в его стиле объяснил, что если кто палить или пакостить будет, стучать за ограду побежит или еще что в таком роде, то он всех поголовно без разбора на правых и виноватых тут же перестреляет и в этом бассейне плавать запустит.
В бассейн уже понабежало всякого и вода там была теперь далеко не прозрачная.
– А где наш полководец сам? – спросил после некоторого молчания Сплин.
– Сержант местных выборочно допрашивает. Шелли следит, чтобы они ему горбатого не лепили, как приезжему, – ответил Лернер.
Сплин обработался и ждал пока торкнет лекарство, а Лернер рассказал про мясню в холле второго этажа. У местных тоже были респираторы, но далеко не у всех. В основном у гвардейцев, которые вообще были под завязку укомплектованы. Они и организовали эффективное сопротивление. Задумка с обходным маневром в целом удалась, так как отряд гвардейцев, на который они напоролись в коридоре, похоже, ничего не успел передать основным силам – наверное, их рации повредились «Штилем». После стычки, в которой Сплин вышел из игры, остаткам мобильной группы удалось без особых проблем добраться до холла, куда Зуб и разрядил свой РПО, после чего на уцелевших ошеломленных врагов навалились уже с двух сторон, согласно плану. Едва захватили холл – сами подверглись контратаке второго эшелона вражеской обороны, в какой-то степени симметричной собственной тактике, со стороны противоположного своей маневренной группе коридора второго этажа и с центральной лестницы на третий.
Это стало самым кровопролитным эпизодом боя внутри здания – штурмующие стремились развить наступление вглубь внутренних коридоров и закрепиться на узловых участках, а гарнизонные пытались не дать врагам преодолеть ключевой рубеж обороны и нанести максимальные потери. Тяжелого реактивного оружия не применялось, так как дистанция между своими и чужими была слишком короткая. В густой гари от выстрелов была свалка, никто не отдавал приказов, каждый стремился достать кого-нибудь, пока сам был еще в состоянии стрелять. Передние, у кого заканчивались магазины, пропускали вперед задних, чтобы обеспечить непрерывность огневого натиска без задержки продвижения. Раненые и убитые падали под ноги следом идущим, а те по ним бежали дальше, чтобы упасть на следующем шаге. Из подствольников лепили по стенам, колоннам, по потолку, чтобы накрыть недосягаемое пространство за укрытиями. Противник обнаруживал себя, стреляя в ближнего, а оставшиеся убивали его самого. Погиб от близкого разрыва ручной гранаты Бедуин, а Дрейк получил в бок пулю, энергия которой, возможно, предварительно ослабла от рикошета или прохождения сквозь препятствие, но оказалось достаточной, чтобы пробить бронежилет и существенно углубиться в тело. По упавшему Дрейку протопали несколько бойцов, затем он отполз на периферию побоища и укрылся за колонной, почувствовал, что слабеет и запросто может загнуться от кровопотери. Тогда он, расстегнул бронежилет, не снимая его, и кое-как наложил активную аптечку, которая вколола местное обезболивающее и запечатала рану, остановив кровотечение. До окончания штурма Дрейк, вмести с несколькими ранеными, находящимися в сознании, оставался на месте – удерживать отбитый у врага участок.
Позже, когда этаж был захвачен, обнаружили, что у оснований колонн установлены МОНки, которые могли превратить половину штурмовой группы Слэша в плохо опознаваемые сгустки измочаленного фарша, если бы ответственные за подрыв вражеские солдаты не спеклись вместе с подрывными машинками в пламени огнемета Зуба. Дальше в глубине второго этажа еще встречалось очаговое сопротивление, а на третьем уцелевшие местные уже почти не воевали и организованно сдались, как только поняли, что оставшихся сил атакующих вполне хватит, чтобы завершить захват поместья, и дальнейшее сопротивление бессмысленно.
