Игорь Мстиславович действительно был серьезным знатоком русской иконописи?
Она посмотрела на него, как на ракового больного.
— Господи, и вы еще спрашиваете!
— Так почему же в таком случае он не отверг фальшивого, как вы утверждаете, Рублева и не размазал по стене выставленный на аукцион «Спас»?
В голосе Семена звучали нотки торжества, и он не скрывал их.
Ольга Викентьевна скорбно поджала губы.
— Видите ли, я не видела этой иконы и совершенно ничего о ней не знаю, но если даже Игорь Мстиславович задумался над ней… Могу только предположить, что это высочайшей квалификации подделка, которая смогла пройти все экспертизы.
Головко с удивлением и в то же время уже с какой-то предвзятостью смотрел на хозяйку дома, пытаясь уловить в ее словах «эстетический снобизм».
— Простите, и вы на этом действительно настаиваете?
— Да, — как о чем-то совершенно обыденном, словно речь шла о килограмме козьего мяса, которое подсунули на рынке вместо парной баранины, подтвердила Ольга Викентьевна. — И подтверждением моей уверенности является телефонный разговор Игоря Мстиславовича с Ефремом Ушаковым.
— Не понял!
— Ну как же так! — всплеснула руками Ольга Викентьевна. — Ефрем Ушаков, достойный сын Луки Михеевича Ушакова. Иконописец, реставратор и специалист, который на сегодняшний день, пожалуй, лучше всех разбирается в древнерусской иконописи. И если Игорь Мстиславович по прилете в Москву сразу же нашел Ефрема, значит, тому были весьма веские основания.
— То есть подтверждение его сомнений относительно подлинности «Спаса»?
— Совершенно точно! И если вы встретитесь с ним… Думаю, Ефрем и только Ефрем откроет вам глаза на ту икону, что выставлена в Нью-Йорке.
В этот момент с подносом в руках вошла Злата. Надо было бы помочь ей составить чашечки на блюдцах и уже нарезанный торт на журнальный столик, однако Головко уже не мог освободиться от засевшей в голове фразы.
— Ольга Викентьевна, дорогая! Вы сказали «откроет вам глаза»… это что… в этом кроется какая-то тайна?
Она скорбно вздохнула и как бы поставила в разговоре точку:
— Думаю, будет лучше, если вы поговорите об этом с самим Ефремом.
Любивший чай и умевший его заваривать, Семен не удержался, чтобы не похвалить Злату, однако она, казалось, даже не обратила на это внимания. Поблагодарила Семена кивком головы и не удержалась, чтобы не задать, видимо, давно вертевшийся на языке вопрос:
— Скажите, а возможно такое, чтобы практически лоб в лоб столкнулись две машины, погиб человек, но при этом выскочивший на встречную полосу КРАЗ словно испарился с места происшествия?
— Не понял! — отламывая серебряной ложечкой кусочек торта, произнес Семен.
— Злата! — попыталась одернуть дочь Ольга Викентьевна, однако ее уже невозможно было остановить.
— А при чем здесь «Злата»? — взорвалась она. — Груженый самосвал, за рулем которого сидел в дымину пьяный водитель, совершил откровенный наезд и спокойно скрылся в родной Москве. И я спрашиваю следователя Московской городской прокуратуры, возможно ли подобное? Или все-таки это откровенно-наплевательское отношение милиции к поиску преступника?
— Стоп! — движением руки остановил ее Семен. — Насколько я понял, вы говорите о ДТП, в котором пострадали ваш отец и мама?
— Хорошо сказано, «пострадали», — скривилась в язвительной усмешке Злата. — Отца сплющило так, что его вместе с железом вырезали из машины, а мама осталась калекой на всю жизнь.
Она брякнула ложечкой о край фарфоровой чашки, и в ее зрачках блеснули злые искорки.
— А может, и нашли этого гада, да только он сумел откупиться.
— Злата, прекрати!
— Помолчи, мама, помолчи! Я, конечно, все могу понять — и сложность следствия, и нехватку профессионалов, и якобы мизерную оплату оперативного состава милиции, но объясните мне, дуре, одно: кем надо быть, чтобы не найти в городе КРАЗа, который умудрился скрыться, рассыпав при этом гравий, и две цифры которого запомнил случайный свидетель?
Гравий… На месте ДТП с Даугелем тоже был рассыпан гравий…
— А вот с этого места попрошу как можно подробнее, — попросил Семен.
* * *
Едва за Головко закрылась дверь и с лестничной площадки донеслось металлическое бряцанье остановившегося лифта, как в комнату ворвалась Вера Викентьевна. Искаженное злостью лицо и глаза, готовые испепелить откинувшуюся на подушки сестру. В подобном состоянии Ольга Викентьевна ее еще не видела и оттого, видимо, вопросительно вскинула брови.
— Что с тобой, Вера?
— И ты еще спрашиваешь, что со мной? — задыхаясь словами, выдавила из себя Вера Викентьевна. — Ты… ты что? Полная дура или притворяешься такой?
Лицо Ольги Викентьевны дернулось в искаженной гримасе, однако в этот момент в дверном проеме появилась Злата, прибежавшая на крик.
— Тетя!
— Что тетя? Что тетя? — срываясь на базарный крик, кричала она. — Семейка, мать бы вашу! Что одна дура полная, что вторая! Но одна хоть молодая, ей простительно, но ты-то!.. — взывала она к сестре. Мало того что притащили в дом эту ищейку, которая будет теперь копаться в нашем белье, так вдобавок ко всему…
Она задыхалась от праведного гнева.
— Тетя, прекрати! — взывала к здравому смыслу Злата, но это еще больше подливало масла в огонь.
— А ты мне рот не затыкай! — накинулась она на племянницу. — Не затыкай! И то, что вы, две дуры, раскинулись перед этой ищейкой…
— Прекрати сейчас же! — свистящим шепотом произнесла Ольга Викентьевна, и это почти осязаемое напряжение заставило ее сестру замолчать.
В комнате зависла гробовая тишина, которую нарушил напряженный голос Златы:
— Ты… Какая муха тебя укусила? Ты можешь объяснить, в чем дело?
Теперь уже в глазах Веры Викентьевны плескалась откровенная ненависть, и казалось, что еще минута-другая, и ее хватит Кондратий.
— Спрашиваешь, какая муха меня укусила? А та муха, что вы, дуры, даже не понимаете, что именно наплели этому пустозвону из прокуратуры!
— Может, я действительно чего-то недопонимаю, — все тем же тихим от напряжения голосом отозвалась Ольга Викентьевна, — но мне казалось, что разговор шел по существу, тем более что он спрашивал, а мы отвечали.
— «По существу…», — иезуитским голоском передразнила сестру Вера Викентьевна. — А зачем, спрашивается, ворошить то, что уже давным-давно быльем поросло, и рассказывать ему об этой аварии полугодичной давности?
— Ну, во-первых, все это еще не поросло быльем, как ты хотела бы все это представить, — вмешалась Злата, — а во-вторых, я действительно намерена возобновить это дело. И если удастся…
— Да ты хоть понимаешь, сколько все это может стоить?
— Ничего, управимся.
— Что, слишком богатенькая стала?
— Вера! — осадила сестру Ольга Викентьевна.
— Что Вера? — взъярилась Вера Викентьевна. — Если по горячим следам никого задержать не смогли, то теперь-то и подавно. А вот то, что этот грамотей вам соплей на кулак намотает, таская на допросы и перетряхивая белье, это факт!
Заявив в сердцах, что она
