Попробовав омлет, она похвалила его. Эдер сказал, что стоило бы добавить немного соли и перца. Она ответила, что вообще не употребляет много соли. Эдер попытался завязать разговор, который не походил бы на пустую светскую болтовню. Он ломал себе голову над непреодолимой задачей, когда Вирджиния Трис внезапно спросила:
— Когда вы в последний раз спали с женщиной?
Эдер продолжал аккуратно намазывать маргарин на последний кусок тоста.
— Семнадцать месяцев и четыре дня…
— Сколько времени вы провели в Ломпоке?
— Пятнадцать месяцев.
— И на прощанье вам так и не удалось развлечься?
При помощи ножа и вилки Эдер положил остатки омлета на тост, испытывая легкое удовольствие от разговора. Прожевав, он проглотил омлет и сказал:
— Проблемы, стоявшие передо мной перед заключением, были таковы, что секс не казался самым важным среди них.
— И как вы в тюрьме решали проблемы секса?
— Я как-то смог воздержаться. Конечно, нормально было бы прибегнуть к мастурбации. Во всяком случае, я считал, что это было бы нормально.
Она положила нож и вилку, отодвинула тарелку с недоеденным омлетом, опустила скрещенные руки на стол и уставилась на его выскобленную поверхность.
— А я чувствую себя так, словно меня посадили в тюрьму.
— Долго это не протянется.
По-прежнему не отрывая глаз от стола, она продолжила:
— Должно быть, сегодня у меня было четыреста или пятьсот посетителей. Я открыла в восемь, а закрыла заведение в четверть третьего, что-то вроде. Девять из ребят, что заходили выразить свое соболезнование по поводу смерти Норма, пытались затащить меня в постель. Все женаты. Его хорошие друзья. И когда сегодня днем я показывала вам и Винсу комнаты, я решила было не возвращаться в «Орел».
— Сегодня вы приобрели неоценимый урок, — сказал Эдер. — Подонки встречаются повсюду.
— Я живу в этом городе четыре года, пошел пятый; так долго я нигде не оседала. Я знала тут кучу людей, и потому что была женой Норма, да и потому что еще раньше работала у него. Но он был единственным моим настоящим другом тут — и вот он мертв. Я закрылась сегодня вечером, и, когда сидела за стойкой с джином с тоником, которого не люблю, думая как мне протянуть до утра, кто-то постучал в дверь — а было уже без четверти три.
Она подняла глаза на Эдера, словно ожидая от него поддержки или одобрения. Эдер кивнул и спросил:
— Вы открыли дверь?
— Ну, сначала я подошла и спросила, кто там… понимаете, было уже поздно, а у меня лежала выручка за весь день, и я опасалась. Догадайтесь, кто это был.
— Представления не имею.
— Б.Д.
— Мэр?
— Ага, и она зашла узнать, не хочу ли я переночевать у нее или вообще остаться у нее, сколько мне надо. И вы знаете, что я сделала?
— Вы заплакали.
— Разрыдалась как ребенок. Но она была внимательна и добра, как только она может быть, и вроде поняла меня, когда я сказала, что не могу остаться у нее.
— Почему же?
— Не знаю. Может, потому, что я все время думаю: что бы я сказала Норму? Имеет ли все это какой-то смысл?
Эдер сказал, что, по его мнению, имеет.
— И вот когда я, наконец, села в машину и направилась домой, мне внезапно пришло в голову, что я и сама как в тюрьме. То есть, словно бы провела год или два сама по себе в той комнате на втором этаже. Словно бы по приговору или что-то такое.
— Конечно, это не так, — не согласился Эдер. — По крайней мере, пока.
— И все же я себя так чувствую, — сказала она, уставясь в дальний угол кухни. Она все еще не отводила от него глаз, когда спросила: — Так хотите спать со мной этой ночью?
— Почему я?
Она посмотрела на него с полной серьезностью и сказала:
— Вы симпатичный человек, вы старше меня и, поскольку я сама попросила вас, не дожидаясь ваших действий, значит, я сама вас выбрала, не так ли? И если я сделала такой выбор, значит, я должна выбраться из своей тюрьмы.
— Это также означает, что вы могли бы выбрать кого-то другого.
— Мы ничего не будем делать — ровным счетом, ничего — если вы не захотите. Просто я хочу проснуться и почувствовать кого-то рядом. Кого-то симпатичного.
— Я очень польщен.
Она улыбнулась в первый раз — легкая, еле заметная улыбка.
— А я-то ждала, что вы скажете, мол, спасибо, нет, Вирджиния.
Эдер улыбнулся ей в ответ.
— Но если каким-нибудь вечером вы почувствуете то же самое желание…
Она медленно поднялась и остановилась, с интересом глядя на него сверху вниз:
— И вы предоставите мне еще одну возможность, не так ли?
— Я не могу давать вам то, что у вас уже есть.
Она еще раз улыбнулась, на этот раз более доверительно.
— Я подумаю об этом, мистер Эдер, — и покинула кухню.
Встав, Эдер собрал тарелки, чашки, столовое серебро и поставил все в раковину. Пустив воду и добавив шампунь, он заставил себя медленно и тщательно промыть каждую тарелку, чашку, вилку, ложку и нож. Это занятие позволяло ему думать о том, как он будет сидеть на краю постели в комнате Вирджинии Трис, неторопливо снимая с нее одежду, одну вещь за другой.
Покинув однокомнатные апартаменты молодого высокого полицейского, который регулировал движение на трассе Нобеля, где были убиты Айви Сеттлс и женщина-фотограф, Дикси Мансур отправилась домой в Санта-Барбару, где жила в районе Монтечито. Они с Парвисом располагались в обширном сельском доме с крышей из синей черепицы, окруженным высокой, в двенадцать футов, изгородью.
Всовывая закодированную пластиковую карточку в щель, чтобы открыть ворота, она попыталась припомнить имя молодого полисмена. То ли Шон, то ли Майкл, прикинула она, решив, что он так молод, что родился в то время, когда детей было принято называть Шонами и Майклами. Но лучше всего ей запал в память тот беспорядок, который был в его комнате.
Миновав ворота, она погнала свой «Астон-Мартин» по бетонной дорожке к гаражу на четыре машины. Чтобы поднять его ворота, она нажала кнопку под приборной доской. Когда створки приподнялись, она, въехав внутрь, поставила свою машину рядом с белым «Роллс-Ройсом» Парвиса Мансура.
Когда она вошла в библиотеку, Парвис поднял глаза от книги, посмотрел на часы и бросил:
— Ты могла бы и позвонить.
Подойдя к бару, Дикси налила себе стакан шерри.
— Я было собралась, — сказала она, — но поговорив с Винсом и передав ему то, что ты сказал, я подъехала к Б.Д. и тут события понеслись вскачь.
— В каком смысле?
— Помнишь ту женщину-фотографа… что хотела снять дом?
— Я припоминаю, что ты поговорила с ней и сплавила ее. Кажется, мисс Хорнетт, не так ли?
— Хейзел Хорнетт — хотя она предпочитала называть себя Хейзи. Во всяком случае, она мертва.
— Дорожная авария?
— Ее застрелили на проезде, примерно в двух кварталах от восточной границы города. Убит и коп из Дюранго. Один из тех иногородних, которых нанял Сид. Кажется, Айви.
— Айви Сеттлс, — Парвис не поленился выучить имена всех четырех нанятых Сидом детективов, которые, по мнению Мансура, были его личной полицией «Севак».
Он отложил книгу, «Историю современного мира» Палмера и Коттона, пятое издание, поднялся и подошел к бару, где смешал себе немного шотландского с водой. Сделав глоток смеси, он повернулся к Дикси и спросил:
— Значит, ты их видела — то есть останки?
— Я была у Б.Д., когда позвонил шериф и сообщил о происшедшем. Она так торопилась оказаться на месте, что села в мою машину. Их еще не убрали, так что, да, я видела тела.
— Я бы хотел, чтобы ты рассказала мне все с самого начала, Дикси, и как можно подробнее. Можешь начать с момента, когда ты впервые увидела Келли Винса.
Она выдала ему точный и достаточно правдоподобный отчет о том, как провела день, вечер и ночь, а также утренние часы, а также о том, что видела, слышала или делала, опустив секс, которым она с удовольствием занималась с Винсом, а также секс, который она без особого удовольствия испытала с высоким молодым полицейским, имя которого она, наконец, вспомнила, было Шон, а не Майкл.
После того, как она завершила изложение и Мансур задал ей все вопросы, которые, по его мнению, он должен был задать, она сказала:
— Все это каким-то образом связано с той твоей сделкой, которая должна состояться четвертого, не так ли?
Подумав, Мансур кивнул:
— Может так и случиться.
— Значит, четвертого меня в городе не будет.
— Почему?
— Потому что, если что-то пойдет не так, если что-то случится с Сидом или с тобой, я хотела бы быть с кем-то рядом в другом месте.
Мансур понимающе улыбнулся.
— Тебе нужно алиби.
— Можешь называть это как хочешь.
— По сути, я не могу тебя осуждать. Кто у тебя на уме?
— Я думаю, что в субботу я могла бы поехать в Сан Диего, остановиться у Муссави и вернуться к концу понедельника, когда все будет кончено.
