– Я от своих слов не отказываюсь. Могу договориться. Но при условии, что ты обязательно отработаешь вариант с вербовкой и не потащишь девушку в койку без лишних слов.
– Хорошо, только не обещаю, что она пойдет на это. Мой вариант мне кажется более «проходным». А что до постели, то сейчас меня это меньше всего волнует.
«Врешь, голубчик, – подумал Ксан. – Тебя это волнует больше всего, потому что ты молокосос и слабак. Стоит тебе остаться с ней наедине…»
– Ну, пора завершать беседу нашу скорбную. Я тебя не брошу. Но есть у меня одна неприятная миссия… Тут ничего не поделаешь. Ты пока отстраняешься от оперативной работы. От выполнения всех заданий. Это решение Старых, и я ним полностью согласен. – Ксан протянул руку. – Давай его сюда.
Шантарский непонимающе посмотрел на приятеля, потом до него дошло. Втянув голову в плечи (он явно переживал не лучшие свои минуты), он отправился на кухню, открыл духовку и извлек оттуда «вальтер».
– Ты ведь знаешь, мне он нужен. Я без него как-то неуютно себя чувствую…
Ксан хмыкнул.
– Лучшего места найти не мог?
– Я привык к нему…
– Как привык, так и отвыкнешь. В Пешаваре ты его оставил в машине. Хорошо еще, что никто не польстился на твою тачку, и ее не угнали вместе с «пукалкой».
– Я почти всегда с ним. Мало ли что может случиться.
– Я не имею права оставить тебе оружие, – холодно сказал Ксан и сунул пистолет в карман.
Шантарский не ответил. Глядел в пол, дожидаясь ухода друга. На прощание тот сказал – бесцветно, невыразительно:
– Прости. Я сделал для тебя максимум. Договорился со Старых. Объяснил, что у тебя нервная усталость, что тебе необходим отдых. Это он понял. Остальное зависит от тебя. С Каваджей улажу, «площадка» для работы с Хамиллой у тебя будет. Повторяю, не для забав нежных, а для работы. Подумай над моими словами. Ступишь на другую дорожку, живо придешь к предательству.
Леонид вскинул голову.
– Мы не ангелы и добрые дела не делаем. Работали вместе. А тебе кажется, что можно уйти в сторону. Это и есть предательство. – После паузы Ксан продолжил. – Она убила Рычкова. Хотела убить еще кучу людей в Пешаваре. Наших и пакистанцев. Сама призналась, наверняка не соврала. Тебя не захотела пускать в расход. Однако это не повод для того, чтобы в умиление впадать и ноги целовать этой суке. Это повод для вербовки. Это твой шанс, Леня. А если ты одновременно получишь удовольствие, так кто против?
Уже в дверях Ксана остановили слова Шантарского:
– Ксан. Ради нашей дружбы. Дай мне три дня. Я заберу ее и уеду.
«Забавно выходит, – прикинул Ксан, – но удачно. Старых пообещал мне четыре дня, Шантарский просит три. Я вполне укладываюсь».
– И куда же ты собрался? – спросил он насмешливо.
– Не твое дело. Так даешь?
Ксан колебался, потом все же кивнул.
– Я тебе даю три дня, чтобы ты принял решение. Или ты используешь это время, чтобы привлечь Хамиллу к работе, или… Или наши пути расходятся.
* * *
Телефонный звонок прозвенел ровно в девять утра. Микаэла едва успела войти в приемную посла, бросить на стол сумку и проверить, нет ли пришедших за ночь сообщений на аппарате факсимильной связи. Несколько приглашений на приемы, информация о брифинге в Министерстве иностранных дел. Ничего особенного…
День обещал быть суматошным, как и все дни после пешаварского инцидента. Харцеву звонили, приглашали на совещания в МИД, в Министерство внутренних дел и даже в Объединенный комитет начальников штабов. Но этот звонок был другой, девушка сразу почувствовала. Звонил не городской, а внутренний аппарат, значит, кто-то из посольства.
Микаэла ждала этого. В глубине души надеялась, что, в конце концов, все сведется к шутке, и Бахыт Бахытович не станет настаивать на том, чтобы она выполнила свое обещание. Это была отвратительная сделка, но разве можно было поступить иначе? Если бы не она, все бы, кто поехал в Пешавар, были мертвы. Ксан, Шантарский, посол… Но никто не предполагал, что своим спасением дипломаты обязаны Микаэле. Иначе этот узбек ни за что не попросил бы генерала Шуджу о помощи.
Девушка решительно сняла трубку, но как только услышала густой и сладкий голос Талдашева, вся ее решимость улетучилась. Сердце словно стало чужим, жалко трепыхалось в груди, отказываясь гнать кровь по жилам.
– С добрым утречком, киз бола[30], куда же ты исчезла? – вкрадчиво осведомился Бахыт Бахытович.
– Н-никуда… – запинаясь, ответила Микаэла. – Никуда не исчезала, я все время в посольстве.
– И верно, – хрюкнул узбек, – деваться тебе, красавица, некуда. Но почему не заходишь? Уважила бы заслуженного человека.
– Вы говорили, что сами позвоните…
– Вот и звоню, киз бола. Но могла бы проявить инициативу, я бы это оценил. Думал, сообразишь, что можно прийти без напоминания. Я в ожидании уже который день, а дверка все не отворяется. А ты спустись, красавица, толкни дверку. Она несложно отворяется. Легко. Нужно только ручечку повернуть, толкнуть, и ты у меня.
– Я была очень занята, Бахыт Бахытович, – стараясь сохранять спокойствие, проговорила Микаэла. – Столько посетителей у Матвея Борисовича, столько поручений…
– Не води меня за нос, киз бола, – перебил девушку Талдашев, – просто ты думала, что старый человек забыл о нашем уговоре. А он не забыл и преданно ждет свою красавицу. Разве можно забывать о таких вещах? Так не полагается в отношении молодой и такой привлекательной девушки…
Микаэла почувствовала, что ее вот-вот стошнит.
– Как-то неудобно… У вас супруга…
– При чем тут супруга? Мы же о деле, а не о досуге семейном говорим. К офицеру безопасности все ходить обязаны. Докладывать. Советоваться. Не в ущерб основной работе, я понимаю. Вот в два обед начнется, все разойдутся, ты и приходи. Никто тебя, киз бола, не заметит. А если заметит, то ничего не скажет. Не посмеет. Так придешь?
– Приду, – тихо произнесла Микаэла.
– Вот и ладушки, – проворковал Талдашев. – Я знал, что ты девушка честная и порядочная. Слово свое держишь. Буду ждать тебя, киз бола.
Пять часов, остававшиеся до встречи с Талдашевым, превратились для Микаэлы в настоящий кошмар. Как во сне она отвечала на звонки, готовила для посла корреспонденцию, проекты писем и через силу реагировала на плоские шутки Модестова. В какой-то момент Сеня встревожился и с несвойственной ему участливостью спросил: не стряслось ли чего? Микаэла, может быть, впервые с благодарностью взглянула на Сеню и заверила, что она в полном порядке, только немного болит голова.
В два часа с минутами, дождавшись, когда административный корпус опустеет, девушка спустилась на первый этаж, прошла по коридору и на секунду замерла перед дверью кабинета Талдашева. Глубоко вздохнула и постучала.
– Какое счастье тебя видеть, киз бола! – Бахыт Бахытович вышел из-за стола и двинулся навстречу Микаэле, раскрывая объятия. Ей чуть не стало дурно при мысли о том, что к ней будет прижиматься эта туша. Рубашка туго обтягивала потное брюхо, которое перевешивалось через брючный ремень, как куль с мукой. Она отшатнулась, не позволяя Бахыту Бахытовичу облапить ее.
Офицер безопасности нахмурился.
– Неужели я тебе противен, киз бола?
– Да, вы мне противны, – твердо сказала Микаэла. – Делайте со мной все, что угодно. Я вам должна и я возвращаю долг. Один раз, и больше это не повторится никогда. Только заприте дверь. Не то войдет ваша жена. Или какая-нибудь наложница-комендантша.
– А это мне нравится! – хохотнул Талдашев, поворачивая в замке ключ. – Деловой разговор. Ты мне должна и возвращаешь свой долг. Хвалю. Только признайся – неужели ты боишься моей супруги и веселых подружек?
Микаэла вздернула подбородок.
– Мне бояться ни к чему. Вам следует опасаться.
– И мне опасаться ни к чему, – развеселился Талдашев. – Жена моя, достойнейшая и любимейшая, никогда здесь не появляется. А веселые подружки звонят перед тем, как навестить своего господина. Но даже если бы они нагрянули внезапно, то не увидели бы ничего такого, о чем бы не знали или не догадывались. Ну, что бы они сделали? Да ничего. А вот тебе впору опасаться.
– Это почему же?
– Потому же, – передразнил Талдашев. – Если твоему ухажеру станет известно, что ты была у меня, вряд ли он будет относиться к тебе по-прежнему.
– Сволочь! – выдохнула Микаэла. Она сплюнула на пол и растерла плевок носком туфли. – Вот вы что для меня. С вашими угрозами.
– А плевать в моем кабинете я бы никому не посоветовал, – злобно прошипел Бахыт Бахытович. – Ведешь себя невоспитанно. Грубо, очень грубо… Ладно, я тоже могу обойтись без условностей. Сейчас я тебя начну раздевать, не спеша, с удовольствием, с большим удовольствием… Посажу к себе на коленки…
Он подошел к Микаэле, схватил ее за плечи и подтащил к себе, одновременно водружая свой широкий зад на кожаное кресло.
