Голос человека на сцене окреп; сейчас он почти кричал.
– Я дал людям надежду! – громко произнес он, и в этот момент экран за его спиной вспыхнул, и на нем возникла надпись огромными буквами: «Нам Нужна Надежда!» Из-за кулис на сцену стали выходить люди. Всего вышло двенадцать человек, мужчин и женщин; они встали полукругом за спиной Николова.
– Это мои помощники, – объяснил тот. – Все вместе мы учреждаем новую финансовую организацию с названием «ННН». Я расскажу об условиях, на которых она будет работать. Каждый из вас может обратиться к одному из моих помощников и зарегистрироваться. После этого вы открываете счет в любом банке и приобретаете ценные бумаги нашей организации; они называются «николо». Бумаги эти – виртуальные, подержать их в руках нельзя. Они будут храниться на первоначальном счете каждого из вас. При этом каждый, ставший участником нашей организации, получает подарок: сумму, равную двадцати долларам США! Совершенно бесплатно! А на ваши ценные бумаги будут начисляться накопления – от 40 до 60 процентов каждый месяц. Повторяю: каждый месяц! Человек, положивший десять тысяч, спустя месяц получит шестнадцать! Ни один банк не даст вам столько! Разве это не шанс?
– Сейчас я ему устрою! – горячо прошептала Надя на ухо Прокофьеву. – Заставлю его наврать с три короба о том, куда он вложит деньги вкладчиков, а потом разоблачу!
И, воспользовавшись образовавшейся паузой (Николов, как видно, сделал ее сознательно, чтобы дать залу возможность переварить полученную информацию), Надя вскочила и громко спросила:
– Скажите, а куда вы будете вкладывать наши деньги? Ведь чтобы выплатить такой большой процент, надо иметь надежный источник дохода. Вы будете вкладывать деньги в добычу золота, алмазов – верно?
Человек на сцене не задержался с ответом ни на одну секунду. Подойдя вдоль рампы как можно ближе к тому месту, где сидели Надя и Прокофьев, так что теперь их разделяло лишь несколько метров, он произнес:
– Нет, милая девушка, вы не угадали! Никуда я ваши деньги вкладывать не собираюсь! Не буду я добывать ни золото, ни алмазы! Наша «ННН» – это финансовый кооператив. Или, как любят говорить мои противники, финансовая пирамида. Первые вкладчики получат свои проценты из средств, внесенных вступившими позже. Им, в свою очередь, заплатят те, кто придет вслед за ними, – и так далее. Вы получили ответ на свой вопрос?
И он своими черными, словно угли, глазами уставился прямо на Надю. Прокофьев отчетливо видел зажим с маленьким микрофончиком на его рубашке – такой он видел у ведущих на экранах телевизоров. Так вот откуда усиленный волшебным образом звук! Даже в такой мелочи – и то обман! Виктору Александровичу хотелось сказать об этом – но он не мог. Словно прилип к креслу. Надя тоже не нашла слов и села. Прокофьев видел, что она растеряна. Между тем Николов решил дополнить свой ответ.
– Мои враги, люди с примитивным экономическим мышлением, утверждают, что такая система неустойчива, что участники, вложившие деньги последними, неизбежно окажутся в проигрыше, – заявил он. – Но это не так! Даже мои враги, эти узколобые догматики, признают, что я обладаю неординарным экономическим мышлением. Я разработал совершенно новую финансовую схему, при которой новые вкладчики ничего не проигрывают. Да, моя организация не может остановиться, застыть, она должна все время расширяться. Но она и будет расширяться! Из Заусолья она пойдет по другим городам Сибири, перевалит за Уральский хребет, распространится по всей России! И не только по России! Мы будем работать в Белоруссии, Украине, Польше, Чехии, Болгарии – во всей Европе!
Через несколько рядов от Прокофьева с Надей поднялся еще один человек.
– Как же вы собираетесь развивать вашу организацию, – громко спросил он, – когда находитесь под следствием? Ведь против вас возбуждено два уголовных дела! Вы находитесь под подпиской о невыезде и не должны покидать пределов Москвы! Как вы оказались у нас в Сибири, вот интересно?
Но и к этому вопросу Николов оказался готов.
– Должен вас обрадовать, – объявил он. – А может, наоборот, разочаровать, не знаю. Дело в том, что уголовные дела против меня закрыли два дня назад. А вчера сняли и подписку о невыезде. Так что теперь ничто не мешает мне заниматься любимым делом: дарить людям надежду!
Последние слова организатора «ННН» вызвали в зале шквал аплодисментов. Николов развел руки, словно хотел обнять всех присутствующих, а зал ответил ему бурными овациями. Между тем помощники Николова вынесли на сцену несколько столов, стулья.
– Теперь, когда я все объяснил, мы можем наконец перейти к делу, – заявил человек на сцене. – Желающие могут по очереди подняться сюда и зарегистрироваться в качестве членов нашего кооператива. А те, кто желает участвовать в нем более активно, привлекать новых членов, могут зарегистрироваться отдельно – как будущие десятники. Подходите! Только прошу не толкаться и не спешить – номеров в списке на всех хватит. А если у кого-то есть еще вопросы, можете их задать.
Люди в зале словно ждали этого приглашения: сразу чуть ли не четверть всех собравшихся устремилась на сцену. Желающие встать в ряды «ННН» столпились на лесенках, возле столов выстроились очереди.
Надя повернулась к Виктору.
– Тебе надо выступить! – потребовала она. – Разоблачить этого мошенника! Ну давай же! Ты это умеешь!
Однако Прокофьев медлил. Полчаса назад, входя в этот зал, он был готов разоблачать, доказывать лживость посулов заезжего «финансового изобретателя». Но за эти полчаса что-то изменилось – сильно изменилось. Виктор Александрович, не отрываясь, смотрел на человека на сцене. Он будто слышал бой невидимых часов – они отсчитывали время принятия Решения. Его Решения. «Вот он, новый поворот в жизни», – мелькнула мысль.
Виктор Александрович встал и вдоль опустевшего ряда двинулся к боковому проходу. Надя шла за ним. Видимо, она думала, что ее спутник ищет более свободного места, откуда он сможет обратиться к залу с пламенной речью. Однако Прокофьев не искал свободного места. Он направился к хвосту ближайшей очереди и встал в него.
– Ты чего? – не сразу поняла Надя. – Выступать же надо!
– Не буду я выступать, – ответил ей Прокофьев. – Ты разве не видишь: у него на все готов ответ. У него теперь все по-другому устроено.
– А для чего ты тогда здесь стоишь? – продолжала допытываться Надя.
– Для того же, что и все, – объяснил Виктор Александрович. – Хочу зарегистрироваться.
– Ты что?! – отшатнулась от него Заикина. – Ты хочешь вступить в это… в эту пирамиду? Отдать ему свои деньги?
– Я хочу попробовать, – уклончиво отвечал Прокофьев. – А там видно будет.
– Что видно? Что видно? – спрашивала Надя; она почти кричала. – Неужели ты не понимаешь? Не видишь? Ты что – ослеп?
Очередь сделала пару шагов вперед, и Прокофьев шагнул вместе с ней. За ним уже вставали новые люди. Надя оставалась на прежнем месте.
– Виктор! – окликнула она его.
– Да? – он обернулся.
– Если ты останешься здесь, так и знай: мы больше не увидимся! – твердо заявила девушка.
Секунду Прокофьев смотрел на нее, ничего не говоря; видно было, что он колеблется. Надя протянула руку, словно желая привлечь его к себе. Но тут очередь вновь шагнула вперед. Прокофьев взглянул на стоявших впереди людей, вновь оглянулся на Надю – а затем, так ничего и не ответив, повернулся и присоединился к очереди.
Часы громко пробили девять раз. Игорь Юрьевич поднял голову от бумаг (он не признавал электронных документов, существующих лишь на экране и в памяти компьютера, а потому открытых для враждебного проникновения; привычная тисненная золотом папка была куда надежней) и взглянул в окно. О, уже стемнело! Можно сказать, ночь на дворе. Что ж, неудивительно – август.
Игорь Юрьевич встал из-за стола и, ступая по толстому старинному ковру, прошелся по кабинету. Он любил ковры, массивные столы на тяжелых ножках, обтянутые зеленым сукном; на сукне обязательно тяжелая чернильница с откидной крышкой, лампа с абажуром… В этом стиле семидесятилетней давности было величие, была державность; росчерком стального пера, опущенного в такую чернильницу, решались судьбы целых народов, посылались в бой армии, определялось направление мирового развития. И как только Игорь Юрьевич Безбородов достиг по-настоящему высокого положения, которое он сейчас занимал, как только обосновался в этом здании, по коридорам которого ходил Тот Самый человек, посылавший в бой армии и решавший судьбы народов, он велел обставить свой кабинет именно в таком стиле.
Пропел сигнал внутреннего вызова. Игорь Юрьевич включил прием и услышал голос секретаря:
– Прибыли приглашенные на совещание в 21.12. Прикажете впустить?
– Да, впускай, – разрешил Игорь Юрьевич. Он никогда не назначал совещания на какое-то ровное время. За всеми этими «20.00» или «15.00» чувствовалось нечто ординарное, рядовое. Возникало впечатление, что человек, назначивший совещание, сам ждет этого времени – 20.00. А вот если назначить на 20.07 или, допустим, 18.17, становится ясно, что хозяин кабинета непрерывно работает и каждая минута у него на счету.
