04.22.10–04.26.33
Ак. Чанов: Товарищ Сергеев, плохие новости.
Сергеев (раздраженно): Говори быстрее, я занят.
Ак. Ч.: Несколько минут назад скончался Генеральный секретарь нашей партии…
Сергеев: Умер? Очень некстати. Не клади трубку, я сейчас…
Пауза 02 мин. 17 сек.
Сергеев: Значит, так, академик… Наш дорогой товарищ должен еще некоторое время пожить. Вы поняли меня?
Ак. Ч. (озадаченно): Нет.
Сергеев (раздраженно): Живой он еще, понял?! И будет жить ровно столько, сколько нужно для партии и государства… Ладно, я сейчас к тебе людей подошлю. Выполнишь все их указания.
04.31.40–04.36.27
Ак. Чанов: Товарищ Лычев, плохие новости…
Лычев (раздраженно): Сегодня у всех плохие новости. Говори.
Ак. Ч.: Только что скончался Генеральный секретарь нашей партии…
Лычев: Сдох? Некстати. Не клади трубку…
Пауза 02 мин. 21 сек.
Лычев: Чанов, ты Сергееву звонил?
Пауза 21 сек.
Лычев: Академик, ты куда пропал?
Пауза 07 сек.
Ак. Ч.: Да, я сообщил ему.
Лычев: И что он сказал?
Пауза 11 сек.
Лычев: Чанов, куда ты все время пропадаешь? Что сказал Сергеев?
Пауза 09 сек.
Ак. Ч.: Что наш дорогой товарищ… Как бы поточнее сказать… Одним словом, он еще жив.
Лычев: Так за каким чертом ты мне звонишь? Пусть живет…
Пауза 06 сек.
Лычев: Да, рано ему еще умирать. Он должен еще пожить, понял? Головой отвечаешь, академик!
Пауза 12 сек.
Ак. Ч.: Но… А как долго ему надлежит еще пожить?
Лычев: Вплоть до соответствующего распоряжения партии и правительства.
– Я же предупреждал, нужны комплексные исследования! Необходимы усилия десятков научных коллективов самого разного профиля. А то, чем мы здесь занимаемся, это кустарщина! В конце концов, это настоящее преступление!
– Выбирайте выражения, профессор, – сухо произнес один из врачей, находившихся в палате Ермакова. Самого пациента не было, по распорядку ему полагалась получасовая прогулка. Пока Ермаков «гулял» в коридоре под присмотром трех охранников, вооруженных парализаторами, врачи собрались в палате на консилиум. Одного из психиатров с ними не было, он приглядывал за Ермаковым. Охране запретили вести переговоры между собой, сегодня пациент мог среагировать на любое услышанное слово, и трудно предугадать, какова будет его реакция. Причиной импровизированного совещания послужил чрезвычайный случай, в результате которого они едва не потеряли своего единственного пациента. Кроме профессора, в палате находились двое дежурных врачей и психиатр, который в ходе сеансов следил за показаниями приборов.
Генерал Ремезов перед отъездом определил жесткие сроки: через двое суток пациент должен находиться в полной готовности. Врачи пришли к выводу, что у них нет иного выхода, как увеличить количество сеансов вдвое. Арзамасцев высказал опасение, что сердце пациента не выдержит такой нагрузки. В итоге между ними разгорелся спор. Дежурные врачи настаивали, что причиной ЧП послужили изъяны в качестве последней партии препарата «Зеро». Арзамасцев горячился, доказывая, что препарат получился чистым, а причина ЧП, скорее всего, кроется в передозировке. К проведению сеансов профессор не был допущен, но определенное представление о назначении этой «клиники» у него успело сложиться давно.
– Где гарантия, что во время наркогипноза вы не переступили допустимую грань? – спросил он у психиатра. – Скажите, чем вы занимались во время последнего сеанса? Я уверен, истинная причина случившегося кроется именно здесь.
Психиатр пожал плечами и оставил вопрос без ответа.
– Вы попытались смоделировать для него экстремальную ситуацию, и его сердечно-сосудистая система, пусть даже очень короткое время, работала в сверхнапряженном режиме. Так?
– Вам хорошо известен существующий здесь порядок, – нахмурился психиатр. – Профессор, я не могу ответить на ваш вопрос. Но если хотите знать мое мнение, причину кризиса надо искать не в чистоте препарата или неправильной дозировке и даже не в каких-то запредельных нагрузках во время сеанса, поскольку таковых не было…
Он ненадолго задумался и пожал плечами.
– Даже не знаю, что сказать. Мы впервые сталкиваемся с подобным случаем.
– Вот видите, – недовольно посмотрел на него профессор. – У нас что ни день, то появляются новые вопросы, на которые мы не можем найти правильного ответа. Я считаю, нужно немедленно прекратить практические опыты и заняться теоретическими исследованиями.
Психиатр многозначительно посмотрел на своих коллег и мрачно заметил:
– Мне очень жаль, но сейчас мы не можем пойти на это.
– Да поймите же вы, наконец, – повысил голос Арзамасцев, – мой препарат не предназначен для подобных экспериментов. У него совсем другое назначение. Это все равно что… Я даже не знаю, как объяснить. К примеру, вам нужно снести старый дом, а вы вместо обычной взрывчатки используете мегатонную атомную бомбу. Понимаете, что я хочу этим сказать?
– Мы все понимаем, – сухо сказал психиатр. – Профессор, вы опять взялись за старое? Мало вам прежних неприятностей?
– Ни черта вы не понимаете! – возмущенно произнес Арзамасцев. – Потому что я и сам еще толком не успел разобраться, что же я изобрел.
Он показал на пустующую койку.
– То, чем мы здесь занимаемся, это чистой воды преступление! Все мы здесь преступники, вот что я думаю по этому поводу!
– Но, профессор…
– Вы мне лучше скажите, – перебил его Арзамасцев, – где те люди, что прошли через эту палату? Я вас спрашиваю, где они?
– Вам это прекрасно известно, – вступил в разговор второй врач. – Все они государственные преступники, совершившие тяжкие злодеяния. Приговорены к смертной казни и добровольно, повторяю, добровольно согласились помочь советской медицине. Вам же показывали бумаги, собственноручно написанные этими людьми. Так что я не вижу здесь ничего противозаконного…
– А я вижу! – процедил сквозь зубы Арзамасцев. – Скажите, чем мы отличаемся от всех этих эсэсовских подонков-врачей, которые проводили опыты на живых людях? Их подопечные также считались преступниками, и нацисты заменили им газовую камеру на хирургический скальпель…
– Все, прекращаем этот разговор, – резко скомандовал психиатр. – Нам не нужны неприятности, особенно сегодня.
Он бросил взгляд на наручные часы.
– Прошу всех соблюдать осторожность, сейчас войдет пациент. Когда я введу ему препарат, все могут быть свободны. А до тех пор прошу всех находиться на своих местах и соблюдать полную тишину.
Резко щелкнул запирающий механизм, и дверь медленно открылась. В палату вошел один из охранников и занял позицию у двери. Вслед за ним в проеме показался пациент. Его голова была высоко поднята, а глаза невидяще смотрели прямо перед собой.
– Стой! – громко скомандовал Арзамасцев.
– Вы с ума сошли, профессор, – зашипел психиатр, но Арзамасцев продолжил повелительным тоном:
– Тебя зовут Ермаков?
– Немедленно прекратите! – послышался из коридора голос другого психиатра. – Да втолкните же вы его в палату!
В глазах пациента что-то промелькнуло и он едва заметно кивнул. Охранник тем временем растерянно крутил головой и не знал, что ему предпринять. Сложилась нештатная ситуация, но в палате находились врачи, и охранник ждал, что от кого-либо из них вот-вот поступит конкретная команда. А пока его рука сжимала пистолет, направленный в грудь Ермакову, а палец лежал на курке.
– Ермаков! – громко произнес профессор. Он выдержал секундную паузу и резко выдохнул:
– Бей! Бей их, Ермаков!!!
– Чего же ты ждешь? – закричал психиатр. Охранник уже собрался нажать на курок, когда поступила новая команда:
– Стреляй в профессора, идиот!
Он увидел, что находится не в тоннеле, а в просторной голубой комнате. Голос Господа звучал совсем по-другому. Его словно что-то ударило, и он вспомнил. Вспомнил, что имя его – Ермаков. Нет, он – Ангел. Нет, он – Ермаков, а Ангел рядом, его двойник, его тень.
– Ермаков, это тебя, – процедил сквозь зубы Ангел, когда послышалось – «Стой!». Голос Господа тоже раздваивался, растраивался, звучал словно эхо.
Ангел засомневался, что перед ним сам Господь. В его представлении Бог был бескрайним космосом, черной бездной, снежновершинной горой, но никак не обычным человеком в белом халате. Только взгляд у него был как у Господа – суровый и повелительный.
– Ермаков, это тебя, – повторил Ангел.
Они оба вздрогнули от неожиданности, когда Господь подал новую команду «Бей!».
– Нет, Ангел, это тебя, – быстро сказал Ермаков. – Бей, чего же ты ждешь? Посмотри, они целятся в Господа!