«Страх застигнутой врасплох лани вызывает ярость у хищника больше, чем одолевающий его голод, — философски подумала Джин. — Он, конечно, сразу увидел страх в поведении и глазах Милисы. Они все там у Мустафы боялись Логинова, к тому же он был пьян, как говорил Шаукат, а алкоголь, как известно, развязывает животные инстинкты. Впрочем, раз Логинова боятся даже члены семейства аль-Асадов, чего уж говорить о несчастной беженке из Румынии».
— Я хочу пригласить вас к себе вечером, — продолжил Борис. — Просто познакомиться поближе. Вы приедете? Если да, то я мигом пришлю за вами машину, — с видимым любопытством добавил он.
— Я не могу обещать. В резиденции меня ждет тяжело больной человек. Кроме того, я должна наблюдать за тем, как поправляется генерал Шаукат. Все будет зависеть от их здоровья, — ответила Джин, особо не задумываясь.
Борис вновь несколько мгновений молча смотрел на молодую женщину. Темно-серые, по-славянски широкие, для мужчины скорее красивые глаза, выделялись на волевом, загорелом лице. Никакого хитроватого прищура, затаенной злобы — взгляд прямой и проницательный. Борис Логинов не боялся смотреть в глаза, и, похоже, она все-таки погорячилась с выводами, посчитав его трусом. Нет, трусом Логинов не был. Совершенно точно. Скорее как раз напротив, смел до остервенения. Ни в чем не зная меры, он походил на многих русских. Ни в ненависти, ни в ярости, ни, возможно, в любви. От последней промелькнувшей мысли Джин стало не по себе, и она даже поежилась. Джин так же молча смотрела на мужчину и не отводила взгляда. Зачем? Молодая женщина не боялась Логинова и не хотела прятаться за чью-либо спину. Машина сделала поворот, повернула еще раз и остановилась.
— Приехали. Резиденция аль-Асадов, — негромко сказал Борис, продолжая смотреть на Джин.
— Спасибо, — ответила Джин, взялась за ручку двери и вышла из машины.
Борис Логинов проводил ее взглядом, и пока она еще не захлопнула дверь, сказал, показывая на водителя:
— Я пришлю машину. Леня приедет.
Джин ничего не ответила.
— Вы — госпожа Красовская? — спросил, подходя к Джин, высокий сирийский военный.
— Да, — кивнула она, взглянув на мужчину.
— Я — Милюк Раджахи, помощник госпожи аль-Асад, — представился он, добавив: — Мы ждем вас. Мне приказано выполнять все ваши распоряжения.
Красный БМВ за спиной Джин тронулся и отъехал. Молодая женщина спиной чувствовала взгляд Бориса из-за лобового стекла. Ей хотелось повернуться и взглянуть на него, но она заставила себя не делать этого. Сейчас Джин рассуждала о Логинове уже не столь категорично. Русский полковник зацепил ее, причем больше, чем она ожидала, и она понимала ошибочность своего первого впечатления. Хотя… Нужно ли Джин еще глубже вникать в изучение мотивов поведения Логинова? Безопаснее держаться подальше. Русские, безусловно, способны впадать в необъяснимые крайности и поддаются эмоциям быстрее, чем доводам рассудка. Джин знала это и из великой русской классической литературы и по рассказам своей матери могла даже видеть на ее собственном примере. Несмотря на весь внешний лоск и сдержанность, приобретенные Натальей Голицыной за почти полвека жизни на Западе, ее сложный характер и рожденные им противоречивые поступки порой доставляли многочисленные трудности. Не только посторонние люди, но и самые близкие, даже отец и всезнающая бабушка, иногда с трудом могли общаться с Натальей. Эти противоречия диктовала, по догадкам Джин, скрытая червоточина, живущая в русской душе. Внутренний надлом, как считала, во всяком случае, сама Натали, произошел в тяжелый исторический момент, когда гордую и свободолюбивую нацию превратили татарами в племя рабов и усугубили столетиями крепостного права и поповщины. Такая особенность народа передавалась из поколения в поколение, и, судя по всему, чем ниже на социальной лестнице находились слои общества, из которых происходил человек, — а предки Логинова скорее всего были крепостными, — тем более дико проявлялись русские черты впоследствии. «По отцу у Логинова есть еврейская кровь. Все первые чекисты — евреи. Я вполне могу сочинять небылицы про Бориса. Или он пошел в мать?» — с сомнением размышляла Джин.
Едва Джин в сопровождении Милюка подошла к полукруглой террасе, увитой цветущими белыми розами, за которой находился вход в здание, из-за зеркальных дверей ей навстречу выскочила Снежана и радостно повисла на шее с криками:
— Привет! Тут лафа! Нас так приняли! Я уже наелась до отвала. Меня тут кормили все подряд.
— Как Милиса? — спросила Джин, с трудом покинув ее объятья.
Милюк чуть отстал, разговаривая по телефону.
— Ей отвели шикарную комнату, — ответила Снежана, вприпрыжку поднимаясь по ступеням, Джин шла за ней. — Там напичкано всякой аппаратуры, но я ничего не трогала. Кала при ней, как водится. Ее, кстати, заставили снять дурацкие занавески. Сказали, если хочет здесь находиться, то пусть снимает, ведь так в резиденции ходить нельзя. Я думаю, они боятся, вдруг она что-то вынесет под паранджой, но Кала сообразительная. Лучше уж покушать всласть, чем за тряпки свои цепляться. Короче говоря, согласилась, — засмеялась Снежана. — Мы ничего не трогали, все оставили до твоего приезда. Мы-то кто в данной ситуации? Ослы. Нас лучше близко не подпускать, только если под твоим руководством. Абдулла мой удивился такой роскоши, но поделом ему, — проговорила девушка, весело повернувшись на одной ноге. — Он считал себя царем и богом, дескать, я без него никуда, а тут он мне не нужен. Еще будет мне свидания назначать, а я ему скажу: «Пошел вон!» Про Мустафу и говорить нечего, — она прижала пальцы к губам, чтобы громко не смеяться. — Он как слег тогда, так и не встает. Сердечный приступ, представляешь? Перегрелся, одним словом, а тут еще такие переживания. Всем теперь его помощник заправляет, Абан, но с ним куда проще. Я Светке еще раз звонила, — Снежана подскочила и шепнула Джин на ухо, — так она мне все про какого-то мужика вкручивает. Я не понимаю, чего за мужик? Получается, твой?
— Потом поговорим, — остановила ее Джин, заметив вблизи Милюка.
— Звонила госпожа аль-Асад. Спрашивала, доехали ли вы. Я рассказал о вашем благополучном прибытии, госпожа. Госпожа аль-Асад приказала предоставить вам комнату для отдыха и прохладительные напитки. Если желаете, легкие закуски накрыты в столовой, — с долей подобострастия сообщил он.
Джин удивилась такой любезности и вежливо ответила:
— Благодарю вас, но сначала я хочу пройти к больной.
— Хорошо. Прошу за мной, госпожа, — торжественно произнес Милюк и направился в холл.
Они прошли по отделанному розовым мрамором залу, украшенному бронзовыми напольными вазами в древнеарабском стиле, на которых павлиньи перья чередовались с живыми розами и лилиями, поднялись по широкой лестнице на второй этаж, миновали несколько гостиных, выстеленных коврами и обставленных мягкой мебелью с невероятным обилием подушек. Все на восточный манер. Наконец, попав в узкий коридор, перешли во флигель. Милюк остановился перед дверью, сделанной из непрозрачного белого стекла, и осторожно ее приоткрыл.
— Пожалуйста, сюда, госпожа, — пригласил он Джин. — Здесь приготовлена палата. Ваша комната дальше, вторая дверь справа, — объяснил он, указывая в направлении номера, — там душ, ванная. Госпожа аль-Асад также распорядилась приготовить вам одежду на смену. Вы выберете любую. Там есть небольшая кухня с кофеваркой и тостером. Вы сможете перекусить, не дожидаясь общего обеда. В конце коридора — выход в сад. Вы можете прогуливаться, когда вам вздумается. Для ваших помощниц приготовлена комната напротив. Одна на двоих, она несколько скромнее, — как будто извиняющимся тоном заметил Милюк.
— Нам и так хорошо. Все лучше, чем у Мустафы, где не пернешь без его разрешения, — брякнула Снежана, поэтому Джин пришлось тихонько подтолкнуть ее в бок.
— Простите, — сказала Снежана, снова прижимая пальцы к губам.
— Спасибо, Милюк, я все поняла. Передайте госпоже аль-Асад от меня самую искреннюю благодарность, — улыбнулась Джин, входя в палату.
— Вы сможете сделать это сами. Госпожа аль-Асад приедет сюда в конце дня, навестить вас и больную. Она может остаться на ночь, если у ее супруга не будет ухудшений, — сообщил мужчина.
— Надеюсь, не будет, если начальник госпиталя все сделает, как положено, а он точно справится чужим умом. Кстати, — Джин посмотрела на часы. — Будьте так любезны, Милюк, позвоните через сорок минут в госпиталь и напомните об уколах, — ответила Джин.
— Хорошо, госпожа, обязательно. Вам нужна еще какая-то помощь? — спросил Милюк.
— Я сразу не могу сказать. Мне надо ознакомиться с медикаментами и аппаратурой, — задумчиво произнесла молодая женщина.
— Тогда вот здесь телефон. Вы можете вызвать меня по нему. Ничего набирать не надо, просто снимите трубку и говорите, — показал Милюк на аппарат в углу комнаты на столике.
