Он еще раз махнул рукой с газетой и, задержавшись на несколько секунд, чтобы удовлетворить вопящих фотокорреспондентов, вошел в дом и плотно закрыл за собой дверь.
К вечеру понедельника Матти пришлось задуматься, не слишком ли она поспешила с уходом из редакции. Выскочив из кабинета Престона, Матти убедила себя в том, что тем самым разрешила все свои личные и профессиональные проблемы: теперь у нее не было ни Краевского, ни Престона, и она могла полностью сконцентрировать свое внимание на работе со статьей. Но теперь уверенность ее поколебалась. Она провела в одиночестве выходные дни, пытаясь определить, в какой из газет ей хотелось бы работать, и, занимаясь этим, быстро поняла, что ни в одной из них не было того, на что она, собственно, надеялась — вакансии в отделе внутренней политики, которую она могла бы заполнить. Для газетного мира характерна высокая степень конкуренции, и хотя Матти обладала молодой энергией и немалым талантом, но она только что выбросила свой послужной список, которому большинство редакторов при найме новых работников придают важнейшее значение.
Она сделала много телефонных звонков, но ее не торопились приглашать на беседу. Через некоторое время Матти поняла, что кто-то активно распространяет слух, будто она расплакалась и выбежала из кабинета, когда Престон выразил сомнение в точности оценок, содержавшихся в ее очередной статье, а дамская истеричность никогда не ценилась в редакторском, в подавляющем большинстве своем мужском, кругу. Ее настроение отнюдь не улучшило сообщение, что Английский банк резко повысил процентные ставки, чтобы защитить, пока не избран новый премьер-министр, фунт стерлингов от спекулятивных махинаций. В свою очередь, строительные фирмы пригрозили поднять ставки процентов по закладным, и она осознала, что, собственно, не сможет расплатиться по ним. Ей приходилось с трудом выкручиваться даже при регулярном жалованье. Без него это просто невозможно.
И она была одинока. Ее постель вновь стала холодной, как Антарктика, где хорошо только пингвинам. Но расследование продолжало владеть ее мыслями, спасая от смятения и отчаяния. Последняя редакционная статья в «Телеграф» дала этой работе новый поворот. Все утро она смотрела телевизионные программы новостей, одну за другой. Главное внимание все они уделяли обсуждению того, будет ли баллотироваться Урхарт, и все с разной степенью подробностей рассказывали аудитории, чем занимается Главный Кнут и кто, собственно, такой Урхарт.
Ей было необходимо поделиться с кем-то своими соображениями, разобраться в новой ситуации. Вскоре уже стояла на деревянной платформе, покачивавшейся на приливных волнах Темзы, у вокзала «Чаринг кросс». Спустя несколько минут она увидела служебное речное такси, перевозившее сотрудников газеты «Телеграф» между расположенной ниже по течению ее типографией и центральной частью столицы.
Как она и надеялась, с катера сошел Краевский. Увидев ее стоявшей на пирсе, он молча принял молчаливое предложение пройтись.
Был сухой и безоблачный ноябрьский вечер. Застегнувшись на все пуговицы и подняв воротники, они молча побрели по набережной, вместе с ней огибая те места, где речной берег делал свои резкие повороты, и направляясь к залитым электрическим светом Залу фестивалей и видневшимся за ним зданиям парламента с его башней Биг Бена. Прошло некоторое время, прежде чем он нарушил молчание. Никаких вопросов по поводу той ночи, решил он. Он догадывался, что у нее сейчас на уме.
— Так как тебе это нравится? Что ты об этом думаешь? — спросил он.
Она смущенно улыбнулась, оценив его чуткость и то, что он не потребовал никаких объяснений, которые она не хотела — или не могла? — ему дать.
— Это удивительно. Как они стараются создать ему имидж мессии, который мчится галопом на коне, спеша спасти страну. Зачем это понадобилось Греву?
— Не знаю. Вчера поздно вечером он влетел в офис, вывернул наизнанку газету и вынул из кармана новую передовую редакционную статью. Ни предупреждений, ни объяснений. А сколько шума она наделала. Может быть, это и правильно?
Матти покачала головой.
— Это не он. Надо иметь шарики в голове и волю, чтобы вот так, резко, развернуть газету в другом направлении. Это не его решение. Его могли принять лишь в одном месте — за столом нашего… вашего любимого владельца газеты — мистера Лэндлесса. До этого он тоже решительно вмешался, чтобы сбросить Коллинриджа, а теперь старается вручить его корону кому-то другому.
Они шли по изгибающейся в этом месте дугой набережной реки, подкидывая ногами опавшие листья деревьев. Позади осталось массивное здание министерства обороны.
— Но почему Урхарт? Почему именно он?
— Понятия не имею, — созналась Матти. — Урхарта мало кто знает, несмотря на то что он провел в палате общин уже много лет. Он производит впечатление немного аристократичного, патрицианского деятеля старой школы. Держится обособленно, не в куче с другими своими коллегами, не окружен всеобщей любовью, друзей у него немного, но и ненависти он не вызывает, чтобы травить его так, как они поступили с Самюэлем. Никто толком не знает, каковы его действительные взгляды; будучи Главным Кнутом, он и не обязан был их высказывать.
Она повернулась к нему.
— А знаешь, он может проскользнуть мимо других, как тот, кого не любят меньше, чем других. Вполне возможно, что Лэндлесс поставил на победителя.
— Значит, ты думаешь, он выставит свою кандидатуру?
— Уверена в этом. Он уже давно, в июне, сказал мне, что будут перевыборы лидера партии и не исключил возможности своего участия в качестве одного из претендентов. Несомненно, он хочет стать лидером партии, и несомненно поэтому, что будет баллотироваться.
— Знаешь, у меня сложился сенсационный заголовок твоей статьи о нем: «Человек, который предвидел, что это будет.»
— Если бы только была газета, для которой я могла бы написать эту статью. — Матти печально улыбнулась.
Он остановился и посмотрел на нее, удивленный той ноткой сожаления и печали, которая послышалась ему в ее голосе.
— Любопытно, Грев отказывается печатать твою статью и тут же объявляет о поддержке его газетой Урхарта. Обезвреживает, так сказать, одну бомбу и тут же закладывает другую. Можно ли это расценивать как случайное совпадение?
— Я весь день думала об этом, — сказала она. — Простые объяснения усваиваются легче всего, и простейший факт в данном случае состоит в том, что Грев Престон — жалкая карикатура на редактора, ибо он постоянно дрожит, боясь сделать неверный шаг. Зная, что Лэндлесс собирается бросить на ринг шляпу Урхарта, он просто не посмел расстроить планы своего хозяина. Думаю, моя статья была слишком горяча, чтобы он мог ее использовать.
— Так ты думаешь, что за всем этим стоит Лэндлесс?
— Вполне возможно. Он, конечно, обрадовался, когда объявили о предстоящих выборах лидера партии, но не он один — этому порадовались и многие другие. Примерно через неделю после парламентских выборов Урхарт рассказывал о соперничестве и общем недовольстве среди членов правительства. Кто бы ни раздувал этот пожар, его очень трудно вычислить, поскольку выбирать приходится среди всех членов кабинета плюс Лэндлесс. И все же я его найду.
— Но как это сделать, не работая в газете?
— Престон проявил глупость, настояв на том, что по контракту я еще три месяца должна быть сотрудником редакции «Телеграф». О'кей! Они могут не печатать мою статью, но я продолжаю оставаться журналистом, следовательно, продолжаю иметь право задавать вопросы. Если правда хотя бы наполовину такова, какой я ее вижу, то статья о ней все равно будет стоить того, чтобы ее напечатали и через три месяца, и через три года. Они не могут запереть правду навсегда. Я, Джонни, может быть, и потеряла свою работу, но не утратила любознательности.
А как насчет твоего чувства долга? — спросил он ее мысленно.
— Ты не согласился бы побыть моим шпионом в редакции, чтобы я могла знать о том, что будет затевать этот ублюдок Лэндлесс?
Он кивнул, невольно возмущаясь той бесцеремонностью, с которой она им пользовалась.
— Спасибо, Джонни! — прошептала она, крепко пожала ему руку и скрылась в ночи.
В новостях следующего дня главное место по-прежнему отводилось пересудам и предположениям в связи с одним и тем же вопросом — будет ли баллотироваться Урхарт. Средства массовой информации так себя взвинтили, что, если бы он отказался от обещания, они почувствовали бы себя жестоко обманутыми. Было уже три часа дня, а Урхарт все еще не принял никакого решения. К тому времени и Матти порядком устала от долгого ожидания. Ждала она, однако, не Урхарта, а О'Нейла. Уже целые полчаса сидела она в его офисе, и с каждой следующей минутой ожидания нетерпение ее усиливалось и росло раздражение.
