- Бросай оружие и ложись! Руки за голову и не двигаться!
Те бандиты, которые еще не успели бросить оружие, тут же его побросали. За все то время, пока длилась стрельба, ошеломленные происходящим бандиты в большинстве своем не сделали ни одного выстрела или же стреляли куда попало, поскольку от ужаса были не в состоянии ни разглядеть противника, ни прицелиться. За несколько минут боя из них уцелело меньше половины. Эти уцелевшие распластались на залитой кровью, усыпанной гильзами и каменной крошкой мостовой и после всего пережитого ощущали только облегчение. Уткнувшись носами в асфальт, они слышали, как звенят гильзы и хрустит битое стекло под ногами победителей, собиравших брошенное оружие. Мало-помалу оправляясь от шока, Акула подумал, что все могло бы обернуться и хуже - его могли просто пристрелить на месте, как Чуму. "Жадность фраера сгубила,- подумал он.
- Надо было брать бабки, которые нашли, и линять, а не корячиться с этим сейфом". Акула уже успел забыть о том, что именно он яростнее всех требовал увезти сейфы,называя при этом обнаруженные рубли "мелочевкой". Впрочем, с ним уже не могло произойти ничего хуже того, что произошло с Чумой, и потому Акула почти успокоился. Косясь вверх из-под сложенных на затылке рук, он увидел плотного мужчину лет сорока, в новенькой камуфляжной форме без знаков различия, но с ослепительно-белым подворотничком, внимательно осматривавшего поле боя. "Командир ихний, наверно",- определил Акула по повадке и по тому, что из оружия мужчина имел только кобуру на поясе. Командир вполголоса отдавал своим людям какие-то распоряжения, затем подошел к охранникам, стоявшим кучкой у грузовика, и некоторое время поговорил с ними. Его чисто выбритое худощавое лицо с жесткими скулами и упрямым подбородком оставалось совершенно спокойным, однако Акулу почему-то начала одолевать тревога. Человек в камуфляже посмотрел на него, и Акула в страхе тотчас отвел глаза, уткнувшись носом в мостовую. Он услышал рядом какой-то шорох, тихий звон стреляных гильз и догадался, что это сволакивают в сторону покойников. Через некоторое время послышалась негромкая команда:
- Этих двоих кончайте. Вон у той стенки.
Превозмогая стах, Акула приподнял голову. Он увидел, что двое крепких парней в камуфляже из груды тел, скопившейся на пороге банка, подняли двух раненых. Один был ранен в грудь и, находясь в полубессознательном состоянии, только стонал, пуская кровавые пузыри. Второй, с простреленной ногой, вяло сопротивлялся, однако его все же подняли под мышки и быстро потащили через улицу. Поджимая здоровую ногу, он заставлял волочить себя по мостовой, но это ему не помогло - его все же доволокли до стены старинного дома напротив с высоким первым этажом, и он мешком повалился на асфальт, притворяясь умирающим. Второму раненому не надо было притворяться - стоило его отпустить, как он тут же сполз по стене наземь и застыл, прислонившись к стене спиной и свесив голову на грудь. Люди в камуфляже отошли на несколько шагов и вскинули автоматы. Бандит, раненный в ногу, завопил от ужаса, но отрывисто щелкнули короткие очереди, и вопль оборвался. Тела у стены вздрогнули, словно от удара бичом, и затем замерли: одно - растянувшись ничком, второе - по-прежнему в сидячем положении, привалившись спиной к стене. Охранники со страхом глядели на происходящее - похоже, они никак не ожидали, что порядок будет утверждаться такими методами. Командир между тем расхаживал вокруг сейфа, погруженный в какие-то размышления, и лишь мимоходом приказал:
- Давайте следующих.
С мостовой подняли и потащили к стене еще двух бандитов. Те, видимо, не вполне понимали, что им предстоит, и не сопротивлялись. Четверо людей в камуфляже толкнули их к стене, другие двое, стоявшие поодаль, вскинули автоматы, и вновь коротко щелкнули очереди. Оба бандита, как бревна, тяжело повалились на тротуар. Акула увидел, что два автоматчика, не дожидаясь команды, направляются к нему, и с криком ужаса вскочил на ноги. Он не видел стоявшего в двух шагах от него человека с автоматом наизготовку. Раздался выстрел, от головы Акулы полетели в разные стороны кровавые брызги, и тело бандита, все обмякнув и съежившись, рухнуло на колени и затем неловко ткнулось ничком в асфальт. Оставшиеся трое бандитов, парализованные ужасом, не сопротивлялись - лишь один косноязычно молил о пощаде. Их расстреляли быстро и без всяких осложнений. Командир, капитан Неустроев, ткнул пальцем в грудь начальника смены охранников:
- Остаетесь за старшего. Я пришлю грузовик и людей - погрузите трупы в машину и отправите на ту сторону Кольца. Пускай бандитов хоронит правительство, раз оно их так любит, а нам здесь эпидемии ни к чему. Сейф отнесете обратно в банк, и мои люди его вскроют - все необходимое я пришлю. После того, как ценности вывезут, можете быть свободны, но оставайтесь в помещении банка - будете охранять его, а также и всю улицу от возможных грабежей и мародерства. Ваши ружья вам оставят. Пытаться уйти не советую - скорее всего погибнете. Питанием вас обеспечат. Вопросы есть?
- Никак нет,- почему-то по-военному ответил охранник.
Ведущий корреспондент французской телерадиокомпании "Антенн-2" Франсуа Тавернье стоял у окна корпункта и вглядывался в бинокль в расстилавшуюся перед ним панораму центра Москвы. Корпункт совсем недавно переехал в новое помещение - на десятый этаж нового кирпичного здания на Садовом кольце, но с внешней его стороны. Никто не мог предполагать, что последнее обстоятельство вскоре приобретет столь важное значение: находись офис внутри Кольца, мятежники вполне могли бы приспособить его под наблюдательный пункт или пулеметную точку, и о регулярной связи с внешним миром можно было бы забыть. Теперь же все каналы связи работали исправно, несмотря на те необъяснимые события, которые происходили в русской столице. За несколько последних лет Тавернье пережил несколько огромных журналистских удач - удач планетарного масштаба, если судить по количеству телекомпаний и газет, купивших его материалы. Он, разумеется, мог бы и уйти на покой, и получить высокооплачиваемую работу, не требовавшую выездов из Парижа, однако ни то, ни другое его не прельщало. Несмотря на всю его уравновешенность и положительность, его трудолюбие заключало в себе элемент авантюризма, не позволявший ему мирно пожинать плоды былых успехов. Кроме того, Тавернье в глубине души отдавал себе отчет в том, что все его победы явились результатом везения, позволившего ему совершенно случайно познакомиться в разрушенном Бейруте с человеком по имени Виктор Корсаков. Все подлинно сенсационные материалы, обладателем которых затем становился Тавернье, были либо прямо предоставлены этим странным человеком, либо явились плодом сотрудничества с ним. Понимание данного обстоятельства несколько задевало самолюбие журналиста, хотя он и напоминал себе о том, что в их деле удача не приходит случайно. Кроме всего прочего, Виктор Корсаков дважды спасал Тавернье жизнь, и в результате его образ занял в сознании журналиста одно из центральных мест. Тавернье не мог не уважать этого человека, но в то же время мысленно постоянно спорил с ним и был бы рад, если бы люди, подобные Корсакову, постепенно исчезли с лица Земли, как динозавры. Личность Корсакова во многом так и осталась загадкой для журналиста, и отчасти желание найти ключ к душе человека, сыгравшего такую роль в его жизни, и заставило Тавернье ухватиться за возможность поработать в Москве. Он чувствовал, как много значит для Корсакова Родина, хотя сам Корсаков России никогда не видел - во всяком случае, до того момента, когда он отправился в Иран и окончательно исчез из поля зрения Тавернье. Сам Тавернье смолоду интересовался Россией и русской культурой - во многом благодаря его обширным знакомствам в русских эмигрантских кругах, где ему довелось встретить немало выдающихся личностей. Однако подлинный толчок этому интересу дало знакомство с Виктором Корсаковым - человеком, не внесшим ничего в развитие цивилизации, человеком, профессией которого являлась война и который зло высмеивал пацифистские воззрения Тавернье. В результате общения с русскими эмигрантами журналист уже говорил немного по-русски, но в последние годы начал серьезно изучать русский язык, читать русские книги, смотреть фильмы и театральные постановки на русском языке. Свойственные Тавернье упорство и прилежание позволили ему добиться немалых успехов, и теперь он чувствовал себя в русскоязычной среде достаточно уверенно. Впрочем, не менее уверенно чувствовал себя в Москве и его друг и оператор Шарль, говоривший по-русски из рук вон плохо. Однако Шарль с его невероятной общительностью, доброжелательностью и умением употреблять спиртное в неограниченных количествах всюду чувствовал себя как дома и всюду приходился ко двору. Тавернье же в России не покидало ощущение, что, несмотря на его познания в русском языке, и он не до конца понимает русских, и русские не до конца его понимают. Впрочем, на его работе по сбору, анализу и передаче информации это ощущение не отражалось, и в Париже им были довольны. Теперь же, когда Тавернье услышал утром по радио передаваемое мятежниками обращение к народу, Тавернье понял, что журналистская удача его не покинула: не часто удается журналисту оказаться в эпицентре подобных судьбоносных событий. И вновь эта удача оказалась связана с Корсаковым,- ведь именно под влиянием личности Корсакова Тавернье избрал местом работы Россию.
