– Где это?
– На Мадагаскаре!..
Или:
– Есть небольшой остров на Сейшелах, купить?
Жора злился:
– Откуда мне знать?!
– Хорошо, я подумаю. Ну, пока…
Жора злился:
– Этого засранца совсем не волнует наша Пирамида. Но он без труда скоро купит пирамиду Хеопса…
– Какая ваша Пирамида? – спрашивает Лена.
– Я расскажу, – говорю я, – потом расскажу.
У нас не все ладилось, как же без этого! Но мы были ко всему готовы. Главная же трудность, с которой мы не могли справиться, состояла том, что мы топтались на месте. Это был творческий кризис, глубочайший застой, коллапс и запор. Мы, как загнанные кони, упали на колени, а затем и в яму, из которой не знали, как выбраться.
Эта суета с омолаживанием и борьба с чужими лысинами не сулила золотых гор, хоть и была предприятием достаточно прибыльным, чтобы нам безбедно существовать. Жора был далек от желания на этом разбогатеть, но и мысль о том, чтобы жить впроголодь, его не веселила. Хорошая научная идея его соблазняла гораздо больше и задорнее, чем возможность по крупице накапливать деньги. Да, он легко мог расстаться с миллионами, но проблема выбора галстука для него была просто неразрешима. Мы, слава Богу, пережили испытание бедностью. Не бедностью – нищетой! И вернулись к своим баранам…
– Слушай, – однажды воскликнул Жора, – почему бы нам не смотаться в Египет! Мы тут строим-строим свою Пирамиду, а в глаза не видели тех, что живут уже тыщи лет!
Он так и сказал: «живут»!
– Там же настоящие пирамиды, первое чудо света! Я уверен, что у них еще можно кое-что выпытать о вечной жизни.
Мне понравился его взгляд на пирамиды. Выпытывать ведь можно только у живых.
– Они столько повидали на своем веку, что такое никому и не снилось.
Идея была прекрасной. В самом деле: строить Пирамиду жизни, не спросив совета у пирамиды Хеопса или пирамиды Хефрена, было бы, по крайней мере, бестактно. Почитание предков – основа основ благой жизни. Сирия, Ирак, Палестина, Египет… Здесь зарождалась жизнь. Здесь колыбель и истоки цивилизаций. Да, было бы неосмотрительно и далеко неумно начинать свою стройку без того, чтобы не подпитаться опытом древних зодчих и сотен тысяч рабов, силой своего ума и собственных рук тащивших по горячим пескам каменные монолиты, аккуратненько складывая их одного на другой, выверяя градус наклона, с филигранной точностью подгоняя каждый дюйм, каждую меру. Чужой опыт – награда за победу над собственной гордыней…
Мы прилетели в Каир рано утром…
– Только ты тут не лазай по этим горам, – сказал Жора, кивнув на пирамиды, – и не корми сфинкса с руки, это опасно.
И в тот же день он забрался на пирамиду Хеопса. Нужно было видеть, как он лез, покоряя глыбу за глыбой, ступень за ступенью… Альпинист! Скалолаз!
– Ты не лезешь со мной? – спросил он, оглянувшись.
Я пожал плечами.
– Это никогда не повторится, – крикнул он и ухватился за очередной выступ.
Чем выше он поднимался, тем чаше отдыхал. Смеркалось. Когда, наконец, ему покорилась вершина, было уже темно. Даже в свете полной луны я едва мог рассмотреть его черный силуэт на фоне темно-синего неба. Было безлюдно и тихо, как в могиле. Жутко и холодно.
– Давай лезь, – расслышал я, – не пожалеешь.
Света луны и подсветки сфинкса было явно недостаточно, чтобы я осмелился подняться хотя бы на первую глыбу. Я не знал, что мне делать. Теперь спускаться с вершины было не менее опасно, чем подниматься. Что предпримет Жора? Не будет же он там ночевать? Я замерз.
– Я остаюсь, – крикнул он, – здесь есть небольшая площадка. Я буду здесь ночевать.
Это целая история… Я еще расскажу об этом. Мы таскались от пирамиды к пирамиде, залезали на них, забирались внутрь, бродили и ползали по разным ходам и всматривались в настенные надписи…
– Вы могли там случайно встретить и Тину? – спрашивает Лена.
– Она тогда ещё не родилась, – смеюсь я.
Мы целых две недели жили в пирамидах… Там же, в Египте, Жора впервые произнес еще несколько новых фраз: «генная экология», «генный социум» и «генная власть», а вместе с ними и ставшую потом знаменитой – «власть гена». Всесильная власть гена! Эта фраза, ставшая вскоре крылатой, изменила представление людей о жизни, о мире, заставила их взглянуть на себя по-новому… Это была та точка опоры, тот Архимедов рычаг, с помощью которого Земля с головы встала на крепкие ноги. Для этого как раз оказалось достаточно силы гена.
В мире существуют не много источников мумифицированной кожи: Ленин в Москве, Пирогов под Винницей…
– Я знаю, что и Георгий Димитров, и Сталин…
– Чойбалсан, Готвальд…
– Хо Ши Мин, Ким Ир Сен…
– Да-да, а Линдон Бернхем, а Агостиньо Нето…
– Добавь к ним, – сказала Варя, – и Мао Цзэдуна, и Энвера Ходжу…
– Кто это? – спросил Вит.
– Кажется турок или албанец.
– А еще все египетские фараоны, – сказал Амер.
– Есть места древних захоронений, – сказала Нева, – о которых мы толком не знаем.
Все попытки оживить ДНК, добытую из тканей, подвергшихся обработке формалином, спиртами или другими гистологическими способами фиксации материала, нигде в мире не принесли желаемого результата. Оставалась надежда на мумию.
Я не знал, как обстояли дела с Пироговым, но можно было догадаться, что паломничество к нему уже началось. С фараонами тоже нужно было спешить. За те тысячи лет, которые прошли с момента их мумификации, варвары современности не раз надругались над останками египтян и растащили их по разным концам земли. Нужно было спешить, везде успевать. Ехать в Египет? Эта мысль торопила меня. Ленин – это хорошо. Пирогов – тоже славно. Но заполучить ДНК какого-нибудь Хеопса, Рамзеса или Аменхотепа было очень заманчиво. Эта мысль кружила мне голову, из нее вырастали крылья за моей спиной. Пирамиды, сфинкс, мумии… Есть, конечно, и Тибет, и Шамбала… Говорили, что где-то в горах, в недоступных пещерах в состоянии анабиоза лежат штабелями лучшие представители человечества, готовые тут же стать Адамами или Ноями нового рода людского в случае очередного всемирного потопа.
– И ты веришь всем этим россказням? – спрашивал меня Жора, когда речь заходила о сенсационных результатах какой-нибудь научной экспедиции или новой гипотезе какого-нибудь исследователя из Массачусетса, Гарварда или Сорбонны.
Я верил.
– Верить нужно тому, что можно увидеть собственными глазами, пощупать или попробовать на зуб.
– Каренчик рассказывал…
– Каренчик?! И ты веришь этому болтуну? Он же чистой воды хронофаг ! Балабол! Балаболка!.. Ты побольше слушай всяких там экстрасенсов. Их сейчас развелось… Как грязи. Определенно!
Для демонстрации веры Жора чаще всего использовал свои большие, крепкие как у коня белоснежные зубы. Одному ему было известно, как он отбеливал и растил этот жемчуг в пучине своего рта, но тот факт, что этим зубам завидовали писаные красавицы и красавцы, оставался незыблемым.
– Вот смотри…
Он добывал из глубин заднего кармана своих видавших виды потертых джинсов старинную изломанную, но отполированную до блеска золотую монету и, ощеряясь, как пес над костью, вгрызался в нее зубами.
– … это золото, – не разжимая челюстей, сипел он сквозь зубы и, делано выпучив от натуги глаза, пальцами гнул монету, а затем, тыча ее мне под нос, добавлял: – это золото. Ему более трех тысяч лет, подарок от Нефертити, не веришь?
Я верил. Этому нельзя было не верить.
Слушая Жору, все заглядывали ему в рот, который время от времени сыпал такими откровениями, что это приводило в восторг:
– А кстати говоря, ты знаешь, что ДНК вообще не земного происхождения? Энэлотики воруют наших женщин и с их помощью клонируют себя, пополняя человечество небесными генами. Так они хотят помочь человечеству стать совершенней. Ты это знаешь?
И тот, кому предназначалось это откровение, еще долго оставался в недоумении: откуда Жоре все это известно? Но никто об этом Жору не спрашивал.
Я тоже слышал о проделках энэлотиков, но знать этого не мог. Я не мог понять также, почему эта новость была кстати.
Он, смеясь, приставал с этим знанием и ко мне:
– Ты-то хоть знаешь?..
– Знаю, – сказал я, чтобы он отлип.
Жора пропустил мое «знаю» мимо ушей и продолжал:
– Теоретизирование всегда было, а сейчас и подавно является, прекрасным способом зарабатывать деньги собственной башкой. Но ты же знаешь крылатую фразу о том, что теория без практики мертва. Этот догмат хоть и мертв, но живуч. Покажи мне свое Царство небесное…
Жора подходил ко мне вплотную, заглядывал в глаза, как заглядывают в зрачки человека, перенесшего клиническую смерть, и продолжал наступать:
– Ну, покажи, покажи… И ты веришь этим россказням?!
Я верил. Я вполне мог допустить, что ДНК может храниться в клетках человека, помещенного в такие условия, при которых ее свойства сохраняются наилучшим образом длительные промежутки времени. Какие свойства? Те, что обеспечивают все проявления его жизни. Это как спора человека. Изучить эти условия, научиться управлять – было бы верхом желаний каждого исследователя.
