Он замолчал, не сводя с нас лукавого взгляда. Лицо Храповицкого окаменело. Он смотрел на генерала напряженным взглядом, сжав губы и раздувая ноздри. Я, кажется, начал догадываться, к чему вел Лихачев.
Генерал еще потянул. Он явно наслаждался этой сценой и не хотел сокращать своего удовольствия.
— А плывет совсем даже не губернатор, — с удовлетворением кивнул Лихачев. — Не губернатор. Нет. У него, поди, и катеров таких нема. Трехпалубных! Модных таких. За полтора миллиона долларов. Так что плывет никакой не губернатор. А плывет другой известный господин. Имени его я сейчас называть не буду. Чтобы, знаете, сплетником не выглядеть в ваших глазах. Я ведь, Владимир Леонидович, очень вашим мнением дорожу. Но звучное имя у этого господина, вы уж мне поверьте. И вот плывет этот господин. Собственной персоной. И сам рулит. В ярких плавках, в расстегнутом жилете, в черных очках. Загорелый. Красавец мужчина. Толпа девчонок, само собой. И охрана. Это на его катере. А на других катерах — вся его компания. Друзья, там, прихлебатели. Или как у вас они называются? Коллеги? Да, так вот, стало быть, коллеги. Тоже с дамами. Сошли всей гурьбой на берег и давай развлекаться! И на водных лыжах катались, и на этих, как их, скутерах спортивных! И шашлыки жарили. И в волейбол играли. И девчонки, перепившись, голые скакали. Какая картина! Вот бы мне хоть одним глазком увидать! — Он прикрыл веки и мечтательно покачал головой.
— Или нет! — вдруг решил он. — Лучше не надо! Пусть я никогда такого не увижу. А то еще умру от зависти. Или мучиться потом всю жизнь стану. Буду думать: везет же людям! А я, дурак старый, какой-то чепухой занимаюсь! Над бумажками сижу. Долги государству вышибаю. Да! А жизнь-то настоящая мимо проходит. Погуляли они, видать, на славу! Тут и музыка, и веселье! А эти несчастные бараны, вроде моей родственницы, которые в изысканное общество нашего знаменитого господина не приняты, сидели, значит, в брезентовых камерах и задыхались. Им наружу нельзя было. Чтобы они своим непотребным видом случайно праздник не испортили. Их охрана стерегла. И держали их там шесть часов. Шесть часов! Вы только вообразите, дорогой Владимир Леонидович! Вы же человек добрый, благотворительностью занимаетесь. На церковь жертвуете. Владыка наш вам медаль дал. Я в газетах читал. Не помню только, как называется. Я ведь, грешный, не больно религиозен. Что-то вроде «За заслуги перед Всевышним». И вот вы представьте эту картину, когда в другой раз с этой медалью к причастию пойдете. Несколько праздных господ с проститутками шашлыки жарят. Хохочут до упаду. А рядом сотня бедолаг изнывает! Жара, градусов сорок. А на солнце и того больше. В палатках этих вообще парилка. Дети плачут. Людям плохо. Кого-то тошнит, у кого-то давление скачет. Ладно, хоть оказался среди опричников один сердобольный, — генерал хмыкнул. — Спасибо ему. Низкий поклон. Разрешил народу по нужде в лесочек бегать. Тихонько так, чтобы господ не тревожить. Как вы это находите? А, Владимир Леонидович?
Храповицкий сидел как загипнотизированный, не в силах оторвать глаз от генерала. Непослушной рукой он нащупал на столе мою пачку сигарет и закурил. Видимо, забыл про свое намерение бросить.
— А почему вы решили, что это был именно я? — осведомился он хрипло.
— А я и не решал, — весело отозвался генерал. — Я точно знаю, кто там был. Я ведь потом проверил. В тот день девушки одной день рождения праздновали. Олеся ее зовут. Королькова фамилия. Ни о чем вам не говорит?
— Говорит, — с трудом произнес Храповицкий. — Только ведь я мог и не знать обо всем этом безобразии. Возможно, кто-то из охраны перестарался. Выслужиться решил.
— Так ведь ваши холуи вас копируют, Владимир Леонидович, — в той же ласковой интонации возразил генерал. — Не меня же!
Я вспомнил, что после той вечеринки Храповицкий два дня со мной не разговаривал. Не входя в число обожателей Олеси, я в последнюю минуту не поехал, послав охрану с подарком и сославшись на простуду. Мне, разумеется, никто тогда не поверил.
— Ваши сотрудники в нашем офисе тоже особой сдержанностью не отличались, — парировал Храповицкий.
— А это я им велел, — радостно подтвердил генерал. — Лично инструктировал. Мордой вашу охрану в пол клали? Клали? Вот и хорошо, — одобрил генерал. — Пусть ваши ребята поучатся, как себя вести. Это ведь не женщин с детьми пистолетами пугать.
— Спасибо за науку, — внес я свою лепту в этот тяжелый разговор.
— Всегда пожалуйста, — добродушно отозвался Лихачев. — Обращайтесь. А теперь я вам другой анекдот расскажу. Тоже смешной.
По тому, как он всем корпусом подался вперед и положил локти на стол, я понял, что вторая история будет под стать первой, совсем не смешной. И завозился. Генерал бросил на меня саркастический взгляд и улыбнулся.
— Да ты, никак, разволновался? — заботливо осведомился он. — Неприятно тебе, что ли, стало? Что ж в моих байках особенного? Образ жизни у вас такой. Тихий. Неприметный. О себе подумать некогда. Все о людях да о людях. Так о чем же я рассказать хотел?
Он задумчиво посмотрел в потолок, делая вид, что припоминает.
— Ах да! О женщинах. У нас же тут мужская компания. Все свои. Так что можем любые темы затрагивать. Включая самые деликатные. Вы, Владимир Леонидович, наверное, даже представить себе не можете, что некоторые отсталые от жизни мужчины вроде меня живут с одной женой. Ну, денег там им на две не хватает. Или, вы только вообразите, любовь у них случается. Не слышали про такое? Ну, неважно. На слово мне поверьте. Короче, факт остается фактом. Некоторые мужчины имеют по одной жене. С нею и живут. Да ну, безбожники, что с них взять! А другим современным мужчинам, очень даже религиозным, и с медалями, от такой жизни только утопиться. И они заводят себе разных подруг. Много. У некоторых столько, что и считать бесполезно. Собьешься.
Нет, вы не смейтесь! — воскликнул он, хотя Храповицкий и не думал смеяться. — Я правду говорю. Вот у моего знакомого, например, пять подруг. Одна другой краше. Как на подбор. С одной стороны — это очень хорошо. А с другой — не очень. Потому как, знаете ли, трудно им в жизни приходится. Тяжело. Страдают они. Магазинов-то с дорогой одеждой в нашем городе почему-то меньше, чем подруг у моего знакомого. И приходится, значит, всем его дамам в одних и тех же магазинах отовариваться. Что, согласитесь, не очень удобно. Можно одну и ту же шубу купить. Норковую. А кто-то подумает, что униформа. Вроде это мой знакомый их так одинаково одевает. Нарочно. Чтобы их с чужими не путали. Все поголовно в белых норковых шубах! Красиво, конечно. Но обидно. Но деваться им, бедняжкам, некуда. Да и продавщицы их там привечают, в дорогих-то магазинах. Все-таки почетные клиентки. Богатые. Заискивают продавщицы перед ними. А те, значит, перед продавщицами, в свою очередь, хвосты распускают. На чай, конечно, не дают. Нет. У вас, у богатых, с этим строго. Какой такой чай? Кофе пейте! Но в дружеские разговоры эти дамы вступают, чтобы дурех за прилавком растравить. Те-то о такой жизни только в журналах читали. Да и уровень у них, между нами говоря, примерно один и тот же. И у продавщиц, и у подруг. Кем они, эти красавицы, еще с год назад были? Теми же продавщицами. Ну секретаршами, в лучшем случае. Пока не встретили моего знакомого.
И вот в прошлом году одна из этих боевых подруг возвращается, допустим, с Сейшельских островов, где она с моим знакомым провела незабываемую неделю. И тут же мчится в магазин. Надо же кому-то хвастать!
А кому, как не продавщицам? И вот она им рассказывает. И какой у них был роскошный дворец, и пляж отдельный, и обслуга — короче, все, о чем даже в журналах не пишут. Ну, девки, конечно, рты пооткрывали. Ах! Подумать только! Ну, и утерлись, само собой. Их-то никто не берет в такие поездки. Вы вот, кстати, человек строгих моральных правил, ничего себе не позволяете. Монах буквально. А жаль. Я бы вам адресочек магазина подкинул. Глядишь, и осчастливили бы кого-нибудь на досуге. Да. А некоторое время спустя приходит в тот же магазин другая подруга того же самого моего знакомого. Не помню, как зовут. Ну, допустим, Оля. Не Оля, конечно, но я для простоты буду ее Олей называть. Или, если хотите, Мариной. Хотите?
Судя по тому, как поморщился Храповицкий, он не хотел, чтобы генерал называл героиню своего рассказа Мариной. Генерал сделал вид, что не заметил этого.
— И начинает уже эта Оля, она же Марина, делиться своими наболевшими проблемами, — продолжал он. — Дескать, жизнь тяжелая. Вот не знаю, куда поехать отдыхать с любимым. И там была, и там была. Все надоело. Нет мне счастья. А девки-то знать не знают, кто у нее любимый. Понимают, что из крутых, а кто именно — им и невдомек. Видать, меньше они с этой Олей были знакомы, чем с другой. С товаркой ее, так сказать, по гарему. И они ей от всей души выкладывают. А вот была тут у нас подруга такого-то. Я имя, само собой, опять не называю, из деликатности. Так-то вот ее кличут, на такой-то машине ездит. Очень хвалила Сейшелы. Она оттуда только прилетела. Со своим, значит, сердечным другом. По фамилии такой-то. Оля эта мигом с лица спала. Шмотки на пол побросала, обозвала их по-нехорошему и убежала. Девки тут, конечно, спохватились, что лишнего сболтнули, да уж поздно было. И то правильно. Нельзя все подряд болтать! — Он наставительно поднял указательный палец. — Нельзя! Да. А уж скандал моему знакомому эта Оля, или опять же Марина, закатила знатный. Не дай Бог! Я, конечно, сам не присутствовал. Да и он со мною, честно сказать, не делился. Но я знаю.
