«В 1908 году трое русских, я в том числе, решили съездить в Константинополь, чтобы познакомиться с техникой турецкого переворота… Неудача нашей революционной попытки 1904–1905 года, удача турецкой, делала поездку поучительной. Каково же было изумление, когда в приемной Ахмет-Риза Бея мы встретили Гучкова». Начались консультации с «турецкими товарищами».
Вспоминает Николай Марков, автор книги «Войны темных сил»:
«Вскоре председатель комиссии государственной обороны 3й Государственной думы, Гучков, организовал в Петербурге на Сергиевской улице свой частный генеральный штаб из доброго десятка молодых и честолюбивых генералов и соответствующего числа полковников и капитанов Генерального штаба. Через этот частный штаб Гучкова установилась живая и непосредственная связь оппозиционной Думы с корпусом офицеров императорской армии. Семена военного младотурецкого переворота, вывезенные маргулиесами и гучковыми, принесли ядовитые плоды, и революция 1917 года оказалась удачной…»
В создании общероссийского скандала вокруг имени Распутина Гучкову, Родзянко и компании принадлежит одна из самых заметных, почетных ролей, в их распоряжении были самые действенные рычаги — думская кафедра и широко финансируемая Гучковым пресса.
Прежде чем «начать битву», Гучков проконсультировался с министром внутренних дел. Министр на вопрос Гучкова о Распутине, ответил, что «это чисто личный вопрос мистики царской семьи», и добавил, что «сам министр вмешательства Распутина в государственную жизнь не ощущает».
Мнение министра, не помешало Гучкову выступить против Распутина. В марте он произнес речь:
«Хочется говорить, хочется кричать — церковь в опасности, в опасности государство!.. Какую тяжелую драму переживает Россия… в центре этой драмы — загадочная трагикомическая фигура, точно выходец с того света или пережиток темноты веков… Какими путями этот человек достиг центральной позиции, захватив такое влияние, перед которым склоняются высшие носители государственной и церковной власти!»
Вскоре баронесса Икскуль фон Гильденбранд предложила Гучкову встретиться с Распутиным. Гучков предложение отверг.
Вместо этого он обратился к известному специалисту по сектантству Владимиру БончБруевичу и попросил встретиться с Распутиным, понаблюдать и дать точное заключение, сектант Распутин или нет. Бонч выполнил просьбу Гучкова. Он несколько раз встречался с Распутиным и подолгу беседовал с ним. Результатом этих встреч стала публикация в журнале «Современник» весной 1912 года, в которой специалист по сектам решительно отрицал принадлежность Распутина к сектанству. Это мнение будет полностью подтверждено в 1917 году другим специалистом, сектоведом Ильей Громогласовым, который занимался изучением личности Распутина по просьбе ЧСК.
Но решение использовать Распутина как способ дискредитации правящего царя было принято, и газетная кампания началась. Лидировала газета «Голос Москвы», издававшаяся родным братом Гучкова. Эстафета была подхвачена и прочими газетными изданиями. В публикациях превалировали такие определения, как «сектант, хлыст, развратник, эротоман, гипнотизер, вор, взяточник и конокрад.»
Распутин тяжело переживал поднявшуюся вокруг его имени шумиху. Ему пришлось поменять номер телефона, он обращался в полицию с просьбой оградить его от приставаний журналистов. В газете «Вечернее время» процитирован его разговор по телефону с надоедливым газетчиком, состоявшийся накануне войны:
«…мне наплевать — пишите! Ответите перед Богом! Да нечего говорить-то, врать можно сколько угодно… Принимал близко к сердцу… Теперь перегорело… Понял, что к чему идет и зачем…»
При помощи Гучкова и Родзянко по стране начали хождение подложные письма государыни и ее дочерей к Распутину, которые жадно читались и приводили общество к убеждению, что не только государыня является развратницей, любовницей эротомана и хлыста, но и старшая дочь государя тоже. Начали хождение различные фальшивки — фотографии, письма, записки «самого Распутина». Эти документы были тщательно проверены впоследствии ЧСК.
Рассказывает Владимир Руднев, следователь ЧСК:
«…я приступил к исполнению моей задачи с невольным предубеждением… вследствие читанных мною отдельных брошюр, газетных заметок и слухов, но тщательное и беспристрастное расследование заставило меня убедиться, насколько эти слухи и газетные сообщения были далеки от истины».
Владимир Родзянко, председатель Государственной думы, которого впоследствии станут называть самым громогласным и глупым участником заговора, несколько раз пытался убедить государя удалить Распутина, делал доклады, вооруженный слухами и газетными публикациями, организованными Гучковым. Выйдя от царя, постоянно сплетничал и врал. Родзянко не отрицал, что, пытаясь воздействовать на государя, он постоянно советовался с семьей своих родственников Юсуповых. Юсуповы с самого начала покровительствовали начатому дядей Мишей скандалу. Покровительствовала «разоблачениям Распутина» и сестра государыни великая княгиня Елизавета Федоровна, близкая подруга Зинаиды Юсуповой. Государыня не без оснований полагала, что одна из брошюр — «Григорий Распутин и мистическое распутство», принадлежащая перу религиозного писателя Новоселова, готовилась к выходу в свет с благословения и одобрения «дорогой Эллы». Отношения между сестрами становились все напряженнее — сестры разошлись по разные стороны баррикад. Окружение сестры постоянно интриговавшее против Распутина, государыня стала называть «ханжеской кликой Эллы».
Как относился к кампании по дискредитации трона сам государь? Доклады Родзянко и публикации в газетах вызывали у государя, который хорошо знал Распутина, только одно чувство — чувство раздражения и гнева. «Я буквально задыхаюсь в этой атмосфере сплетен и грязи», — говорил император. Но запретить публикации после дарования «свободы слова» он не мог. А открыть правду о Распутине и болезни наследника не решался. Но смысл шумихи вполне понимал.
Впрочем, не только император и императрица понимали смысл происходившего вокруг имени Распутина шумного скандала.
Рассказывает Василий Шульгин, член Прогрессивного блока:
«У В. изящно-грубоватая речь, мало подходящая к посту товарища министра внутренних дел. Он сказал: «Правда вот в чем… Нет Распутина, а есть распутство… Дрянь мы, вот и все. Все же, что говорят, что он влияет на назначения министров — вздор: дело совсем не в этом… Дело в том, что наследник смертельно болен. Вечная боязнь заставляет императрицу бросаться к этому человеку. Она верит, что наследник только им и живет… А вокруг этого разыгрывается весь этот кабак… сволочь мы… И левые, и правые. Левые, потому, что они пользуются Распутиным, чтобы клеветать, а правые, то есть прохвосты из правых, потому, что они, надеясь, что он что-то может для них сделать, ходят к нему. А в общем, плохо!»
Рассказывает начальник дворцовой охраны, генерал Александр Спиридович:
«…в военно-промышленном комитете Петрограда готовилась революция. Ее готовила рабочая фракция комитета под председательством меньшевика Гвоздева, которому покровительствовали Гучков и Коновалов. Они наивно полагали, что при перевороте, о котором они мечтали, рабочие будут орудием в их руках. Образовавшаяся окончательно в конце предыдущего года группа стремилась стать руководящим органом всего рабочего класса. Она выработала ряд резолюций с революционными требованиями… тогда же, она предприняла ряд мер для организации подобных групп по всей России. Гучков и Коновалов содействовали деятельности рабочих групп. В их присутствии оглашались резолюции рабочих о необходимости мира без аннексий и контрибуций… в то же самое время те же господа — Гучков и Коновалов, Некрасов нападали на правительство за то, что они хотят заключить сепаратный мир. Такова была двойная лицемерная политика Гучкова и компании, мечтавшей не о победе над немцами, а о победе над самодержавием. Они стремились к власти. Победа русской армии для них была страшна, так как лишь укрепила бы самодержавие, против которого они боролись. В недрах военно-промышленных комитетов работали рука об руку на государственный переворот представители рабочих и буржуазии. Пока им было по пути. Все это мне с горечью докладывали в охранном отделении, показывали документы».
Царское Село — Ставка. 13 декабря 1916 года.
«…он (Григорий), умоляет тебя быть твердым и властным и не уступать во всем Трепову… ясно, что я права, оставаясь твердой и внушая страх, и ты будь таким, ты — мужчина, только верь крепче в нашего друга. Он живет для тебя и России. А мы должны передать бэби (наследнику) сильную страну и не смеем быть слабыми ради него, иначе ему будет труднее царствовать, исправляя наши ошибки и крепко натягивая вожжи, которые ты распускаешь. Да будет твое наследие легким для Алексея! У него твердая воля и своя голова. Не давай ничему ускользать из твоих рук и не заставь его возводить все сызнова. Стала ли бы я так писать, если бы не знала, как легко ты можешь поколебаться и меняешь решения. Знаю, что тебе больно, когда я так пишу, но ты, бэби и Россия слишком дороги мне.
