— Кого? — не понял я. — Фашистов в России?
— Нет. Скинхедов здесь. Я ожидал, что их будет больше. И пикетчиков с красными флагами тоже нет. Вероятно, народ еще не осознал, что произошло. Ну, осознает. Сегодня вечером здесь будет очень оживленно. Так, очень.
— А что произошло? — спросил я.
— Вы не слышали последних известий?
— Нет.
— Произошло то, что и должно было произойти. На дневном заседании кабинет министров принял решение о перевозке останков Альфонса Ребане из Аугсбурга в Таллин и о торжественном перезахоронении их на кладбище Метсакальмисту. И даже выделил из бюджета на это мероприятие целых сорок тысяч крон, — добавил Мюйр и засмеялся мелким дребезжащим смешком.
— Что вас так рассмешило? — поинтересовался я.
— Не понимаете? — удивился он. — Сорок тысяч крон — это три с половиной тысячи долларов. А сколько стоит приличный гроб из мореного дуба?
— Понятия не имею.
— Не меньше десяти тысяч долларов.
— Придется Альфонсу Ребане довольствоваться обычным сосновым гробом.
— Это было бы непатриотично, — возразил Мюйр. — Нет, юноша. Сорок тысяч крон — символ. Знак того, что это государственное мероприятие. Национальный герой Эстонии получит такой гроб, какого он заслуживает. Такой, в каких раньше хоронили членов политбюро, а теперь хоронят бандитов. Что, как выяснилось, в сути одно и то же. И обставлено это мероприятие будет с подобающей пышностью. С почетным караулом. С оружейным салютом. Вся Эстония замрет в благоговейном молчании. Я предвкушаю очень величественное зрелище.
Он извлек из жилетного кармана часы и взглянул на циферблат.
— Странно. Неужели я ошибся?
К подъезду гостиницы подкатил черный шестисотый «мерседес», из него выскочил охранник с большим белым пластырем на лбу, оценил обстановку и после этого разрешил выйти хозяину. Хозяин был квадратный, в длинном кашемировом макинтоше, с белым шелковым шарфом на короткой шее. Лысина у него была плоская и красная, как у вареного краба.
— Нет, не ошибся, — с удовлетворением констатировал Мюйр. — Все-таки он приехал. И даже раньше назначенного времени. Вы знаете, юноша, этого господина?
— Я видел его на презентации фильма «Битва на Векше».
— Это некий господин Анвельт по прозвищу Краб, президент одной из самых преуспевающих компаний Эстонии. И он является к нашему другу Томасу Ребане по его первому зову. О чем это говорит? О том, что Томас Ребане стремительно набирает политический вес. Как я понимаю, Томас хочет получить у него пятьдесят тысяч долларов, чтобы выкупить у меня купчие. Не знаю, каким образом он сумеет это сделать. Право, не знаю. Но это не мои трудности, не так ли?
Мюйр проводил взглядом господина Анвельта и его охранника, вошедших в гостиницу, и кивнул водителю:
— Поехали, друг мой. Только не гоните. Сегодня мы никуда не спешим.
«Линкольн» причалил к тротуару возле солидного подъезда с медной вывеской, извещавшей на эстонском и английском, что здесь находится муниципальный банк города Таллина. Рядом с подъездом раскинула свой роскошный цветник молоденькая флоровизажистка. Водитель проворно выскочил, обежал лимузин и угодливо открыл дверь. Мюйр прошествовал в банк, а я остался сидеть в «линкольне», разглядывая ценники на цветах и пытаясь перевести кроны в доллары, а доллары в рубли. В своих расчетах я исходил из того, что сорок тысяч крон — это три с половиной тысячи долларов. И когда перевел, понял, почему за этими изысканными каллами, пышными хризантемами и королевскими розами не вы-страивается очередь. У людей, которые проходили по тротуару, денег хватало только на то, чтобы посмотреть на эти цветы.
Минут через двадцать Мюйр вышел из банка. Водила застыл возле открытой задней двери «линкольна» в почтительном полупоклоне. Но Мюйр не спешил погрузиться в лимузин. Он остановился на краю тротуара и с удовольствием огляделся по сторонам. Ему все нравилось. Он все одобрял. Цветочница прочувствовала его настроение и защебетала, расхваливая свой товар. Мюйр немного подумал и согласно кивнул. Через минуту в руках у него была крупная темно-красная роза на длинном стебле. Одна. Еще пару минут он ждал сдачи. Если цветочница и надеялась, что он отмахнется от мелочи, то быстро поняла, что ошиблась. А я понял, куда засуну чип, когда улучу момент. В бутон. И не было никакого риска, что Мюйр подарит кому-нибудь эту розу. Он был не из тех, кто любит делать подарки. Он был из тех, кто любит их получать. От других. И от самого себя.
Мюйр вернулся в машину, свободно расположился на заднем сиденье и назвал водителю адрес. Кейс он небрежно бросил рядом с собой, из чего я сделал вывод, что его содержимое перекочевало в ячейку в хранилище банка. Недолго попетляв по улочкам Старого города, «линкольн» остановился возле обширного парка с голыми липами и раскидистыми дубами, отсвечивающими на солнце желтизной прошлогодней листвы.
— Прогуляемся, юноша, — предложил Мюйр и двинулся по аллее, поигрывая зонтом.
Парк был безлюден. Под порывами ветра с жестяным шелестом терлись друг о друга листья дубов, откуда-то взлетали крупные белые чайки, выдавая близость большой воды.
— Этот парк называется Бастионным. Тоомпарк. Чайки — оттуда, там порт, — объяснил Мюйр, показав зонтом в сторону. — В этом порту на сооружении причалов Альфонс Ребане работал после того, как уволился из армии. Это было в июне сорокового года, незадолго до того, как в Эстонии произошла так называемая социалистическая революция и она вошла в состав СССР. Вам нравится Таллин?
— Не знаю, — ответил я. — Я его еще не видел.
— Что так?
— Да все дела.
— Три условных диверсанта, которых позавчера целый день ловили Силы обороны Эстонии, — вы?
— Не понимаю, — сказал я. — О чем это вы?
— Взрыв на съемочной площадке — ваши дела?
— Я не знаю, о чем вы говорите, господин Мюйр. Понятия не имею.
— Склонен поверить, — проговорил он. — Этот взрыв активизировал все процессы, которые вы имеете целью остановить. Он дал национал-патриотам такой рычаг давления на правительство, о каком трудно было даже мечтать. С его помощью они заставили правительство демократа Марта Лаара принять решение о перезахоронении Альфонса Ребане. Без этого национал-патриотам не удалось бы так быстро добиться своей цели.
Я представил, как корежит сейчас Артиста, который приткнул где-то неподалеку свою «мазератти» и слушает наш разговор. И пожалел, что нам не удалось прорваться в таллинский порт и на каком-нибудь судне убраться из Эстонии вместе с внуком национального героя. А теперь поздно, теперь мы уже в самом центре паутины, сплетенной неизвестно кем и неизвестно зачем. Мюйр был убежден, что эту паутину сплел он. А вот у меня были на этот счет сомнения.
— Вы действительно не имеете отношения к взрыву? — повторил он.
— Господин Мюйр, вы нас с кем-то путаете, — твердо ответил я. — Нас наняли охранять Томаса Ребане. Это и есть наша единственная цель.
— Может быть, может быть. Но я рассуждаю как? Материализовался Томас Ребане. И сразу возле него появляетесь вы.
— И вы, — подсказал я.
— Да, и я, — согласился Мюйр. — И Рита Лоо. Но сейчас я говорю о вас. Случайно ли ваше появление? Не верю в случайности. Особенно когда речь идет о таких важных делах.
— Нас нанял господин Янсен.
— Тем более. Юрген Янсен — самый лучший мой ученик. Все, что он умеет, вложил в него я. И он нанимает вас. Почему? На вашем месте, юноша, я бы об этом серьезно подумал.
— Обязательно подумаю, — пообещал я.
Это был хороший совет. Мы уже пытались это понять. Для раздумий были серьезные поводы.
Первый — наш гонорар. Сто тысяч баксов. За работу, которая стоила не больше двадцатника. Артист назвал эту цифру от балды — чтобы закончить разговор с Янсеном на этой высокой и даже в некотором роде торжественной ноте. Ан нет, Янсен согласился без малейших раздумий.
Был и второй серьезный повод для размышлений. Три пистолета Макарова, врученные нам Юргеном Янсеном вместе с разрешениями на хранение и ношение огнестрельного оружия. Разрешения были вроде бы по всей форме, с печатями и подписями эстонских начальственных лиц. Сами стволы производили впечатление новых. Но это мало что значило. Стволы вполне могли быть грязными, а разрешения липовыми. У меня был однажды случай, когда мне всучили грязный ствол с разрешением, которое было совсем как настоящее, а оказалось профессионально выполненной фальшивкой. И только по счастливой случайности мне удалось вовремя избавиться от этого ствола, из которого, как выяснилось, был убит ни в чем не повинный историк из российского прибалтийского города К.
И был еще один повод. Его дал Томас, когда заверил Муху, что у него и в мыслях не было опасаться покушения со стороны русских экстремистов. Отсюда можно было сделать только один вывод: Янсену нужно было приклепать к Томасу нас. Именно нас. Зачем?
