— Что именно тебе нужно? — наконец спросила она.
— Когда я делал материал о процессе над Мейером Лански в семьдесят первом, главным прокурором был человек по имени Гавриэль Бах…
Наоми внимательно слушала, пока Коул рассказывал предысторию. Он закончил свой рассказ тем, что ему необходимо разыскать вдову Баха, если она еще жива. Если нет, тогда его семью. Харрис не сомневался, что такая политическая фигура, какой был Бах, наверняка указана в компьютере. Он умолчал о связи Мики Ало и Ю-би-си, его репортерская паранойя никуда не делась. Когда Харрис завершил свое повествование, Наоми насмешливо посмотрела на него.
— Ну и где же сюжет? Это же не просто прошлое Гавриэля Баха.
— Да.
— Расскажи мне основное.
— Он выращивал котов-персов. Я делаю материал для журнала «Новорожденные котята», — солгал Харрис.
— Послушай, Коул, ты же знаешь, как делаются дела. Если я тебе помогаю и это куда-то ведет, я обязана знать.
— Хорошо, но ты должна мне верить. Я расскажу тебе все, когда сочту это безопасным. У меня есть серьезные опасения насчет собственной жизни. За мной охотятся весьма опасные люди.
— Твое слово всегда чего-то стоило, — лукаво протянула Наоми. — Только я никогда не могла сообразить, сколько именно.
Коул расплатился по счету долларами, и они поднялись наверх в бюро. Выходя из ресторана, они прошли мимо высокого израильтянина с темными кудрявыми волосами. Йоси Рот ехал вместе с ними в лифте и видел, как Наоми нажимает кнопку четырнадцатого этажа. Он вышел на третьем, потом спустился в вестибюль и посмотрел указатель. Весь четырнадцатый этаж занимало агентство Рейтер.
Коул сидел перед компьютером в бюро агентства Рейтер с таким видом, словно тот принадлежал ему, и искал информацию. Наоми стояла у него за спиной. В памяти оказалась масса информации о Гавриэле Бахе. Его вдову звали Мишама Бах, она была известна как Миша. Всего два месяца назад о ней промелькнули сообщения в связи с устроенной арабами перестрелкой в Иерусалиме. Миша Бах оказалась свидетельницей события. В статье говорилось, что она живет в Старом городе и заботится о своей невестке.
Коул записал адрес дома на Бен-Иегуда-стрит и пообещал Наоми рассказать обо всем, если что-то случится.
Когда Коул вернулся в «Карлтон», Каз уже был там. На кровати лежали два «узи» с запасными обоймами. На комоде стоял открытый чемодан с двумя автоматическими пистолетами «Дезерт Игл» и девятимиллиметровой «береттой» с дополнительными обоймами и наплечной кобурой. Рядом с комодом, держа одну руку на открытом чемодане, стоял неряшливого вида мужчина в пыльной коричневой рубашке.
— Познакомься с Эмиром Шамгаром, — представил его Каз.
— Шамагаром, — поправил его израильтянин.
— Верно. Это дружески настроенный дилер с Элленбай-стрит. Мне кажется, нам стоило бы приобрести кое-что, прежде чем мы отправимся в эти джунгли. Кен и Барби пока спят, но как только ты выберешь то, что тебе понравится, мы их разбудим и заключим сделку. Мистер Шамагар готов пойти на уступки в цене, если мы оплачиваем все немедленно.
Спустя десять минут Райан и Люсинда присоединились к ним. Боулт решил рискнуть и оплатить покупку своей кредитной карточкой «Америкэн Экспресс». Коула позабавило то, что у Шамагара оказалось специальное устройство, при помощи которого он снял деньги с карточки, и только потом позвонил в кредитный центр и проверил подлинность кредитки Райана.
— Это новый Израиль, — печально констатировал Коул.
Когда Райан остановил свой выбор на одном из тяжелых «Дезерт Игл» и двух обоймах к нему, они заключили сделку. Это обошлось им в тысячу шестьсот долларов. Мистер Шамагар любезно подбросил им еще две упаковки патронов перед уходом.
Было четыре часа дня, когда Шамагар вышел из отеля «Карлтон». К этому времени Призрак уже сидел в синей «мицубиси» на другой стороне улицы и видел, как уходил торговец оружием.
Каз пристроил в наплечной кобуре «узи», а выбранную им «беретту» заткнул за пояс. А Коул предпочел оставить свой «узи» в номере. Райан чувствовал себя, как один из его телегероев, с тяжелым автоматическим пистолетом под мышкой в низко висящей кобуре. Он надел свой широкий шелковый пиджак поверх портупеи, но оружие все-таки было заметно. Лишние коробки с патронами Каз запихнул в сумку Люсинды.
Они вышли в послеполуденную жару и остановили такси.
От Тель-Авива до Старого города в Иерусалиме всего сотня километров, но машин оказалось много, так что им на дорогу потребовалось два часа. Они вышли из машины на Бен-Иегуда-стрит и не обратили внимание на синий автомобиль марки «мицубиси», остановившийся за квартал от них. Призрак в красной бейсбольной кепке без эмблемы и в черных очках вышел из машины в сопровождении Ахмада. Они пешком последовали за американцами.
Бен-Иегуда-стрит превратилась в пешеходную улицу с чередой магазинчиков. Она была футов в пятьдесят шириной, и ее пересекало несколько улиц, где было запрещено автомобильное движение. Желтый камень, которым вымостили мостовую, гармонировал по цвету и форме со старыми камнями, использованными при строительстве домов тысячу лет назад. Магазины вдоль улицы обзавелись яркими тентами, свисавшими вниз, словно сморщенные полуопущенные веки. Пешеходная зона кишела людьми всех национальностей. Они шли вниз с холма, проходили через ворота Яффы, стоявшие на границе Старого города.
Райан сразу же заметил возникающее ощущение святости места… Его окружала религиозная история… Иудеи, христиане, мусульмане. Они прошли мимо Стены плача. Над ней возвышался купол мечети Омара.
— Так странно… Как будто ты в церкви, — заметила Люсинда, вторя мыслям Райана.
— Только в двух городах мира возникает это ощущение, — объявил Коул, — в Иерусалиме и в Ватикане.
Они прошли по извилистой, полной людей улице и наконец нашли нужный номер дома.
Здание оказалось трехэтажным, парадная дверь из покрытого олифой дерева благодаря жаре с годами приобрела насыщенный золотисто-коричневый оттенок.
Коул постучал в дверь, и через минуту на балконе показалась пожилая женщина в косынке. Она что-то крикнула им на иврите.
— Извините, мэм, — проорал в ответ Каз, — я не говорю по-еврейски.
— На иврите, ты, сыщик хренов, — поправил его Коул.
Женщина скрылась, а на балконе появилась девочка лет двенадцати.
— Да? Что вам угодно?
— Мы ишем Мишаму Бах. Мы друзья ее покойного мужа.
Девочка поговорила с кем-то, кто стоял у нее за спиной, потом снова взглянула на них.
— Одну минуту, — сказала она и ушла.
Через некоторое время дверь открылась, и перед ними предстала Миша. Высокого роста, крепкого сложения, одетая в свободную одежду. Ее седые, стального оттенка волосы были убраны в пучок на затылке. Хорошее строение спасло лицо, носившее следы разочарования и прожитых лет. Самым лучшим в ней остались темно-карие глаза. Коул представил ее в молодости и решил, что жена прокурора, вероятно, была достаточно красива.
— Я — Миша Бах, — в ее английском слышался легкий британский акцент.
— Меня зовут Коул Харрис. Я знал вашего мужа и восхищался им. Не могли бы мы зайти на минуту? Мы проделали далекий путь.
Женщина выжидательно посмотрела на остальных. Коул представил своих спутников. Пожав всем руки, вдова Гавриэля Баха предложила им войти. Они прошли в дом и поднялись следом за ней по узкой лестнице в квартиру на втором этаже.
— Это дом моей невестки. Бедняжка была очень больна, поэтому я провела здесь несколько последних месяцев, ухаживая за ней.
Квартира оказалась маленькой, но чистой. Портреты героев Израиля в рамках стоически смотрели вниз с белых оштукатуренных стен — Давид Бен-Гурион, на фоне израильского флага, Менахем Бегин перед зданием кнессета. На почетном месте красовался портрет Гавриэля Баха в мантии члена Верховного суда.
— Моя невестка очень гордилась своим братом. Перед смертью он стал Верховным судьей, — пояснила Миша, заметив, что Райан разглядывает портрет. — Она спит в спальне. Позвольте, я закрою дверь. — Женщина прошла через комнату, закрыла дверь в спальню, а Коул широко улыбнулся. Он оказался в привычном амплуа искателя новостей, которое Казу, после четырех месяцев общения с ним, начало внушать отвращение.
— Миссис Бах, ваш муж был одним из великих юридических умов среди всех тех, с которыми мне приходилось сталкиваться. Я освещал процесс Мейера Лански в 1971 году. Гавриэль сослужил большую службу государству Израиль. Вполне возможно, это был решающий шаг для его выживания.
— Благодарю вас. Но я не помню, чтобы он хотя бы вскользь упоминал о вас, мистер Харрис.
— Что ж, я был всего лишь одним из его почитателей. Мы много раз говорили с ним, и мое уважение к нему только росло, потому что никогда он не поступался своими убеждениями ради результата. Ваш муж был человеком, у которого всем нам следовало бы поучиться. Человек с такой душой, так глубоко чувствующий, с такой приверженностью моральным принципам, что он заставил меня самого пересмотреть свои жизненные цели и мотивы моей карьеры после встречи с ним. — Голос Коула драматически задрожал.
