class="p1">Из окна, которое выходило на смотровую площадку, было видно, как Лайза обнюхивает те, уже наработанные места, где можно было бы спрятать наркоту, и чем дальше она отдалялась от кабины водителя, тем больше покрывался потом Стогов. И вдруг…
Послышался собачий брех, и Стогов едва совладал с собой, чтобы не сорваться со стула.
Лайза облаивала участок днища рефрижератора, где был вмонтирован тайник.
Из служебного помещения Стогов вышел последним и еще на подходе к смотровой площадке услышал возмущенный голос Дремова:
— Да убери ты свою шавку! — Далее шел отборный мат. — Кормить надо лучше, тогда на людей бросаться не будет.
Привыкший к строительным площадкам, на которые он возил гравий с щебенкой, и, само собой, к соответствующим речевым оборотам, он, видимо, подумал, что и на таможне можно обойтись привычным матерком, и в этом была его ошибка.
— Шавку, говоришь? — возмутился старший смены. — Так! Два шага от кабины, и не вздумай делать глупостей! Машину — на досмотр!
Возмущению Дремова, казалось, не будет предела…
Порошка в загруженном рефрижераторе не нашли, однако был обнаружен вмонтированный тайник, упакованный старинными иконами. Судя по реакции Лайзы, в этом же тайнике незадолго до этого провозили в целлофановых пакетах какой-то наркотик, запах которого законсервировался в герметически закрытом ящике, как в консервной банке.
Изъятие икон проводили под протокол, в присутствии понятых, а окончательно расслабившийся Стогов пил чай, специально для него заваренный. И было от чего «попить чайку». Даже видавшие виды таможенники удивленно цокали языками, рассматривая иконы, истинная цена которых могла превысить трехзначное число с шестью нолями.
* * *
После телефонного разговора со Златой Семену порой казалось, что время остановилось окончательно, и он уже проклинал тот час, когда согласился сыграть роль подсадной утки. За воротами Склифа его ждала Злата, а он…
Чтобы хоть как-то скоротать время, Семен булька за булькой опустошал бутылку, одновременно прислушиваясь к каждому шороху за дверью. В течение последних двенадцати часов о его состоянии здоровья трижды справлялся какой-то незнакомец, звонивший из платных таксофонов, и уже одно это говорило о том, что не позже чем завтра к нему в палату должен наведаться гость. О возможности близкой развязки его предупредил и Бусурин, на стол которого ложились распечатки телефонных разговоров Неручева с неким Русланом, как выяснилось, Русланом Адыговым, начальником службы собственной безопасности художественной галереи «Рампа». Еще не зная о задержании контрабандного груза на российско-украинской границе, Неручев спешил «подчистить концы», дабы уже с чистой совестью и спокойной душой отбыть в Нью-Йорк. Живой Семен Головко был опасен для него и для его бизнеса даже в Америке.
Все телефонные звонки в приемную Института Склифосовского относительно «больного Головко» тут же переводились на трубку старшего группы захвата, и когда наконец-то позвонил «следователь прокуратуры» и справился о состоянии здоровья «коллеги» с надеждой посетить больного, дабы задать ему несколько вопросов, «лечащий врач» — старший лейтенант Маланин дал «добро».
— Думаю, что уже можно. По крайней мере больной уже в состоянии говорить и мог бы ответить на пару-тройку вопросов. Но предупреждаю сразу: никаких провокационных вопросов, которые могли бы вывести его из равновесия.
— Боже упаси! — заверил уже знакомый Маланину голос, который был идентифицирован с голосом Руслана Адыгова.
— Все вы так обещаете, — хмыкнул Маланин. — А потом из палаты не выгонишь.
— Да ну, о чем вы! — вроде бы как даже обиделся Адыгов. — Как говорится, не первый день замужем, тем более что здесь свой брат, тоже следователь.
«Тамбовский волк тебе братэлло», — вздохнул Маланин, однако вслух произнес:
— Что ж, поверю на слово. Можете приезжать.
— А можно вскоре после ужина? — попросил Адыгов. — Раньше никак не успеваю.
— Да ради бога. Тем более что Головко в отдельной палате лежит.
— А он с охраной? — не удержался Адыгов.
— А охрана-то ему зачем? — удивился Маланин. — Отдельную палату, конечно, выделили.
— Хорошо, спасибо. Буду ближе к вечеру.
— Да, пожалуйста. Меня, возможно, уже не будет, но дежурного врача я предупрежу.
В мембране раздались короткие гудки «отбоя», и Маланин положил трубку. Приближался момент истины.
Уже битый час как шел допрос, однако Дремов упорно стоял на своем. Я не я, и лошадь не моя.
Начиная понимать, что с насиженной версии его уже не сдвинуть, Бусурин решил изменить тактику допроса и, откинувшись на спинку стула, откровенно изучающим взглядом уставился на сидевшего по другую сторону стола мужика. Вроде бы ничего особенного, а вот поди же ты, как держит удар.
— Итак, спрашиваю в последний раз, — повысил голос Бусурин. — Кто является хозяином икон и, кто именно должен был их встречать?
Явно уставший Дремов поднял на полковника замутненный взгляд и устало произнес:
— А я в последний раз отвечаю, что эти иконы в глаза не видел. Я первый раз на этой машине, всего лишь несколько дней как работаю на автобазе и знать не знаю, кто бы мог подложить мне эту свинью. А может, и сыграть со мной в темную.
— То есть, кто-то перед рейсом зарядил тайник, а ты и знать не знал об этом?
— Вполне! — оживился Дремов. — Слышал, таких случаев бывало немало.
Глаза Бусурина засветились сочувствием, и он, как на безнадежного больного, посмотрел на Дремова.
— Хорошо, оставим пока что этот вопрос и вернемся к нему чуть позже.
Дождался, когда Дремов утвердительно кивнет головой, что означало, видимо, признание им своей первой победы в поединке со «старым хреном», который представился полковником ФСБ, и совершенно обыденно спросил:
— Ну а что ты скажешь насчет тех ДТП, в результате которых погибли четыре человека, причем один из них — гражданин Соединенных Штатов Америки, за смерть которого ты будешь отвечать по всей строгости закона? Сам понимаешь, это ДТП, точнее говоря, хорошо подготовленный, спланированный наезд с летальным исходом, поставлен на контроль, и, во избежание очередных нападок со стороны американцев, ты пойдешь по самой серьезной статье. От восьми до двадцати лет лишения свободы.
Бусурин смотрел на Дремова и видел, как изначально спокойное лицо мужика покрывается красными пятнами.
— Ну а чтобы не толочь воду в ступе, скажу сразу: ты уже давно на крючке, однако нам надо было выявить того заказчика, который спланировал все три наезда, и поэтому было решено «поиграть» с тобой, воздерживаясь от ареста. А тут вдруг такой подарок с иконами. Откровенно говоря, не ожидали.
Было видно, как у мужика дрогнули руки, и он, сглотнув слюну, почти выдавил из себя:
— Я… я не убивал того американца. И у меня есть алиби. В ту ночь у меня
