Джузеппе Дженна - Во имя Ишмаэля

— Ничегошеньки не сделано, Давид. Все кончено. Завтра меня вызывают на совещание к высшему руководству. У нас отобрали полномочия по этому расследованию. Я должен ехать в Рим. Меня переводят. Это на сто процентов.

И он повернулся, не оставляя времени ни выслушать, ни ответить, и ушел, находясь вне какого-либо возможного ответа.

Монторси с погасшей улыбкой остался сидеть на корточках. Он оставался там еще несколько минут, ни о чем в отдельности не думая, опустошенный, свободный от какой-либо воли или безволия. Он скользнул взглядом по неузнаваемому лицу Арле позади древнего, серо-черного лика улыбающегося Маттеи. Новые хозяева убрали Хозяина. Вот суть истории, истории об истории. Все рушилось. Все менялось. Он засунул фотографию во внутренний карман, поставил на место, в геометрическом порядке, одну на другую, коробки с фотографиями, закрыл их в их гробнице из тени и нафталина.

Карл М. был метрах в сорока впереди него. Лопес запер «BMW» и попытался ускорить шаги. Один из служащих, стоявших перед входом, двинулся ему навстречу. Он сделал вид, что ничего не происходит. Карл М. шел торопливо, нервно. Лопес поглядел на старика на скамейке: тот, в свою очередь, глядел на него.

Карл М. свернул направо. Лопес проследовал тем же маршрутом. Направо. Карл М. остановился в двадцати метрах впереди, приложил к уху телефон. Лопес повернулся к витрине. На тротуаре — множество людей. Движение все гуще. Карл М. кивал. Разводил руками. Потом замолчал, чтобы послушать, что ему говорят по телефону. Лопес стоял позади него, отделенный одной витриной. Немец поворачивался туда-сюда, сосредоточенный на разговоре. Он посмотрел на часы. Поговорил еще несколько минут. Выключил телефон. Двинулся дальше. Лопес — следом. Тридцать метров, не больше. Карл М. должен был повернуть налево: его дом находился на параллельной рю. Он же пошел направо. Значит, не домой.

Полицейский участок. Лопес подумал, что тот войдет и заявит о краже ежедневника. Но он этого не сделал. Он пошел дальше — по плавному спуску, где запрещен был проезд автомобилей. Лопес отпустил его на сорок метров вперед.

Направо. Прямо.

Карл М. не замечал, что за ним следят. Огромная площадь. Автобус. Цветочный рынок. Безвкусная фигура в центре. Слева — гротескная церковь. Немец вошел в паб. Сел у стойки. Лопес остался возле прилавка с цветами. Множество людей. Сумятица. Скопище. Взмывающие вверх голуби. Карл М. вышел из паба. Снова пешком. Направо. Узкая сырая улочка. Запах деревьев. Отблески кислородно-водородного пламени в магазине. Налево — небольшая плас. Прямо. Начало широкой штраат. Отель «Де Колони». Карл М. остановился: он принялся ждать перед входом в «Де Колони». Вход в отель: в английском стиле, два носильшика в ливреях. Мимо, не останавливаясь, проехал международный автобус. Лопес — на противоположной стороне улицы, в тридцати метрах от немца. Карл М. три раза в течение пяти минут посмотрел на часы.

Замедлил ход «рено», седан. Носильщики засуетились, открывая дверцы, оттуда вышла парочка. Карл М. даже внимания на них не обратил. Носильщики достали вещи из багажника, один из них сел за руль «рено», поехал на подземную парковку справа от входа. Парочка туристов и носильщик с багажом прошли в вестибюль гостиницы. Карл М. нервно смотрел на часы.

Подъехала «ауди», притормозила рядом. Карл М. нагнулся, чтобы увидеть водителя.

И тут начался ад.

Все было мгновенно и очень четко. За спиной у Карла М. возник огромный старик, тот, который крошил хлеб возле здания Парламента. Там было много народу, никто ни от кого не предполагал угрозы. Старик — на нем был непромокаемый плащ — подошел скорым, решительным шагом, вытянул руку. Лопес не услышал звука выстрела: старик стрелял из пистолета с глушителем. Карл М. осел на землю, Лопес больше его не видел: он был закрыт «ауди». Старик целился в окно машины. Прогремело два выстрела, стекла шумно брызнули в разные стороны, колеса «ауди» задымились, послышался резкий визг. Старик сделал несколько шагов, выстрелил еще три раза, пробив кузов. «Ауди» ускоряла ход и не останавливалась, люди не понимали, кто-то смотрел на Карла М., лежащего на земле. «Ауди» резко рванула, пошла юзом, заднюю часть корпуса занесло, потом водитель снова овладел управлением, газанул на подъеме и преодолел его. Старик был уже в пятидесяти метрах от входа в гостиницу, за ним никто не последовал. Вокруг Карла М. собралась толпа, его тело скрылось среди склоненных над ним тел. Лопес рванулся с места.

Он побежал — старик свернул направо, на улицу, идущую под уклон. Лопес обогнул угол. Улица была пустынна. В двадцати метрах от угла с грузовика сгружали герметичные пивные бочонки. Он побежал в том направлении. Задыхаясь, спросил по-английски про старика у двух грузчиков, на него посмотрели так, как если б он был сумасшедшим. Два бара: Лопес зашел, обыскал туалеты. Обошел все магазины на улице. Заглянул в несколько подъездов, чтоб обнаружить выход на какой-нибудь задний двор.

Ноль. Старик улетучился.

Он услышал сирены за углом.

Вернулся на место происшествия, к «Де Колони». Там уже стояли две машины с включенными фарами. С площади доносилось завывание сирены «скорой помощи». Она была там через несколько секунд. Лопес поговорил с агентами, представился, сказал, что является инспектором миланского отдела расследований, сказал, что все видел.

На мгновение обернулся к телу Карла М. Люди расходились, их разгоняли двое полицейских. С машины «скорой помощи» сгружали носилки.

Удар по затылку.

Оглушительный гул. Сирену «скорой помощи» не выключили. Прибывали другие патрульные машины. Началась неразбериха.

Полицейский, тащивший его за рукав, говорил ему по-английски, чтоб тот следовал за ним, что он должен следовать за ним.

По дороге в центральное управление полиции Лопес сказал агенту, тому, что сидел за рулем, об «ауди», агент связался с кем-то по рации. Отражение в окне: очень изможденное лицо. Он попробовал причесаться. Размышлял об «ауди». Водитель — это, должно быть, курьер Ребекки. Здесь была связь. Кто такой этот старик? Догадка: не тот ли, что забрал заключение о вскрытии Терцани в Милане? Все вращалось, все терялось. В управлении будет тяжко; надо привлечь к делу Сантовито.

В управлении действительно было очень тяжко. Его заставили прождать полчаса в комнатке для допросов. Потом явились два инспектора, имен которых он не запомнил. Он все рассказал.

Вручил им ежедневник Карла М. и объяснил, как его выкрал и зачем. Оказалось, Карл М. сделал заявление о его пропаже из своего офиса. Лопес упомянул о совместном с гамбургской полицией расследовании, один из инспекторов вышел из комнаты, чтобы связаться с Вунцамом. Второй стал выговаривать ему, выдвигая сокрушительные упреки: Лопес должен был проинформировать власти, Лопес должен был дождаться разрешения, Лопес совершил преступление на бельгийской территории в ходе расследования, Лопес… Другой инспектор вернулся, он уже поговорил с Вунцамом: тот все подтверждал и брал на себя ответственность за расследование в Брюсселе настолько, насколько это было возможно. Лопес попросил позвонить Сантовито. Инспекторы несколько минут переговаривались в уголке. Они велели принести телефон, но один из двоих вышел, сказал, что свяжется прямо с Сантовито, а потом передаст трубку Лопесу.

Несколько минут прошло в молчании. Инспектор, стоявший перед Лопесом, глядел на него, ни говоря не слова. Наконец — дребезжание телефона.

Лопес ждал, пока ему передадут трубку.

Сантовито:

— Алло? Гвидо?

— Это я, Джакомо.

Пауза.

— Ты — головка от хрена. Головка от хрена.

— Джакомо…

— Никаких Джакомо. Молчи и слушай меня. Ты — дерьмо, Гвидо. Как будто у тебя здесь не было проблем… Что за дурь ты вбил себе в голову? Ты устраиваешь мне это дерьмо в Пьолтелло, ты притаскиваешь мне в управление типа, у которого крыша — святые в раю. Из-за тебя эти его святые меня поимели. Ты исчезаешь, не звонишь, неизвестно, где ты. Мне говорят, что ты в Гамбурге. А теперь мне звонят из Брюсселя, потому что ты не запрашивал разрешения, а там появились трупы…

— Один труп, Джакомо.

— Два трупа. Один в Гамбурге и один — там, где ты сейчас находишься. И ты там — в самой гуще, в центре обеих этих смертей. Что за хрень у тебя в башке? Теперь ты понимаешь, что это дерьмо?

Лопес слушал молча, готовый взорваться.

А Сантовито все не унимался: