— Вторая Лубянка!..
Да, действительно, одна из стен туалета представляла из себя дверь, которая вела на узкую винтовую лестницу, оканчивающуюся выходом в коридор на уровне первого этажа, замаскированным под трансформаторную будку.
Я сотни раз пользовался туалетом, не подозревая, что он имеет ещё и иное назначение.
— Всё ясно, — подвёл итог Ефим Соломонович. — Тут действовала конспиративная группа! А вами, доверенным лицом, пользовались как прикрытием! Это был опасный для меня поворот мысли.
— Вы правы, весь этот городок напичкан, вероятно, подобными конспиративными группами, — в тон Ефиму Соломоновичу ответил я. — Но, к счастью, сейчас решают не эти группы, а наш напор. Надо немедленно установить, где Мурзин. Нужно организовать общий поиск!..
Когда уже мы сели в машину, чтобы следовать по заранее разработанному маршруту, во дворе показался «беспечный» Мурзин. В белых брюках и чёрном пиджаке, он делал нам знаки, чтобы мы остановились.
— Чёрт знает что такое! — проворчал Глобин. — Старая кефаль всё ещё считает, что она гуляет по Дерибасовской!
Мы выскочили из машины.
— Куда Вы делись?
— Никуда не делся… Когда я понял, что мне шьют чужой лапсердак, я решил сам отыскать подлинного злодея. И что же? Это в конце улицы Люксембург, в самом тупичке у лесопарка… Возможно, эти люди пробирались ко мне, когда меня не было дома… Я раздал по знакомым все комплекты ключей. Все из тех, кому я доверяю, знают этот тайный ход… Да и Леопольд знает… Сейчас я привезу Вас к дому, где находится человек, который Вам необходим…
— Вы в изрядном подпитии, гражданин Мурзин, — с брезгливой досадой сказал Ефим Соломонович. — Не знаю, право, как Вам и верить.
— Да вот так и верить, — артистично расставив руки, сказал Мурзин. — Вчера верили, а сегодня уже не хотите. Не хотите, так мотайте в свою Пидерляндию!.. Вы же тут все бериевцы, все враги народа, если не видите вокруг себя больше ни единого порядочного человека!..
— Пусть укажет дорогу, — твёрдо сказал я. — Мне, в самом деле, начинает казаться, что всех нас принимают за олухов… Ну, поймаем того, кого надо, и, уверяю вас, тут воцарится такое же болото, которое здесь было всегда!
Ефим Соломонович, опасаясь всё же за собственную шкуру, велел посадить Мурзина в омоновский уазик, и мы поехали следом, сопровождаемые любопытными взглядами местных жителей: в городе уже прошёл слух, что в «главном учреждении арестованы чеченские террористы».
В конце улицы Розы Люксембург, которая выходила на дорогу, ведущую по краю ущелья к вертолётной площадке и далее — через два усиленных блокпоста — к тоннелю и шоссе на Новороссийск, стояло уже оцепление — толпились омоновцы. А чуть поодаль — местные зеваки.
Глобин, который выдавал себя за грузина и потому разговаривал с грузинским акцентом, подошёл к группе офицеров, которые, как выяснилось, и командовали всей операцией. Там же находились Леопольд, зять Мурзина, и седой следователь Цвик.
Я и Мурзин остались возле машины, но мы оба хорошо слышали весь разговор.
— Почему затор? — спросил Ефим Соломонович, здороваясь со всеми за руку.
— Обнаружили беглеца, — невнятно сказал рослый полковник в милицейской форме со славянской, но слишком уж мальчишеской внешностью. Нелепая рыжая бородёнка, обрамлявшая его круглое лицо и маленький, красногубый, словно накрашенный рот, создавали впечатление чего-то игрушечного, невсамделишного. — Возможно, это именно тот человек, которым вы интересуетесь. Группу прочёса встретила автоматная очередь из подвала. Мы отошли, потому что беглеца надо брать живым.
— Только живым, — подтвердил Глобин, почесав себя за ухом. — Но почему это столпотворение, если там вооружённые бандиты?
— Совещаемся, нужен парламентёр… Этот дом — перестроенное караульное помещение. Перед ним овраг, за ним шоссе, а выше — лысая гора. Со стороны улицы — незастроенные участки. Так что подобраться незаметно и внезапно — исключено… В доме минимум двое…
— Сообщник из местных, — уверенно сказал Глобин и махнул мне рукой, предлагая подойти.
Когда я приблизился, он понизил голос так, что нас не могли слышать офицеры, руководившие операцией.
— Как думаешь, кого послать?
Я понимал всю нешуточность затеи.
— Кто может лично опознать человека, которого мы ищем? И кто занял в этом доме круговую оборону? А если это совсем другие лица?
Мои слова попали в цель. Глобин нахмурился:
— Ты, Пекелис, неглупый человек. Очень неглупый человек… Прохорова знает господин Цвик.
— Пусть идёт он. Вместе с Мурзиным, так мы проверим и этого человека. Ну, а для страховки я бы добавил к ним Леопольда.
Глобин прищурился.
— Леопольд — не то… Пойдёшь ты, как самое сильное звено в нынешнем раскладе!
На это, собственно, я и рассчитывал.
— Условия, которые мы должны предъявить человеку, если он окажется именно тем, кто нам нужен? — я спросил это с тяжёлым вздохом, но и с решимостью бывалого человека.
— Условия?..
Мне показалось странным, что важнейший вопрос застал Ефима Соломоновича врасплох.
Он проколебался пару секунд и выдавил с усмешкой, показав крупные, но редко посаженные зубы субъекта с неустойчивой психикой:
— Он должен добровольно сдаться… Мы обещаем ему жизнь и хорошие деньги за некоторые сведения, которые сегодня уже не составляют государственной тайны… Россия антисемитов проиграла историческое сражение. По крайней мере, триста лет ей придётся теперь стоять на коленях… А, может, и гораздо больше!..
Глобин поговорил вполголоса с командиром омоновцев, махнул нам рукой, и мы пошли.
Я чувствовал приподнятость духа и невесомость в теле, как при всяком ответственном предприятии.
Дом, к которому я повёл парламентариев, размахивая палкой с привязанным к ней белым носовым платком, находился на расстоянии 250–300 метров.
Мы прошли уже метров сто вдоль пустыря, называемого улицей Розы Люксембург, когда я обратил внимание на то, что господин Цвик тащит в руках тяжёлый портфель.
Позади осталось оцепление, и ветер дул нам в спину.
— Господин Цвик, что это Вы тащите?
— Вода и пища для окружённых. Это передал мне Глобин… Но мне кажется, это система акустического наблюдения…
Сказано это было неуверенным голосом, выдававшим страх. «Трусит?..» Я взглянул на Цвика. Он был бледен и едва держался на ногах.
— Павел Павлович, — обратился я к Мурзину. — Помоги товарищу. Он не знает, что несёт, и потому перепуган.
Мурзин шёл позади всех.
— Он не знает, а я знаю, — отвечал Мурзин в своей обычной манере. — Адскую машинку он тащит, вот что… Разве этих людей интересуют идеи? Их интересует только то, чтобы нигде не было никаких идей… Особенно честных и благородных…
Метров сто уже до дома оставалось. Мы взяли вправо и шли у каменистого ложа ничтожного горного ручья, в период дождей превращающегося в гудящую реку, по которой катятся тяжеленные камни.
Господин Цвик внезапно остановился и поставил портфель на асфальт.
— Да, это бомба, — обречённо сказал он. — Разве им жаль наших жизней?
— Что же ты, старая сука, молчал всю дорогу? — возмутился Мурзин.
Он снял с себя пиджак, обкрутил им портфель и, держа весь этот смертоносный груз у груди, стал спускаться к ручью.
— За мной, ребята, не отставать. Если они заметят подвох, нас до срока отпоют ангелы.
Я понял манёвр. Спустившись к ручью, Мурзин на самое короткое время пропал из виду для тех, которые, конечно же, тщательно наблюдали за нашим передвижением.
Вмиг портфель был пристроен в первую попавшуюся выемку невысокого берега, а пиджаком накрыт крупный камень.
Осторожно перейдя каменистое ложе ручья, мы оказались на выжженном солнцем поле уже в каких-нибудь шестидесяти метрах от дома, не подававшего, впрочем, никаких признаков жизни. Кстати, из дома могли видеть и, вероятно, видели оставленный портфель.
Я усердно изображал парламентёра. Мурзин тащил «портфель». Группу замыкал, спотыкаясь от своих переживаний, не понятный мне человек, в порыве страха раскрывший тайну, которую он, скорее всего, не имел права раскрывать.
«Знал ли он обо всём коварном замысле, так чётко обрисованном репликой Мурзина?..»
— Стоять на месте! — вдруг послышался окрик. — Куда идёте? Чего надо?
— Пстро, — обрадовано протянул Мурзин, узнав голос. — Скорее открывай хату! Мы парламентёры! Башку напекло, мать их в левую ноздрю!..
И в самом деле, дверь вскоре отворилась. Я шагнул в тёмное чрево дома вслед за Мурзиным, переступив через низкий порог…
И тут — прогремело. Взрыв необыкновенной мощи вздыбил полотно дороги. Чёрный гриб вырос над землёй, закрыв солнце. Слух отключился — уши словно проткнули кольями.
