Ямской ведет Аркадия в альков, где "первый секретарь" и "академик по идеологической части", оба голые, едят черную икру и прочие яства, запивая их минеральной водой и водкой.
— История убеждает нас в необходимости зорко следить за Западом, — убежденно объявил академик. — Маркс доказывает необходимость интернационализма. А потому за этими сволочами немцами нужен глаз да глаз. Стоит только отвернуться, как они опять полезут на рожон, помяните мое слово.
— Это они ввозят к нам наркотики! — с жаром подхватил первый секретарь. — Они да чехи.
Ямской подмигнул Аркадию. Никто лучше работников прокуратуры не знал, что анашу привозят в Москву грузины, а ЛСД изготовляют в университете студенты-химики. Но Аркадий слушал вполуха, больше занятый нежнейшей лососиной.
Через несколько минут Ямской повел Аркадия вокруг бассейна — чтобы вытурить из бани, решил Аркадий. По пользовался — и хватит! Однако прокурор заглянул в другой альков, где упитанный молодой человек намазывал маслом ломтик хлеба.
— Вы, наверное, знакомы? Отцы ваши дружили водой не разольешь! Это ведь Евгений Мендель. Работает в Министерстве внешней торговли.
Евгений кивнул, чуть приподнявшись с табурета. У него были черные усики и круглое брюшко. Аркадию смутно вспомнился вечно хныкавший жирный малый. Ямской внезапно извинился и ушел, оставив их вдвоем. Аркадий присел и налил себе шампанского, пока Евгений сосредоточенно намазывал на хлеб черную икру.
— Я в основном по американским фирмам, — сказал Евгений, наконец-то оторвав взгляд от бутерброда.
— Совсем новая область? — спросил Аркадий, чтобы поддержать разговор, с нетерпением ожидая возвращения Ямского.
— Вовсе нет! У нас там много старинных друзей. Арманд Хаммер, например, был еще с Лениным знаком. В тридцатые годы "Форд" делал для нас грузовики…
Аркадий перестал слушать — названия иностранных фирм, которыми сыпал Евгений, по большей части были ему неизвестны. Но голос Евгения казался все более знакомым, хотя они не виделись многие годы.
— Хорошее шампанское, — сказал он, ставя бокал.
— Советское игристое! Собираемся пустить на экспорт! — Евгений поглядел на него с детской гордостью.
Отодвинув ширму, загораживающую вход, в альков вошел высокий, худощавый мужчина средних лет, такой смуглый, что Аркадий было принял его за араба. Отливающие серебром прямые волосы, черные глаза, крупный нос и почти женственный рот — все слагалось в какую-то странную лошадиную красоту. На пальце руки, державшей полотенце, блестел перстень с печаткой. Тут Аркадий разглядел, что смуглота его — просто загар, удивительно ровно покрывающий все тело.
— Прелестные бутерброды! Просто произведения искусства, даже есть страшно, — сказал незнакомец, подходя к столу и не замечая, что вода с него капает на блюдо.
Он без малейшего любопытства посмотрел на Аркадия. Что он прекрасно говорит по-русски, Аркадий знал, но этой животной самоуверенности магнитофонная запись не передавала.
— Ваш коллега? — спросил незнакомец у Евгения.
— Это Аркадий Ренько. Он работает…
— Я следователь, — сказал Аркадий.
Евгений разлил шампанское, придвинул блюдо с бутербродами.
— И какие же преступления вы расследуете? — Аркадий никогда не видел столь ослепительных зубов, сверкнувших в улыбке.
— Убийства,
Волосы Осборна прилипли к ушам, хотя он и вытер голову. Рассмотреть, нет ли на одном из них следов укуса, было невозможно.
Осборн надел массивные золотые часы на запястье.
— Евгений, будьте ангелом! Мне должны звонить. Подежурьте, пожалуйста, у телефона. — Он достал из замшевой сумочки мундштук, вставил в него сигарету и прикурил от золотой зажигалки, инкрустированной ляпис-лазурью. Выходя, Евгений задвинул за собой ширму.
— Вы не говорите по-французски?
— Нет, — соврал Аркадий.
— А по-английски?
— Тоже нет, — снова соврал Аркадий.
— А знаете, я в этом заведении бываю не так уж редко, но следователя здесь встречаю впервые.
— Так ведь моя профессия вряд ли имеет к вам какое-то отношение, господин… Простите, я не знаю вашего имени.
— Осборн.
— Вы американец?
— Да. А ваша молодость вам не помеха?
— Но почему? Мой друг Евгений помоложе меня, а уже намерен экспортировать шампанское. Кстати, не вам ли?
— Нет. Я занимаюсь пушниной, — ответил Осборн.
— Знаете, мне всегда хотелось иметь меховую шапку, — сказал Аркадий, решив, что ему следует держаться попроще. — И познакомиться с американцем. Как я слышал, американцы ведь похожи на нас — такие же открытые, с широкой натурой… А вы! Какая у вас интересная жизнь — колесите себе по свету, сколько душе угодно. Но, простите, я, кажется, заболтался, а вы слишком вежливы и не указываете мне на дверь. У вас ведь дела.
— Что вы! Останьтесь, пожалуйста, — быстро сказал Осборн. — Такой счастливый случай. Мне не терпится расспросить вас о вашей работе.
— Я к вашим услугам. Но, судя по тому, что я читал о Нью-Йорке, дела, которые я веду, вам должны показаться довольно пресными. Семейные ссоры, хулиганство. Ну а убийства… чаще всего под горячую руку или в сильном опьянении… — Он виновато пожал плечами и пригубил шампанское. — Прелесть! Нет, правда, почему бы вам его не импортировать?
— Ну, так расскажите мне о себе, попросил Осборн, подливая ему еще.
— А это, наоборот, тема неисчерпаемая. Чудесные родители, золотые дедушка и бабушка. В школе замечательные учителя, а дружба в классе такая, что вспомнить приятно. Ну и сослуживцы один другого лучше, о каждом хоть книгу пиши.
— А о своих неудачах вы предпочитаете помалкивать?
— За других говорить не берусь, но у меня никаких неудач еще не было. Аркадий снял с шеи полотенце и бросил его на полотенце Осборна. Перехватив взгляд американца, он тоже покосился на свою гематому и вздохнул. Так, маленькая неприятность. Только вот рассасывается долго.
— А какое из ваших дел самое интересное? перебил его Осборн.
— А-а! Это вы про трупы в парке Горького слышали?.. Разрешите? — Аркадий ловко выхватил сигарету из пачки Осборна и прикурил от золотой зажигалки, с восхищением разглядывая ляпис-лазурь. Хотя лучшие ее образцы добываются в Сибири, Аркадий никогда этого камня не видел. — В газетах об этом помалкивают, — продолжал он, затягиваясь. — Но, конечно, обстоятельства такие необычные, что дают пищу для всяческих слухов. И особенно среди иностранцев, верно?
По невозмутимому лицу американца нельзя было догадаться, какое впечатление произвели на него эти внезапные слова.
— Я ни о чем подобном не слышал, — сказал Осборн, когда молчание начало затягиваться.
Влетел Евгений Мендель: Осборну так и не позвонили. Аркадий вскочил, извинился за то, что так засиделся, поблагодарил за шампанское, подхватил полотенце Осборна, повязал его на шею и направился к ширме.
— А кто ваш начальник? — вдруг спросил Осборн. — Кто у вас главный?
— Я и есть главный, — метнул последнюю стрелу Аркадий, ласково улыбаясь.
Он направился вдоль бассейна к выходу, чувствуя себя совсем измотанным. Его нагнал Ямской.
— Ну как? Я ведь не ошибся? Поболтать с другом детства всегда приятно, а ваши отцы большими друзьями были, кто же этого не знает.
Аркадий оделся и чуть не бегом кинулся на Петровку отдать Людину полотенце Осборна.
— Ваши ребята вас весь день разыскивали, — сказал полковник.
Аркадий позвонил в "Украину". Трубку поднял Паша и с гордостью объявил, что они с Фетом подключились к телефону Голодкина и слышали, как кто-то назначал фарцовщику встречу в парке Горького. Вроде бы американец. А может, эстонец.
— Так американец или эстонец?
— По-русски он хорошо говорил, но как-то не так.
— А что же это вы, Паша, без ордера к телефону гражданина Голодкина подключились? Статьи двенадцатая и сто тридцать четвертая, между прочим.
— Я ж не теоретик вроде вас, — обиженно буркнул Паша. — Где мне статьи знать, серому!
— Да ладно. Значит, ты остался дежурить, а Фет отправился в парк? Фотоаппарат захватить не забыл?
— То-то и оно! Пока он камеру искал, время и прошло. Весь парк обегал — никого.
— Ну ничего, прослушаем запись их беседы. Сравним…
— Так я же не записал!
Аркадий повесил трубку, и тут же его окликнул Людин.
— Подите-ка сюда. На полотенце я обнаружил десять волос. Сравнил под микроскопом с волосом с кепки. Они, несомненно, принадлежат разным людям. Тот полуседой и вьется, а этот просто серебряный и прямой. Конечно, сделаем анализы, но и так ясно.
Аркадий посмотрел в оба микроскопа. Да, "сукиным сыном" в парке его назвал не Осборн.
Аркадий пошел в угрозыск выпить кофе, горько усмехаясь. Ну, шерлоки холмсы! Камеру отыскать не могут, а какой-то не то американец, не то эстонец разгуливает по парку, и даже голос его не записан! Начальник же тем временем крадет казенное полотенце и очищает от подозрений единственного подходящего кандидата в преступники.
