Было ясно, что Вася думает об этом давно. Мысль о побеге за кордон, очевидно, была его заветной. Он все больше напоминал мне Сырцова во время нашей встречи в загородном парке. Храповицкий, отчаявшись его переубедить, повернулся ко мне.
— Скажи что-нибудь, — попросил он. — У меня от этих истерик голова кругом идет.
— Я считаю, что никому из нас в сложившихся обстоятельствах уезжать нежелательно, — начал я. — По крайней мере, до тех пор пока ситуация не прояснится.
Для наших подчиненных бегство начальников станет сигналом, что все пропало. Нас сразу начнут сдавать. Удивительно, что мы с весны готовились к этой войне, а сейчас ведем себя так, словно на ровном месте попали под бомбардировку.
— Мы и попали! — вставил Вася упрямо, но я предпочел не реагировать. — Хуже всего, что мы не доверяем друг другу, — продолжал я. — В войне это недопустимо. Нас обложили с разных сторон, мы можем рассчитывать только на себя. Но случилось несчастье с нашим товарищем, а мы сидим и думаем: не один ли из нас это подстроил?
— Да говорю же, это не я! — вспылил Виктор. — Ну что мне, застрелиться, чтобы вы поверили!
Он вскочил, ругаясь, подошел к столу, налил себе немного коньяку и выпил.
— И кто будет следующим, — продолжал я, не обращая внимания на его крик. — Мне кажется, этим в первую очередь объясняется Васино состояние. Необходимостью подозревать кого-то из нас. Если так будет продолжаться, мы не выиграем.
— Ну и что ты предлагаешь? — перебил Храповицкий.
— У меня есть предложение, но я не знаю, готовы ли вы к нему, — я невольно запнулся.
То, что я собирался сказать, было непросто и произнести, и выслушать. Они почувствовали это, подобрались и насторожились.
— Мы знаем, что Виктор содержит или, во всяком случае, содержал бригаду киллеров. Парней, которые служили в горячих точках и в мирную жизнь не вписались. Это делалось на случай вашей внутренней войны. Если вдруг вам придется истреблять друг друга.
Я сделал паузу, чтобы увидеть их реакцию. В последний год Храповицкий каждый раз обрывал меня, когда я пробовал затронуть эту тему даже намеком. Партнеры изо всех сил демонстрировали свое единство и нерушимую дружбу. Былые распри по умолчанию считались делом прошлого.
Никто мне не ответил. Виктор вполоборота ко мне стоял у стола и резал ножом яблоко. Он по-прежнему избегал смотреть в мою сторону, но по его напряженной спине я видел, что слушает он меня очень внимательно и каждый нерв в нем играет. Храповицкий тоже не спускал с меня прищуренных настороженных глаз. Вася ловил мои слова приоткрыв рот и кивал, соглашаясь.
— Скорее всего, такие люди есть и у Володи, — двинулся я дальше.
Хотя я и высказывал это как предположение, но, зная Храповицкого, я был уверен, что все меры защиты против Виктора он принял давно.
При последних словах тишина сделалась полной. Все замерли. Воздух между нами стал таким густым, что, казалось, его можно было потрогать руками.
— Готов допустить, что подобная команда существует и у Васи, — договорил я.
— У меня-то откуда?! — возмущенно выдохнул Вася.
В том, что он говорит правду, я не сомневался. Последнюю фразу я добавил только из присущего мне уважения к начальству. Если бы я обвинил в желании убить друг друга только Храповицкого и Виктора, получилось бы, что к Васе я отношусь не столь серьезно.
— Мне кажется, что прежде всего вам необходимо разоружиться. — Хотя я сильно волновался, я старался говорить буднично, чтобы не спугнуть их неверной интонацией, потому что понимал, как много зависит от того, сумею ли я их убедить. — И не просто дать слово или даже поклясться. Все равно в это никто не поверит. Вы должны объявить об этом вашим наемникам и передать все сведения о них Савицкому. Чтобы он взял под контроль их действия и мог при необходимости в любую минуту доложить каждому из вас, что нашей жизни ничто не угрожает.
И вновь ответом мне была тишина. Я видел, что эта идея вызывает у них внутреннее сопротивление. Они опасались разоружаться.
— Есть другой вариант, — настаивал я. — Если вы считаете нужным сохранить этих ребят для каких-либо действий против наших внешних врагов, то вы обязаны их объединить. И передать в распоряжение Володи.
— Нормально! — ядовито отозвался Виктор. — А почему, например, не мне? Или хотя бы не Васе?
— Не надо мне ничего! — испуганно замахал на него Вася руками. — У меня своих забот хватает! Еще вашими киллерами командовать!
— Володя наш общий начальник, — нажимал я. — Если мы ему не доверяем, нам остается только немедленно разбежаться. Со дня на день он уйдет на «Транс-газ». Ты, Виктор, останешься руководить здесь. Наверняка будут возникать проблемы в работе. Если они начнут усугубляться взаимными подозрениями, в которых мы уже задыхаемся сегодня, то ты отлично понимаешь, во что это выльется завтра.
Виктор хмыкнул, вразвалку прошелся по комнате, плюхнулся на диван, сложил руки на груди и прикрыл веки. Затаив дыхание я ждал. Храповицкий, подавшись вперед, тоже не отрывал от него колючих глаз.
— Ребята, я прошу вас! — не выдержал Вася. Наконец Виктор откинулся назад, лениво потянулся и зевнул. Или притворился, что зевает. Потом обвел нас по очереди хитрым взглядом.
— Ну, что вы, мать вашу, вытаращились? — беззлобно выругался он. — Навалились всей кучей на одного. Пользуетесь, гады, что все так совпало. Ладно, Вова. Принимай пополнение. Отдаю тебе своих штурмовиков без всяких условий. Безоговорочно капитулирую. Только увольнять парней сейчас я считаю глупым. Их кто-нибудь подберет и против нас же использует.
Лицо Храповицкого прояснилось. Он выдохнул и сразу расслабился, обмяк.
Вася за стойкой издал победный клич.
— По такому поводу надо выпить! — объявил он. — Вот это, я понимаю, по-партнерски. А то прямо не знаешь, куда деваться! Хоть волком вой!
Он разлил коньяк в рюмки и, обойдя нас, подал каждому.
— Даже не вздумай отказываться! — прикрикнул он на меня, заметив мое движение. — Если уж даже по такому случаю не выпить, то это уж, блин, совсем на фиг!
Дверь неожиданно распахнулась, и к нам ворвался красный и растрепанный Плохиш, бесцеремонно нарушив идиллическую картину братания.
— Вы че, прячетесь? — возмущенно накинулся он на нас. — Еле вас отыскал! Сами позвали. А потом загасились. Охрана ваша молчит! Звоню вам — никто не отвечает! От меня-то чего шухариться? Я че, в натуре, замусоренный, что ли?
Его пухлые щеки забавно тряслись, редкие волосы топорщились.
— С Пашкой-то как, а? Труба, в натуре! — без всякого перехода запричитал он. — Ладно еще, живой! Считай, хорошо отделался, повезло. Там, говорят, так рвануло, что машины вокруг разлетелись. Жалко человека. С каждым из нас может случиться. Главное, вот так ездишь везде, дела делаешь, а тебя, может, уже пасут. Бах — и нету тебя! Дайте выпить скорее, а то у меня крыша едет.
Он подбежал к столу, плеснул себе коньяку, передумал и налил в другой бокал виски.
— Ну, за Пашу, — провозгласил он. — Чтоб скорее поправлялся! И чтоб с нами никогда такого не случалось.
Он выпил залпом.
— Фу, гадость какая! — сморщился он, помахав ладонью перед лицом. — Надо съесть что-нибудь срочно.
Он схватил руками что-то со стола и принялся торопливо жевать.
— Ты откуда такой взмыленный? — спросил Виктор Добродушно.
Мне показалось, что после его примирения с Храповицким ему самому полегчало. Вася только что не прыгал от радости. Храповицкий выдерживал характер и пытался вести себя как ни в чем не бывало, но и он заметно потеплел.
— Да из прокуратуры! Два часа держали. Только-только отпустили, и я сразу к вам. Чуть не закрыли. Ладно, хоть я теперь чиновник, а то, в натуре, кранты! Килограмма на два похудел как пить дать, — невнятно посетовал он с набитым ртом. — Вот менты привычку взяли! Только кому-нибудь кукушку пробьют, сразу мне ласты крутят! А я уж, считай, государственный человек! Забыл, в натуре, когда анашу курил, не то чтобы там по стрелкам мотаться!
— А что ты делал в прокуратуре? — поинтересовался Храповицкий.
— Так я же последний, кто его видел перед этим взрывом, — пояснил Плохиш. — Мы там у меня сидели, обедали. Выпили, дела порешали. А потом он уехал. Его водила, как только оклемался, сразу про меня настучал. Ну, меня и дернули прямо из дома. Трясли — спасу нет! У мусоров ведь какая логика? Если он от меня уехал, значит, это я его и грохнул! Я говорю: слышь, волки, если это я ему такую подлянку забубенил, то зачем я ему деньги перед этим давал? Я бы их лучше себе оставил! Выживет он, нет, неизвестно. А бабки-то не вернешь уже!
— А за что ты ему бабки давал? — тут же спросил Виктор.
— Да я взаймы, — ответил Плохиш. — Он попросил, я и дал.
Тон Плохиша был небрежным, но в его словах всем послышалось что-то не вполне натуральное. Плохиш никогда не давал взаймы.
