– Лишние десять минут не имеют значения, – сказал Мельник.
– Борт номер один, – снова внезапно заработало радио. – Говорит диспетчерская Солт-Лейк-сити. Вы покидаете нашу зону, держите связь с диспетчерской Денвера на частоте 130,25.
– Вас понял, Солт-Лейк-сити. Связь с диспетчерской Денвера на частоте 130,25. Спасибо и до свидания, – сказал Харди.
Он настроил радиостанцию на новую частоту и снова заговорил:
– Диспетчерская Денвера, я борт номер один, следую эшелоном двадцать девять тысяч.
– Вас понял, борт номер один, – ответила диспетчерская Денвера. – Вижу вас на радаре, продолжайте следовать эшелоном двадцать девять тысяч.
Затем наступила тишина, и медленно потекли минуты. Харди представил в своем воображении две картины. Первая – «Боинг 707» с кубинцами на борту приближается к нему с северо-востока, они должны будут скоро встретиться. Харди посмотрел в боковое стекло, пытаясь увидеть самолет с кубинцами, хотя знал, что первым признаком их приближения будет вызов по радио из диспетчерской Денвера.
Вторая картина была штаб-квартира ФБР в Нью-Йорке. Харди никогда не был там, но он так ясно представил себе, что там происходит, как будто увидел эту сцену на экране телевизора. Вертер, агент, который разговаривал с ним утром по телефону, а может быть, и только что по радио, не находит себе места и мечется взад и вперед, ожидая, когда заработает прямая линия связи. Он подождет еще десять минут, может быть, пятнадцать, а потом начнет снова вызывать его, и на этот раз от него будет не так-то просто отвязаться. Конечно, ни Вертер, ни кто-либо другой не смогли бы спасти президента, если бы Харди решил убить его, но на уме у него было совсем другое, и для успешного выполнения задуманного плана Вертер и все остальные должны были поверить в то, во что Харди хотел их заставить поверить. Поэтому ему надо будет отвязаться от них так, чтобы не вызвать подозрений.
Как и во всех центрах управления воздушным движением, диспетчеры центра в Денвере работали с радарами в режиме ответчиков. Это означало, что на их экранах светились отметки только самолетов с ответчиками, а все остальные воздушные средства не высвечивались. Такой режим устанавливался для того, чтобы сократить количество отметок на экранах радаров до такого числа, при котором диспетчер был в состоянии следить за передвижением воздушных объектов. Иногда для получения полной картины воздушного движения радары переводились в режим общего слежения, и тогда на экране появлялись отметки всех воздушных средств, засеченных радарами.
– Марфи, ты не хочешь взглянуть, что здесь происходит? – крикнул один из диспетчеров, и начальник смены подошел к нему. Билл Эндлер, один из новичков-диспетчеров, как раз переключил радар на режим общего обзора. Он указал на отметку на экране. – Последи за ним несколько секунд.
Они молча смотрели на экран, потом Марфи сказал:
– Этот сукин сын действительно движется, так ведь?
Эндлер кивнул.
– Я считаю, что он движется со скоростью узлов пятьсот.
Они снова молча уставились на экран. Остальные неопознанные отметки обозначали самолеты без ответчиков, и все они были частные или небольшие самолеты с одним, в лучшем случае, с двумя двигателями. Большинство из них летели со скоростью менее двухсот узлов, и ни один из этих самолетов не мог развить скорость свыше трехсот узлов. А этот самолет двигался между ними гораздо быстрее, как пчела между воздушными шариками.
– И еще одно… – сказал Эндлер, указывая на другую отметку, возле которой светилось обозначение кода ответчика президентского самолета.
Они увидели на экране, что отметка, обозначающая президентский самолет, строго горизонтально движется вправо по экрану, что соответствовало направлению полета с запада на восток, а отметка неопознанного самолета двигалась под небольшим углом вертикально, что соответствовало направлению полета северо-восток – юго-запад. Прикинув направление движения обеих отметок, диспетчеры решили, что их курсы могут пересечься.
– Вот этот, – сказал Марфи, указывая на отметку неопознанного самолета, – должен быть реактивным самолетом. Авиалайнер, судя по величине сигнала. Летит без ответчика, и, значит, должен двигаться ниже контролируемой зоны, а президентский самолет летит на высоте двадцать девять тысяч, так что столкновения быть не должно.
Эндлер кивнул. Никакой опасности не было, расстояние по высоте полета самолетов было примерно в пятнадцать тысяч футов, и они не должны были подойти друг к другу меньше чем на три мили.
Теоретически все было так, но одной теории маловато. Марфи взял микрофон.
– Борт номер один, говорит диспетчерская Денвера.
При звуке радио Харди подпрыгнул. Интересно, это ФБР, или сообщение о кубинцах?
– Я борт номер один, – ответил он голосом Линдгрена.
– Борт номер один, говорит диспетчерская Денвера, у нас на экране радара появилась отметка неопознанного воздушного средства, движется в вашем направлении, 120° слева, дистанция двадцать миль.
– Денвер, я борт номер один, – ответил Харди. – Обнаружен неопознанный самолет?
– Борт номер один, поняли правильно. Летят без ответчика.
Быстро представив себе экран радара, Харди задумался. Улыбнувшись, он бросил взгляд влево и немного назад, туда, где вскоре должен был появиться «Боинг» с кубинцами, и перевел управление самолетом на автопилот. Положив руку на выключатель ответчика, он снова оглянулся, и, хотя то направление, откуда должен был появиться «Боинг», было закрыто от него крылом и гондолой двигателя, он не мог удержаться и не смотреть туда. Диспетчерская Денвера сообщила, что самолет находится от него на расстоянии двадцати миль, а он все равно не мог увидеть его раньше, чем за десять миль, но при скорости сближения примерно триста узлов, они должны были покрыть это расстояние менее чем за две минуты. Харди посмотрел на часы, наблюдая за секундной стрелкой, и, когда прошло две минуты, наклонил левое крыло и посмотрел в стекло. Внезапно в голубом чистом пустынном небе появилась быстро приближающаяся точка.
– Диспетчерская Денвера, я борт номер один, – сказал Харди в микрофон. – Вижу самолет, пересекающий мой курс, реактивный самолет с четырьмя двигателями, он подо мной примерно в пятнадцати тысячах футов.
В этот самый момент Хавьер Хуарес увидел президентский самолет. Бортовой компьютер точно рассчитал курс, и Хавьеру осталось только отвернуть нос самолета чуть левее, чтобы создалось впечатление настоящего столкновения. В кресле второго пилота сидел Мартинес, его главной задачей был ответчик, и он держал руку на его выключателе.
Когда их «Боинг» подлетел ближе, Хавьер увидел, что они набрали нужную высоту, теперь их самолет летел почти на одной высоте с президентским.
Не имея данных от ответчика, центр управления в Денвере не мог определить высоту полета неопознанного самолета. На экранах радаров положение самолетов выглядело так, что они вот-вот столкнутся, но так как пилот президентского самолета сообщил, что видит неопознанный самолет и что он следует своим курсом значительно ниже, диспетчеры без всякой тревоги наблюдали за тем, как отметки на экране радара приближаются друг к другу.
Главное было точно рассчитать время. У них не было возможности потренироваться на двух самолетах, но Харди вместе с Хуаресом и Мартинесом оттачивал на «Боинге» этот маневр десяток раз, пока не убедился, что они выполняют его четко. После этого они потренировались еще десяток раз.
И все-таки он весь напрягся, видя, как сближаются самолеты. Скорость у каждого была около шестисот миль в час. Держа курс 75°, Харди оглянулся через плечо и еще раз взглянул на подлетающий «Боинг». Теперь уже счет шел на секунды, самолеты неслись навстречу друг другу, Харди уже различал в кабине Хуареса и Мартинеса.
Пора!
В денверском центре управления воздушным движением Эндлер и Марфи увидели на экране радара, как две отметки слились в одну. В этот момент на высоте двадцать девять тысяч футов над пустынными равнинами Колорадо Харди резко повернул штурвал самолета вправо, одновременно выключив при этом правой рукой ответчик. В эту же секунду Хуарес рванул штурвал влево, внимательно следя за гирокомпасом, а Мартинес включил ответчик, настроенный на код президентского самолета. Харди продолжал выполнять крутой правый вираж, пока показания гирокомпаса не достигли 160°, затем резко вернул штурвал в исходное положение и лег на новый курс, а Хуарес в этот же момент выровнял самолет и взял курс 75°. Превращение было закончено.
Диспетчеры денверского центра прильнули к экрану радара, но вдруг отметка снова разделилась на две, и самолеты продолжили движение своими курсами: неопознанный самолет двигался на юго-запад курсом 160°, а борт номер один с работающим ответчиком продолжал лететь в Вашингтон курсом 75°.
