- На бреющем летают, суки, всю душу вымотали,- выругался водитель и покосился на Корсакова, пытаясь понять, одобряет ли тот его действия.
- Все отлично, шеф,- улыбнулся Корсаков,- поехали дальше.
- Что-то разлетались они в последнее время, а, командир?- заметил Ищенко. - Может, вжарить по ним в следующий раз из пулемета, чтоб поприличнее себя вели?
- Я уже говорил тебе, почему они разлетались,- ответил Корсаков. - А стрелять не будем - провоцировать их не стоит. Если они тоже начнут стрелять по нашим машинам, то нам станет очень трудно передвигаться по городу. Даже наш единственный танк вертушки запросто сожгут.
Машины выехали в узкий дворик и развернулись там. Дворик был старательно укреплен стенами из железных бочек, наполненных землей, в окне наверху виднелся пулемет, и по двору прохаживались вооруженные люди. Такие оборонительные меры потребовались из-за того, что в соседний дворик выходил задний фасад вычислительного центра КГБ, а в центре имелась внушительная вооруженная охрана, сохранившая лояльность правительству. Впрочем, никаких поползновений выйти из заточения гарнизон центра не делал, понимая, что все подступы к зданию находятся под прицелом. "Кончатся продукты - выйдут,- подумал Корсаков. - Во имя чего им помирать с голоду?" Его мысли прервал Ищенко своим вопросом:
- Скажи, командир, а кто такой Стив Гольденберг? По телевизору сказали, что он создал фонд гуманитарной помощи центру Москвы. В сущности это ведь помощь нам, мы же контролируем Центр. Не ожидал я такого от американцев - я-то думал, что они должны нас не любить.
- Стив не просто какой-то там американец,- сказал Корсаков. - Во Вьетнаме мы служили с ним в одном взводе - он был пулеметчиком. А когда в Нью-Йорке мафия хотела меня убрать, он выручил меня - спас мне если не жизнь, то свободу.
- А насчет этой гуманитарной помощи ты позвонил ему и попросил помочь?- спросил Ищенко.
- Нет, он сам догадался,- ответил Корсаков. - Увидел меня по телевизору и догадался. Он настоящий друг - из тех, которых не надо ни о чем просить. Еще во Вьетнаме был таким.
- Ведь вся эта затея с фондом громадных деньжищ, наверное, стоит,- поразился Ищенко. - А еще говорят, будто евреи - скупые люди.
- Да брехня это все,- поморщился Корсаков. - Так говорят те, кто их не знает. У них, как у всех, есть свои недостатки, но скупость в их число не входит. Кроме того, Стив - из очень богатой семьи и сам, должно быть, богатый человек. Так что с друзьями нам повезло, капитан.
Джип вновь лихо повернул и остановился во дворе огромного жилого дома, фасадом выходившего на Садовое кольцо. Предупрежденный о его приезде командир сектора обороны подошел к машине, и Корсаков вместе с ним направился в подъезд. Началась рутинная проверка боевой готовности: заходя в квартиры, выходившие окнами на Садовое кольцо и превращенные в огневые точки, Корсаков спрашивал бойцов, кто куда должен стрелять, кто когда стоит на посту, нет ли жалоб на снабжение...
- Командир, да что вы мотаетесь к нам каждый день?- с улыбкой сказал один пулеметчик. - Не бойтесь, мы службу не завалим. Не стоило все это затевать, чтобы потом нас взяли голыми руками.
Товарищ пулеметчика молча всматривался через амбразуру в то, что происходило на Садовом кольце. Корсаков отстранил его и тоже посмотрел наружу. Он увидел нечто вроде народного гулянья - праздные солдаты на той стороне Кольца, кто-то сидит на броне БМП, кто-то подстелил газеты и разлегся на них прямо на асфальте. Среди солдат и боевой техники поодиночке и группками слонялись праздные зеваки, заводя разговоры. Такие же группки зевак выходили на пустую проезжую часть Садового кольца и перекрикивались с мятежниками. "Народ за вас, ребята!", "Дожимайте этих жуликов!" - слышал Корсаков. "А женщины у вас там есть?"- доносились веселые девичьи голоса. Удовлетворенный результатом ревизии, Корсаков спустился во двор и прошел вместе с командиром сектора в перегороженную бетонными блоками подворотню. Там сидел пулеметчик и что-то кричал в щель, опираясь рукой о пулемет.
- Ты не охрипнешь, парень?- спросил его Корсаков. - Ну-ка дай глянуть, что там творится.
Пулеметчик посторонился, и Корсаков в амбразуру осмотрел окрестность. Ничего тревожного или подозрительного он не заметил и с этой точки, а вопившие и размахивавшие руками зеваки внушили ему даже симпатию.
- Вы все-таки особенно близко их не подпускайте,- обратился он к командиру сектора, продолжая разглядывать пестро и легко разряженную толпу, вышедшую уже почти на середину Кольца. - Опасного в них, может, ничего и нет, но никаких братаний быть не должно - от них дисциплина развалится в два счета. Холостыми пуганите, что ли, если потребуется.
Внезапно совсем рядом сверху загрохотал пулемет, и на тротуар со звоном посыпались стреляные гильзы. В первый момент Корсаков подумал, что кто-то, будто услышав его слова, решил отпугнуть чересчур далеко зашедшую толпу. Однако проносившиеся в воздухе бледные иглы трассирующих пуль, искры и осколки, выбиваемые из асфальта, убитые и раненые, повалившиеся на мостовую - все это заставило его отбросить успокоительную мысль. К тому же и пулеметчик заорал в ужасе:
- Охренели, что ли?! Он же боевыми лупит!
Корсаков успел заметить, что стрелок отсекает толпу огнем от внешнего края Садового кольца, принуждая ее держаться на открытом месте - на середине проезжей части, где он мог расстреливать людей совершенно без помех. Слыша за своей спиной дикие вопли раненых, Корсаков опрометью помчался ко входу в подъезд, спросив на бегу тяжело сопевшего рядом с ним командира сектора:
- Откуда он бьет?
- С четвертого этажа,- последовал ответ. - Не пойму, что там случилось, мы же там были минуту назад. Лучшие пулеметчики, я их специально повыше посадил... Что же стряслось-то?
Корсаков огромными скачками мчался вверх по старой широкой лестнице с добротными деревянными перилами и длиннейшими маршами. За ним топали и одышливо матерились бойцы его охраны. Взлетев на четвертый этах, он застал там еще нескольких бойцов с оружием наизготовку, жмущихся к стене. Один из них, морщась, ощупывал задетое пулей предплечье. По рваным дырам в кожаной обивке, пробитым выпущенными изнутри пулями, Корсаков с первого взгляда определил, за какой дверью находился стрелок-убийца. Он отрывисто спросил:
- Сколько их там?
- Двое,- ответили ему и добавили: - Не подойти - через дверь бьет, гад.
В этот момент в квартире за дверью вновь глухо застучал умолкший было пулемет. В промежутках между очередями слышались какие-то возгласы.
- Рехнулся, похоже,- такое бывает,- заметил кто-то. - У нас в Чечне...
- Молчать,- не повышая голоса, скомандовал Корсаков, лихорадочно соображая, что делать. - Двое сразу рехнуться не могли,- сказал он, досылая патрон в ствол "ТТ" и выбирая для разбега позицию поудобнее. Двери он достиг в два прыжка и на излете второго, заложив корпус почти параллельно полу, нанес сокрушительный удар ногой в замок. Дверь косо повалилась внутрь квартиры, повиснув на одной петле, а сам он покатился по паркету, прикрывая себя выстрелами почти наугад. Пулеметчик, видимо, никак не ожидал, что дверь можно высадить с одного удара, и потому еще несколько секунд продолжал стрелять даже после того, как Корсаков влетел в прихожую. Затем через распахнутую дверь, откуда слышалась стрельба и плыла дымка пороховых газов, в коридор вылетела граната и со стуком покатилась по паркету. Однако Корсаков был к этому готов, пнул гранату ногой и метнулся за угол коридора. В дальнем конце коридора грохнул взрыв, завизжали и защелкали осколки. Вновь простучала пулеметная очередь, и затем послышался голос - высокий, неестественно напряженный, словно до предела натянутая струна:
- Ну, кто здесь? Кто хочет мне помешать? Заходи, суки!
- Я,- отозвался Корсаков. - Я, твой командир. Кроме меня никто не зайдет. Эй, на лестнице! Всем оставаться на местах, я сам с ним поговорю!
Он вышел из-за угла, подошел к двери и встал рядом с ней с пистолетом в руке, прижавшись к стене спиной.
- Командир?- в голосе пулеметчика послышалась растерянность.
- Ну да, твой командир,- повторил Корсаков, появляясь в дверном проеме и сразу встретившись взглядом со стрелком. Он повидал в жизни немало таких глаз - беспокойных, блестящих от чрезмерного внутреннего напряжения, пугающих чернотой расширенных зрачков. Зрачок нацеленного на него пистолетного дула он тоже видел не впервые, хотя в данный момент старался не смотреть на него. Краем глаза он успел заметить и второго пулеметчика - тот, скорчившись, ничком лежал у стены и под его головой уже успела растечься огромная маслянисто поблескивающая лужа крови. Корсаков некоторое время смотрел в неподвижные блестящие глаза,
и наконец пулеметчик отвел глаза,опустил руку с пистолетом и заговорил:
