— Сей Ваньсун согласен на встречу. — И назвал адрес.
Нужный дом стоял в глубине двора, за оградой из кривых кольев, перетянутых мелкоячеистой сеткой. Чжао остался во дворе, а Лин вошел в дом. В комнате сидели двое.
— Фын, — представился один из них и пригласил присесть. — Вы к товарищу Сею?
— Допустим, — ответил Лин, оглядывая комнату.
Комната была полутемная, бедно обставленная. На оклеенной обоями стене висел календарь с портретом какого-то китайского генерала, в углу домашний алтарь — полочка с двумя витыми молитвенными свечами.
— Вас прислали для переговоров с товарищем Сеем? — подал голос второй мужчина, назвавшийся Чжуном.
— Разве товарищ Сей — это не вы? — пристально поглядел на него Лин.
— Нет. Я не Сей. Однако товарищ Сей предоставил мне все полномочия вести переговоры от его имени.
Лин медленно поднялся с циновок, прошелся по комнате. Потом снова сел. Положив руки на колени, сказал:
— Видите ли, товарищ Чжун, к вашему сведению, и у меня тоже имеются полномочия.
— Чьи и какие?
— Партийный центр уполномочил меня на разговор с вашим руководителем. Не на переговоры, а на разговор. Улавливаете, в чем тут разница?
Лин снова посмотрел на Чжуна. Перевел взгляд на Фына. Посмотрев на него столь же внимательно, продолжил:
— По нашим данным, группа, которую возглавляет товарищ Сей, состоит из коммунистов. Или из людей, считающих себя таковыми. Если это действительно так, то ни о каких переговорах речи быть не может. Если вы признаете руководящую роль партии, то и действовать должны соответствующим образом: исключительно под руководством партийного центра... Вот что уполномочили меня вышестоящие инстанции передать Сею. Выясните у него, когда и где мы с ним сможем увидеться, и — до следующей встречи!
Лин поднялся, уже было направившись к выходу, но тут дверь, ведущая в соседнюю комнату, отворилась, и вошел довольно высокий, хорошо сложенный мужчина лет примерно сорока, круглолицый, широкоплечий, одетый по-европейски: клетчатая рубашка апаш, английские брюки с отворотами, коричневые полуботинки. Протянул Лину руку.
— Я — Сей Ваньсун, — назвал себя он, внимательно глядя Лину в глаза. — Я слышал все ваши слова. Извините, но вы должны понять: элементарные принципы конспирации...
Сей повернул голову в сторону Фына и Чжуна.
— Товарищи ненадолго выйдут, а мы потолкуем один на один, — произнес он голосом, какой бывает у людей, которые привыкли, чтобы им подчинялись. И не просто подчинялись, а подчинялись, что называется, беспрекословно.
Когда Чжун и Фын вышли, Сей присел рядом с Лином на корточки и заговорил:
— В Харбине я — человек новый, а потому вынужден действовать во много раз осторожнее, нежели вы, коренные харбинцы. Как только мы организовали подпольную группу, перед нами сразу же стала дилемма: искать или не искать связи с партийным руководством? Искать? Тогда возникнет риск, во-первых, нарваться на провокацию со стороны японцев, а во-вторых, встретиться с недоверием по отношению к нам со стороны подпольного центра. Исходя из сказанного, я и принял решение: сперва доказать на деле, что мы боеспособная, активно действующая группа, и уж только потом выходить на связь с партией. Но раз партия нашла нас сама, то я прошу, чтобы вы передали руководству: с этой минуты наша группа поступает в полное распоряжение партийного центра.
Он прервался, внимательно следя за выражением лица собеседника. Затем уточнил:
— Впрочем, насчет того, что наша группа входит в подчинение центра именно с этой минуты, я высказался в фигуральном смысле. Предварительно я хотел бы заручиться твердыми гарантиями, что вас ко мне направили из партийного центра.
— Доказательства будут, — заверил его Лин. — Что еще должен я передать людям, которые меня к вам направили?
Сей Ваньсун пожал плечами.
— Пожалуй, это все.
Он на минуту задумался. Потом произнес:
— Хотя... Есть у меня одна просьба...
Сказано это было таким тоном, что Лин сразу же почувствовал: Сей Ваньсун в нерешительности, продолжать ему или нет?
— Просьба? — переспросил Лин и, дабы подтолкнуть Сей Ваньсуна к откровенности, добавил, искоса взглянув на своего собеседника: — Готов и просьбу передать...
— Просьба эта не то чтобы лично моя, — с запинкой произнес Ваньсун. — Дело в том, что в Харбине, как вам уже говорил мой товарищ Фу Чин, я оказался после побега из тюрьмы в Бинфане. Из тюрьмы при бактериологическом центре, — пояснил он. — Фу Чин рассказал вам о том, что в Бинфане заключенные гибнут не только от голода, не только под пытками и от пуль. Люди погибают в Бинфане от чумы, холеры, тифа. Японцы проверяют на заключенных действие болезнетворных микробов, чтобы, в случае если им придется вести бактериологическую войну, взять на свое вооружение инфекционные болезни.
Немного помолчав, он продолжил:
— В этом, с позволения сказать, учреждении сейчас набирается опыта один немец — ученый из фашистской Германии. Скоро он должен возвратиться на родину, и японцы решили преподнести ему на прощанье памятный подарок — копию фильма, снятого во время проведения эксперимента на жителях моего родного города Нинбо. Когда делается одна копия, можно сделать и вторую. Трудно, но можно. И она сделана. Более того, коробку с этим фильмом мне удалось вынести из Бинфана. Не знаю, говорил ли вам об этом Фу Чин?..
Сей Ваньсун посмотрел на Лина вопросительно, но вместе с тем и испытующе. Тот ничего не ответил, лишь мимикой дав понять, что предмет такого разговора ему неизвестен.
— Да, мне удалось вынести из Бинфана коробку с таким фильмом, — повторил Сей Ваньсун. — Друзьям, помогавшим мне убежать, я дал клятвенное обещание, что документальная кинолента, изобличающая японских изуверов, попадет к тем, для кого борьба за свободу Китая такое же кровное дело, как и наше с вами... — Выдержав паузу, он наклонился к Лину. — Это — наши северные соседи, — шепнул ему на ухо.
Выпрямившись, продолжил ровным голосом:
— Просьба у меня и у моих друзей, узников Бинфана, такая: дайте мне возможность лично встретиться с человеком, у которого имеется прямой выход туда...
— Я не знаю такого человека, — с категоричностью, не дающей даже малейшего повода усомниться в его искренности, ответил Лин.
Сей Ваньсун молчал. Лин, подумав, заговорил опять:
— Люди, которые меня к вам прислали, тоже вряд ли смогут вам чем-то помочь в этом деле. Но... вашу просьбу я, как и обещал, передам слово в слово, не сомневайтесь. Устраивает вас такое заверение?
— Надеюсь, оно принесет добрые плоды, — с надеждой в голосе откликнулся Сей.
«Атмосфера конспирации, выдержка и осторожность принесли долгожданные плоды: мне удалось наконец напасть на след резидента большевистской разведки. Кличка его — Дракон...»
Прочитав эти строки, полковник Унагами сделал паузу, с триумфом посмотрел сперва на подполковника Судзуки, а потом на своего шефа — генерала Мацумуру.
«Через одного из моих людей, небезызвестного вам Фу Чина, руководители коммунистического подполья сами вышли на связь со мной. Связной, которого ко мне пригласили, даже в разговоре с глазу на глаз держался крайне осторожно, а когда я, сославшись на «долг перед товарищами по заключению», обратился к нему с просьбой помочь мне вступить в непосредственный контакт с кем-нибудь из тех, кто смог бы переправить «нашим северным соседям» коробку с известным вам фильмом, связной ответил отказом, заявив, что ни он, ни его руководители не знают таких людей. Тем не менее двумя днями позже все тот же связной назначил мне встречу на базаре, во время которой уведомил, что обсудить проблему отправки коробки, полученной из Бинфана, уполномочен один человек, который на днях зайдет ко мне. Пароль: «Я — от Дракона. Меня зовут Ю Канвей». Отзыв: «Я не знаю, кто такой Дракон, но о вас мне писали наши уважаемые друзья. Проходите, господин Ю». Кроме того, связной сказал, что этот таинственный Дракон хотел бы получить от меня подробный отчет об «ужасах Бинфана». Отчет я должен буду передать господину Ю. Я сказал, что не в моих правилах доверять незнакомым людям документы, написанные моей рукой. Связной ответил, что ему понятна моя осмотрительность. Остановились мы на том, что об «ужасах Бинфана» я при встрече расскажу господину Ю во всех подробностях, после чего он составит с моих слов отчет для Дракона. Подозреваю, что с Фу Чином такая беседа уже состоялась, а потому, чтобы Дракон не усомнился в моей правдивости, в своей исповеди перед господином Ю я вынужден буду обрисовать положение вещей, близкое к действительному, замалчивая по мере возможности все, что содержит в себе информационную ценность...»
Полковник снова оторвался от строчек донесения.
— Каков, а? — окинул слушателей все тем же торжествующим взглядом. — Четкость, слог...
