— Да, — вздохнул адвокат, — что-то они зачастили с этими ошибками. В ноябре, помню, натерпелся я страху. Может, починят наконец этот проклятый курок!
Но в пятницу, 6 июня, тот же пентагоновский компьютер снова объявил о «красной тревоге» по всей системе автоматического оповещения. И снова ядерная тревога длилась бесконечно долгих три минуты.
Грант, и Левитан, и миллионы американцев читали в газете «Вашингтон пост»:
«Подобным электронным промахам Пентагона нет никакого оправдания. Они могут слишком дорого стоить для судеб народов мира…»
— Ну как, Джонни, — спросил утром 10 июня адвокат своего подзащитного, — готов к большому жюри?
Грант с сомнением покачал поседевшей в тюрьме головой:
— После дела Мак-Дональда, Эзра, я ни на грош не верю в нашу юстицию, — хмуро проговорил он.
— Мужайся, Джонни! — бодрился адвокат. — Ведь и в том деле разобрались в конце концов!
— Это через десять-то лет?! Нужна мне такая справедливость. И все сейчас признают, что Сакко и Ванцетти казнили зря, напрасно! У меня по работе руки чешутся.
Левитан положил руку ему на плечо.
— Мы сделаем все возможное для тебя, Джонни! — сказал он тихо.
Назавтра Эзра Левитан предстал перед Грантом в крайне взбудораженном виде.
— Радуйся, Джонни, ликуй! — возопил он, тряся руками над головой. — Эти сукины дети «нашли» на автомобильной свалке мотоцикл «Триумф-50»!
— Как? Один из тех двух, что заставили Бека врезаться в дерево?
— Тот самый! Но на нем они якобы обнаружили твои, Джонни, отпечатки пальцев! Представляешь? Ведь у тебя есть алиби, что ты был в день и час убийства Уинстона Бека в Нью-Йорке! Эти сукины сыны из ФБР сами расставили себе ловушку! Им кажется, что дело в шляпе, что твоя песенка спета! О, как они ошибаются, эти сукины сыны!
— Сработано грубо и грязно, — мрачно заключил, поразмыслив, Грант, — но ведь суд будет на их стороне и будет верить в то, во что ему хочется верить.
— Черт тебя подери, Джонни! — вскричал Левитан. — Да не раскисай ты так. Вот увидишь: мы победим!.. И вот еще что: прокурор заявил, что единственный свидетель катастрофы, какой-то алкаш, вчера повесился, оставив, впрочем, письменные показания…
11 июня адвокат Левитан принес Гранту газеты с сообщением о том, что конгрессмены «полностью одобрили» операцию «Орлиный коготь», хотя его коготок и увяз в песках Деште-Кевир!
Удивительным и неожиданным эпилогом всей этой истории явилось решение конгресса США! Вместо того чтобы решительно и строго осудить ее вдохновителей, сии государственные мужи сердечно поблагодарили участников операции и рекомендовали президенту наградить их боевыми медалями! Мало того, конгрессмены советовали Белому дому «разморозить» принадлежащие иранскому народу авуары в американских банках, дабы удовлетворить финансовые претензии американских толстосумов, грабителей Ирана, а также участников гангстерской операции и родственников восьми заживо сгоревших военнослужащих. Да, до такого неслыханного цинизма дошли отцы-законодатели, впервые, наверное, в истории рассудив, что налетчики должны быть не наказаны, а награждены, причем за счет потерпевших, народа Ирана!
Как заявил местный обозреватель, эта резолюция конгресса возвела вооруженный гангстеризм в международных отношениях в ранг государственной политики. Но всему миру отныне хорошо знакомо настоящее лицо рыцарей «холодной войны» в зеленых и черных беретах. И с этим Грант не мог не согласиться.
Но в тот же день мистер Левитан сиял стосвечовой улыбкой. Он несказанно обрадовал Гранта таким сообщением:
— Поздравляю! В Вашингтоне начал выходить новый журнал, ставящий перед собой те же цели, что и вы с Беком. «Коунтерэкшн» — «Противодействие». — Он достал из атташе-кейса скромно изданный журнальчик, даже внешне похожий на бюллетень Бека. — Вот он! И в нем — сюрприз для тебя!
Грант читал этот журнал, что называется, запоем. Идя по стопам Бека и Эйджи, авторы журнала разоблачали «призраков», проводящих подрывные операции не только в таких нейтральных странах, как Австрия и Финляндия, но и в неприсоединившихся — Индии, Непале, Шри Ланке, и в странах-союзницах — Канаде, Англии, Франции, Японии, Норвегии, Израиле. Отмечалось, что активность «спуков» значительно повысилась в последнее время в Нигерии, Ливии и Алжире. Печатались обновленные списки агентов ЦРУ в странах Европы, Азии, Африки, Латинской Америки.
«Даже такие консервативные журналисты, как Джек Андерсон, — писал редактор, — выступают против попыток администрации надеть намордник на прессу и держать ее на крепкой узде. Недаром еще Никсон и его «водопроводчики», обеспокоенные утечкой информации, обсуждали планы убийства Джека Андерсона…
Зерна, посеянные людьми вроде Уинстона Бека, дают обильные всходы. И никакими гербицидами и дефолиантами ЦРУ их не уничтожить».
А в конце статьи журналисты — борцы против ЦРУ — поместили свое открытое письмо ко всем честным американцам под заголовком: «Свободу Джону Гранту!..»
— Готов ли ты к большому жюри, Джонни? — еще раз спросил Гранта его адвокат.
Тот встал в классическую стойку боксера.
— Готов! — ответил он, улыбаясь. — С таким секундантом, как ты, я готов на любой бой с самой Фемидой Соединенных Штатов. Хоть и слепа она, да больно бьет. Но и мы дадим сдачи…
Нельзя сказать, чтобы Грант был очень доволен заключительными страницами своей книги. Хотелось закончить не словесной декларацией, а фактом, событием. Ему все казалось, что жизнь, американская действительность, подскажет ему нужную концовку, и он не ошибся: в Вашингтоне прогремела новая сенсация. Первым из средств массовой информации о ней объявило столичное телевидение. Тюремщики, охотно использовавшие телевидение, эту «жвачку для мозгов», в целях отвлечения арестантов от нежелательных мыслей и действий, сами пригласили узников к телевизорам:
— Айда, ребята, ти-ви смотреть! Вот потеха! Там один парень собирается бросаться с карниза четырнадцатого этажа!
Никто, понятно, не остался в камере. Парень оказался ветераном вьетнамской войны, бывшим мастером-сержантом «зеленых беретов» и членом одной из команд «Альфа», заброшенных в свое время из Ня-Чанга в Северный Вьетнам. Как раз один из антигероев Гранта! Он сидел в пижаме на покатом карнизе между двумя широкими окнами госпиталя и курил сигарету за сигаретой. Когда они у него кончились, полицейский бросил ему из ближайшего окна пачку, но он не смог поймать ее, потянулся за ней и едва удержался на карнизе. Ахнула публика внизу, ахнули больные, врачи, медицинские сестры, глядевшие из окон, а он улыбнулся застенчивой, извиняющейся улыбкой и попросил еще пачку. Он сидел уже второй час…
И второй час наводили на него камеры и объективы кино- и фотоаппаратов операторы телевидения и кино, репортеры, просто любопытные. Перед госпиталем собралась огромная толпа.
Комментаторы, сменяясь, вели репортаж:
— Итак, после рекламы патрона, производителя чудесных таблеток «Дристан», мы продолжаем нашу передачу. Родней Мэрфи все еще находится на краю гибели. Полицейский офицер Бад Кейстон занимает его разговором, стремясь отвлечь от ужасного намерения. Вызванный на место происшествия католический священник госпиталя напрасно пытался отговорить Роднея Мэрфи от самоубийства. Мэрфи заявил ему: «Я и раньше исповедовался перед вами, отче, а теперь хочу, чтобы все знали, что я великий грешник и не имею права долее жить. С «зелеными беретами» я перебил много вьетнамских мирных жителей. Поначалу это мало меня беспокоило — ведь я, как и дружки мои, лишь выполнял приказ: шла война. Казалось, война все спишет. Сомнения глушил бурбонским. Но потом, когда вернулся на родину, я увидел, что на меня смотрят как на злодея, а не героя. Я крепко задумался и во сне стал все чаще видеть трехлетнюю вьетнамскую девочку, свою первую жертву. Мы громили деревню какого-то горного племени, я кинул гранату в лачугу, ворвался в нее, а там лежала, корчилась, умирая в страшных муках, эта девочка, изрешеченная осколками моей гранаты. А никаких вьетконговцев там и в помине не было… Вот я и решил покаяться публично, перед всем миром, в надежде, что это принесет хоть какую-то пользу. Ведь у меня растут две дочери, и я не хочу, чтобы их убила война!..»
— Самоубийство путем прыжка с многоэтажного здания, — продолжал комментатор, — типично американское самоубийство. У нас чаще убивают себя, чем других, стреляются, вешаются, отравляются газом, режутся и закалываются, принимают яды. Мы установили мировые рекорды по прыжкам под машины и под поезда метро, а в годы «великой депрессии» и по прыжкам с небоскребов… Сейчас вы видите: лечащий врач Мэрфи, психиатр, протягивает кандидату в самоубийцы термос с горячим кофе и сэндвич. Что скажет Родней Мэрфи, еще одна жертва «вьетнамского синдрома»?
