Виктор Доценко - Биография отца Бешеного

Виктор Доценко

Биография отца Бешеного

Моей любимой жене Наталиньке,

а также Петеру, Владимиру, Сергею

моим сыновьям

и моим дочерям Ярославне и Юленьке

ПОСВЯЩАЮ

Предисловие

Жизнь каждого человека уникальна и неповторима. Наверняка многие из вас, уважаемые читатели, сталкивались с тем, что друзья, знакомые, а порой и незнакомые люди с неподдельным пафосом восклицали:

"Да что там романы! Вот если бы кто-нибудь просто взялся описать мою жизнь, мои похождения, то это было бы увлекательнее любого сочинения!.."

Знакомое заблуждение, не правда ли? Во всяком случае, можете поверить, что ко мне обращались десятки, если не сотни людей с предложением написать о них книгу. Причем люди были разного социального положения, как говорится, от государственного деятеля до простого рабочего парня, у которого вся биография могла уместиться на четверти страницы. Была даже одна моложавая, лет тридцати, домохозяйка, которой очень нравились мои книги и которая, многозначительно глядя мне в глаза, томным голосом сказала: "Эх, Виктор, если бы я тебе рассказала о прожитой жизни, ты бы наверняка бросился к столу, чтобы написать о ней книгу. И можешь мне поверить, что вышел бы настоящий бестселлер..."

Трудно сказать, чем руководствуются люди, утверждая подобное. Возможно, одни так тешат свое самолюбие, некоторые действительно считают свою жизнь настолько интересной, что готовы выставлять ее на публичный суд, а некоторым не хватает славы известных литературных персонажей, попавших в газетную рубрику "Происшествия": "Некий Господин N попал под лошадь, но отделался легким испугом..."

Однако если говорить о более-менее известных людях: актерах, режиссерах, писателях, государственных деятелях, то есть о тех, чье имя на слуху у многих, обывателю хочется узнать как можно больше подробностей из их жизни. Хорошо еще, если такая знаменитость пребывает в здравии, а сотрудники СМИ честны, порядочны и не идут на всевозможные фальсификации, чтобы огорошить обывателя чем-нибудь этаким "жареным", а если нет?

Конечно, существует и такое мнение, что история всех рассудит и расставит все по своим местам. Однако, как говорил Иннокентий Смоктуновский устами Гамлета в одноименном фильме: "Пока травка подрастет, лошадка та умрет..."

Характерным примером откровенной фальсификации является биография Владимира Ильича Ленина. Несколько десятков лет советские СМИ вдалбливали своему народу легенду о "добром вожде", и делалось это так искусно, что люди действительно поверили и с этой верой многие прожили целую жизнь. А когда наконец все открылось, большинства уже не было в живых, а остальные же до сих пор не хотят верить в то, что все это было ложью.

Во время моих встреч со зрителями и читателями они часто интересуются моим прошлым, и мне приходится серьезно напрягать память, чтобы не допустить ошибки.

Среди вопросов читателей часто бывает и такой: "Как вы пишете?"

Можно ли кратко ответить на подобный вопрос? Рассказать, как я проживаю жизни всех моих героев? Или как я готовлю свою нервную систему к тому, чтобы наконец сесть за компьютер? Или как я писаю? Как иногда напиваюсь, находясь в стрессовой ситуации? Как третирую своих близких? Разве можно все это рассказать или изложить на бумаге? Да и стоит ли полностью раскрывать свою "кухню", обнажаться перед всеми? Нет, нужно что-то оставлять и за кадром: пусть Читатель сам, если ему так хочется, домыслит остальное...

В интервью мне также приходится погружаться в свое прошлое, чтобы удовлетворить любопытство журналистов. Могу признаться, что это не такая простая задача, как кажется со стороны, и иногда это очень сильно утомляет и напрягает нервы. Но, бывало, я получал истинное удовольствие, когда в узком кругу друзей мне удавалось вспомнить какую-нибудь историю из своей жизни, за которую слушатели награждали меня дружными аплодисментами.

Как-то один очень талантливый и очень седовласый писатель - он просил не упоминать его имени, - для удобства назовем его просто Писатель, после одного из подобных рассказов в шумной компании отвел меня в сторону и сказал:

- Виктор, мне столько раз приходилось слышать от тебя интересные истории, что просто диву даюсь! И даже завидую... Надеюсь, ты их записываешь?

- Для чего? - удивился я.

- Как для чего? - воскликнул он. - Чтобы люди, то есть твои читатели, получше тебя узнали! Ведь случись что с тобой, не дай Бог, конечно, - он трижды суеверно постучал по деревянному косяку, - про тебя такого наплетут, что ты краской зальешься... там! - он многозначительно поглядел вверх.

Не знаю почему, но мне этот разговор запомнился и с тех пор не давал покоя. Ведь действительно, если задуматься: какая информация останется обо мне, кроме моих книг и многочисленных, достаточно поверхностных, а порой и просто не точных, интервью в газетах, журналах и на телевидении? Ничего! Дневников я никогда не вел, переписывался только в юношеском возрасте, да и то во времена какой-нибудь сумасшедшей влюбленности.

Что же делать? О чем писать? И как писать? Трудно сказать, сколько бы я еще пребывал в неуверенной растерянности, но однажды мы вновь встретились с Писателем за "рюмкой чая" и он, после возлияния, неожиданно спросил:

- Ну что, Виктор, начал писать?

- Начал? Да ты что, я ж только что закончил свою одиннадцатую книгу, дай немного отдохнуть от Бешеного, - устало воскликнул я.

- При чем здесь Бешеный, хотя я с огромным удовольствием читаю его истории, я имею в виду книгу о тебе самом.

Тут я откровенно и вывалил на него целый самосвал своих сомнений: в том, что вряд ли людям будет интересно читать о моей жизни, и в том, что никогда не вел дневников, а память моя не столь совершенна, чтобы вспомнить все даты, имена, точные названия мест, то есть именно то, к чему я столь скрупулезно отношусь в своих романах, а кроме того, я вообще не имею понятия, о чем писать.

Слушая мои доводы, Писатель взорвался:

- Что за детский лепет? Тебе Бог дал талант, и грех не воспользоваться этим даром. Ты много видел и знаешь, умеешь увлекательно выстроить повествование, у тебя легкое перо, и потому лично я с большим удовольствием читаю твои книги.

- Да, но... - робко попытался возразить я, но он словно не слышал меня и все больше входил в раж:

- Перестань талдычить о том, что не знаешь, о чем писать! Да если бы ты написал только то, о чем рассказывал на наших вечеринках, то и этого бы хватило на целую книгу!

- Может, это и интересно для узкой компании, - возразил я, - но для посторонних людей...

- Пойми, читатель, купивший твою книгу и начавший ее читать, уже не сможет остаться к тебе равнодушным, - продолжал настаивать Писатель. - Ты вспомни, чем только тебе не приходилось заниматься в жизни, чего только не пришлось повидать и пережить! После нашего с тобой давнего разговора я сунул нос в тетрадь, где делаю разные заметки для себя, так, на всякий случай, и был поражен тем, что в разное время записывал о тебе.

- О чем ты говоришь? Чему там поражаться? - отмахнулся я и чуть поморщился.

- Ты хочешь конкретики? Изволь! - Писатель нагнулся, достал из своего "дипломата" толстую тетрадь. - Ты хочешь конкретики? Читаю: твой рекорд по юношескому легкоатлетическому многоборью в зональных соревнованиях в Сибири, на Урале и Дальнем Востоке продержался более двенадцати лет. Так?

- И что? - не без удивления бросил я, пытаясь вспомнить: когда успел рассказать об этом.

- Не перебивай! - оборвал он. - А недавно я узнал от твоего тренера...

- Вадима Константиновича?

- Да, я встречался с Дармо по своим делам, но разговор зашел и о тебе. Оказывается, ты был чемпионом Москвы.

- Ну... - Я чуть смутился, словно учитель поймал меня на каком-то вранье.

- Учась в пятом классе, ты сбежал из материнского дома, который находился, если мне не изменяет память, в Омске, и добрался до самой Москвы, а вернулся обратно через шесть дней, причем самостоятельно, несмотря на объявленный всесоюзный розыск. Было?

Я молча кивнул.

- Разве это не интересно? А когда ты, семнадцатилетним парнем, без всякой поддержки, приехал покорять Москву и остался в ней навсегда?

- В Москву многие приезжают и остаются здесь...

- Помолчи, побереги силы, тебе еще много чего сказать придется, а пока слушай дальше. Студентом МГУ ты был приглашен погостить в Восточную Германию, и там нелегально переходил границу, побывал в Западной Германии и вернулся назад в Восточную. Я правильно записал?

И вновь я был вынужден согласиться.

- А на последнем курсе тебя угораздило влюбиться в девушку из другой страны, ради которой ты оставил университет и, не защитив диплома, уехал к ней, прожил около двух лет за границей и приехал обратно в Москву... один, без нее...

- Так получилось...

- Вот-вот! Потом за полгода окончил ВГИК, сдав на "отлично" государственные экзамены. Кстати, ты знаешь, что был первым и последним в Советском Союзе студентом, которому разрешили закончить два факультета одного института? Я специально узнавал об этом в Министерстве высшего образования. Идем далее. - Писатель перевернул еще страницу. - Ты был первым и последним в Советском Союзе режиссером комбинированных съемок, и твоя зарплата на этой должности устанавливалась решением трех министерств... Ты был дважды судим советским судом: один раз загремел на два года, пострадав от предательства друга, второй раз - на шесть лет, рассказав правду об Афганистане и о реальной коррупции и преступности в Советском Союзе в своем первом романе о Савелии.