Уже на четвертый день полковник перевел Татьяну к себе в штаб писарем, а месяца через четыре они поженились. Полковник любил пускать пыль в глаза и прихвастнуть перед остальными офицерами, а потому свадьбу устроил довольно пышную, несмотря на походные условия...
Победу над Гитлером они отметили на немецкой земле, но об их возвращении домой речи пока быть не могло: полковнику Доценко было предписано стать военным комендантом в небольшом румынском городе. А вскоре Татьяна забеременела, и это известие полковник встретил резко отрицательно, заявив при этом:
- О каком ребенке может идти речь? Со дня на день возвращаться на родину, а у меня там ни кола ни двора. Делай аборт!
Татьяна наотрез отказалась, начались дрязги, ругань, а то и рукоприкладство. А потом она узнала, что муж путается с шестнадцатилетней румынкой, которая в конце концов наградила его сифилисом. Это и стало последней каплей, которая переполнила чашу ее терпения. Тогда Татьяна была на восьмом месяце, но и это ее не остановило: она окончательно порвала с мужем и развелась с ним.
После развода она поехала на родину, чтобы там родить, а потом уж решать, что делать дальше: то ли возвращаться в отчий дом, то ли ехать к одной из сестер.
Отец Татьяны до революции был довольно зажиточным лавочником. Его род шел из бывшей сибирской столицы Ермака, а позднее и Колчака, из города Омска. У него был большой дом с хорошим приусадебном участком. Кряжистый сибиряк Антон Порохонько родился в тысяча восемьсот девяностом году и спокойно прожил до восьмидесяти девяти лет.
Он был умным и тонко понимавшим окружающую жизнь человеком. Когда произошла революция, дед Антон сразу понял, что красные Советы пришли всерьез и надолго, а потому не стал ждать, когда у него все отнимут силой, и отдал свою лавку Советской власти. За что ему оставили его довольно большой дом, благо можно было сослаться на многодетную семью.
К тому времени, когда началась Гражданская война, он уже принял, или по крайней мере сделал вид, что принял, Советскую власть и потому сколотил партизанский отряд, возглавил его и стал воевать с белогвардейскими частями адмирала Колчака.
Он был молчалив от природы, и заставить его рассказать о прошлой жизни удавалось с таким огромным трудом, что это воспринималось всеми, а не только счастливчиком, который смог уговорить его, как огромная победа. Может, поэтому мне запомнился только один рассказ деда Антона из его партизанских будней.
Эта история относилась к самому тяжелому периоду похождений его отряда. Пробыв несколько недель в лесах Сибири, назойливо "покусывая" части Колчака, дед Антон в сопровождении трех партизан-земляков приехал в деревню к своей жене, а моей бабушке, Ольге, чтобы наконец-то спокойно помыться и пару часиков отдохнуть и повидать своих детей. За километр от деревни в дозоре оставили мальчика, который должен был оповестить, если вдруг заметит белых. Но маленький дозорный не выдержал долгого напряжения - заснул и прозевал отряд белогвардейцев.
Дед Антон, к счастью, обладал каким-то дьявольским, а может, и божеским внутренним чувством опасности и вовремя успел заметить в окно подъезжающих белогвардейцев. Он быстро спустил в погреб детей, и они забились в самый дальний угол под семейную икону. Сам дед схватил шубу, выскочил через заднюю дверь и устремился во весь дух к речке со странным названием Уй. А бабушка Ольга как ни в чем не бывало, спокойно отправилась к соседям, где хозяйка в это время пекла хлеб. Увидев Ольгу, та сказала:
- Ты зачем пришла? Из-за тебя и нас белые расстреляют: у тебя же на лбу написано, что ты партизанская командирша.
- Зачем ты так, подруга? - с горечью сказала Ольга и уже повернулась, чтобы уйти, но тут заговорил хозяин дома:
- Цыц, баба, раскудахталась, курица! - прикрикнул он. - Ты, Ольга, не обращай внимания, а берись-ка лучше за хлеб: вытаскивай из печи! Да побыстрей скидывай одежу-то!
Не успела Ольга взяться за ухват, как в дом ввалились несколько белогвардейцев. Они внимательно осмотрели дом, потом и говорят Ольге:
- Знатный запах от твоего хлеба, хозяюшка!
Ольга виновато улыбнулась и взглянула на хозяина дома.
- Да, она у нас на все руки мастерица, - поддержал тот и предложил: Угощайтесь, солдаты, прошу!
- С удовольствием отведаем! - Один из них, хорунжий, видно старший по званию, нахально взял каравай, разрезал его тесаком, а у каравая немного отстала корочка. Он ущипнул стоящую рядом Ольгу за ляжку и хитро прищурился: Что, под корку партизан прячете?
Ольга чуть побледнела, но тот не заметил ее волнения и неожиданно громко на всю хату самодовольно заржал...
Когда белые уехали, Ольга вернулась домой и с ужасом обнаружила, что подпол открыт. Она едва не рухнула как подкошенная, успев истерично выкрикнуть:
- Дети!
Упасть она не успела - снизу донеслось:
- Мамочка, мы здесь!
Все дети оказались целыми и невредимыми, несмотря на то, что белые, обнаружив подпол, открыли крышку и довольно долго стреляли туда. Детей спасло то, что они забились в самый угол, а может быть, и икона Матери-Богородицы. Кто знает?
Когда Ольга вытащила их по одному из подпола, дети долго не могли очухаться после испытанного ими ужаса. Любопытная деталь: чтобы самая маленькая не заплакала, старшая догадалась сунуть ей в рот свой язык, и та спокойно сосала его до тех пор, пока не миновала опасность и не пришла мать.
Мама рассказывала, как дед Антон возил ее в те места, где воевал его отряд, и там они встретили мужика из его отряда, которого белые схватили, когда тот навещал своих детей. Всю семью его расстреляли, а самого забрали с собой, чтобы выведать сведения о партизанах. В плену над ним жестоко издевались: из кожи на спине резали ремни. Чудом ему удалось бежать. В то время, когда они с дедом Антоном этого человека встретили, по постановлению поселкового совета его бесплатно кормили, обували и одевали, как говорится, он был на гособеспечении.
Где-то в начале восьмидесятых годов, когда еще была жива мамина сестра Евдокия, к ней приходил какой-то журналист: он собирал материал о партизанском командире, прозванном белыми Порох-Антон. Этот журналист хотел написать о нем книгу. Написал он эту книгу или нет, к моему огорчению, неизвестно...
Однако продолжим рассказ о деде Антоне.
Он был женат трижды и первых двух жен пережил: моя бабушка Ольга умерла через два месяца после победы над фашистской Германией, вторая, тетя Нюра, умерла от рака желудка.
На третьей женился в семьдесят три года, и хотя она была моложе его на сорок шесть лет, родила ему двух сыновей.
От второй жены тоже было двое сыновей, а от первой, моей бабушки Ольги, дед Антон - так звали его даже собственные дети - имел двух сыновей: старшего звали Иваном, второго сына - Михаилом, и пятерых дочерей, старшая - Евдокия, потом Мария, после нее, в золотой серединке, моя мама - Татьяна, за ней пришла очередь красавицы Валентины, а потом родилась Любочка.
Для абсолютной точности следует сказать, что на самом деле у деда Антона народилось шестнадцать детей, но пятеро умерли в раннем возрасте, а потому ничего существенного сообщить о них невозможно.
Судьба оставшихся в живых сложилась по-разному: младший сын, Михаил, в четырнадцать лет залез в колхозный сад за яблоками, был схвачен и осужден на четыре года. Нахватавшись в лагере воровской романтики, он незадолго до освобождения, отстаивая свою воровскую честь, убил своего обидчика, и ему добавили пятнадцать лет, потом еще пять. На свободу он вышел почти в сорок лет, заработав при этом чахотку и покрыв наколками все тело.
Не понимая обычной жизни и не принимая ее, он пробыл на свободе всего около двух месяцев, после чего в драке сильно порезал собутыльника, который, по его мнению, "должен был держать язык в жопе, а не шлепать им направо налево". На этот раз Михаил был признан рецидивистом и осужден на восемь лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии особого режима. Не успел он отсидеть и полутора лет, как дед Антон получил извещение о том, что его сын Михаил был убит при попытке сбежать из колонии.
Со старшим сыном - Иваном - приключилась непонятная и трагическая история. Он рос вполне самостоятельным и умным парнем. Был балагуром, любимцем компаний, нравился слабому полу, слыл общественным лидером, вожаком в лучшем смысле этого слова. Все пророчили ему большое будущее, связанное с партией. Но в тридцать шестом году его по чьему-то злобному доносу арестовали, и с тех пор многолетние попытки деда Антона отыскать его следы ни к чему не привели. Иван словно в воду канул. И только много лет спустя, где-то в 60-е годы, все-таки удалось выяснить, что власти, продержав Ивана в тюрьме около пяти лет, но так и не найдя в чем его обвинить, не знали, что с ним делать. Когда началась Великая Отечественная война, Иван написал заявление с просьбой отправить его на фронт защищать Родину. Власти удовлетворили его пожелание, и он геройски погиб в самом начале войны.
