Валерия Леман - Сны мертвой девушки из Версуа

Бесконечные узкие улочки с симпатичными домиками, похожими на пряничные дворцы фей; каменные и деревянные ограды, украшенные вазонами с цветущей геранью; изумрудные лужайки и ажурные беседки, увитые розами; лица в окнах за крахмальными белоснежными занавесками, исчезающие, как только я пытался поймать чей-то взгляд…

Все было против меня: эти прячущиеся люди, глухие заборы и раскаленное дыхание каменных мостовых. Когда становилось совсем невмоготу, я поднимал голову, смотрел на невероятно высокое, серебристо-голубое небо, и от этой картины, как от глотка свежей воды, жажда и усталость словно отступали, и я вновь шел, переходил на бег, будто кто-то невидимый звал меня.

Так я бесконечно кружил по улицам незнакомого городка, пытаясь понять, что тут делаю, кого или что ищу, как вдруг оказался перед низкой дверью из потемневшего дерева, обрамленной гирляндой из сочно-зеленого хмеля, которым была покрыта также каменная ограда. Пока я стоял и бессмысленно пялился на эту загадочную дверь, чувствуя, как бешено стучит мое сердце, незнакомый девичий голос за спиной выдохнул: «Здесь». Я обернулся и в то же самое мгновение, словно меня толкнули в спину, проснулся.

Пробуждение было подобно путешествию со скоростью света: из жаркого городка я в одно мгновенье переместился в двухэтажный дом с петушком на флюгере, построенный отцом для мамы в зеленой зоне окраинной Москвы.

Дом был отстроен, когда стало окончательно ясно, что вместе родители жить не будут даже ради нас с Ольгой, любимых деток, благо что к тому времени мы уже вполне встали на ноги. Моя мама, профессор МГУ, страстный ботаник и траволюб, развела вокруг дома чудный сад, посадила шиповник и жасмин вдоль дорожек, а во внутреннем дворике выстроила великолепную оранжерею с кофейными деревцами, ананасами и прочими экзотическими радостями. Когда несколько лет назад она переселилась в Танзанию, чтобы работать в местном национальном парке Серенгети, то перед отъездом со слезами на глазах умоляла меня не погубить ее зеленое царство. Я, не доверяя собственным талантам в области флоры, нанял самого сумасшедшего студента Тимирязевской академии Василия Щекина, который и по сей день не только блестяще справляется с обязанностями садовника, но к тому же великолепно готовит и вообще является моим добрым другом и товарищем. Окончив в прошлом году академию, Васек перешел ко мне на постоянную работу, поселившись в небольшой уютной комнате под лестницей. Завершая эту небольшую вступительную часть, мне остается лишь самому представиться: Ален Муар-Петрухин, приятно познакомиться!..

Словом, вот в эту мирную атмосферу моего тихого дома я и перенесся тем утром из своего жаркого сна. Отбросив в сторону слишком теплое одеяло, я схватил с тумбочки стакан воды и жадно выпил. Часы показывали 6.30 утра. Я замер, прислушиваясь. Дом был погружен в тишину. В это время Васек, встающий не позже пяти, обычно уже вовсю трудится в саду или оранжерее, после чего отправляется на кухню готовить для нас завтрак.

Я открыл зашторенное окно и выглянул наружу: так и есть, мой друг и садовник поливал из шланга молодые яблони в самом конце сада. Надо сказать, лето в том году больше походило на осень. Чередой шли хмурые, прохладные дни. Москвичи, поначалу пытавшиеся, согласно сезону, носить легкую летнюю одежду, были сломлены в кратчайшие сроки и вновь напялили плащи и куртки. Вот и Васек занимался поливом в прикиде рыбака с промыслового судна: в огромных резиновых сапогах, болоньевых утепленных штанах, в куртке и черной вязаной шапочке.

Поежившись от холодного ветра, я поспешил закрыть окно. Мало радости, когда тринадцатого июня на градуснике только семь градусов выше нуля. И отчего этот сон про зной, незнакомые улицы, атмосферу тайны? И этот голос, до сих пор стоявший в моих ушах: «Здесь»? Я быстро оделся и спустился на кухню.

Каждый, кто меня хоть немного знает, в курсе, что кухня – мое самое любимое место в доме. Просторная и комфортная, она всегда встречает меня приятными запахами, будь то «отголоски» вчерашнего роскошного ужина или аромат свежеприготовленного кофе. Вот и сейчас, едва войдя, я с удовольствием втянул носом воздух, мгновенно уловив слабый кофейный дух: разумеется, перед тем как отправиться на утренние работы в саду, Васек организовал себе чашечку капучино.

Повторюсь: я люблю свою кухню. Когда-то, вселившись в дом в качестве полноправного хозяина, я основательно переделал под свой вкус именно кухню-столовую. Практически вся стена над разделочным столом, как и дверь, ведущая на террасу, – из толстого стекла, что позволяет мне в любую погоду, в любое время года, занимаясь, к примеру, будничным приготовлением омлета, любоваться красивейшим видом: то зимнего сада, покрытого белым снегом, искрящимся в розоватых лучах восходящего солнца, то цветущими яблонями и грушами, источающими одуряющий аромат, или изумрудной зеленью деревьев, стряхивающих с веток капли летнего дождя, а то золотыми красками осени, день за днем срывающей листья и покрывающей ими землю великолепным ковром.

Сегодня вид за окном был не особенно веселым, но тем более уютной и теплой казалась моя кухня, кроме чисто внешнего симпатичного дизайна снабженная всеми современными прибамбасами, призванными сделать жизнь одиноких мужчин беззаботной и радостной. Поскольку в то утро меня взволновал таинственный сон, да и погода не вызывала вдохновения, я решил ограничиться пиццей с ветчиной, сунув пару штук в микроволновку. Тем временем, занимаясь помолом кофе на ручной кофемолке, я наблюдал, как на специальной площадке рядом с оранжереей Васек тщательно отмывает аккуратно сложенные шланги и свои сапоги. После процедуры омовения он исчез вместе со шлангами в оранжерее и через пять минут появился уже в кроссовках, джинсах и свитере, румяный и тщательно причесанный на косой пробор. В оранжерее имеется специальная комната, где Васек переодевается и наводит красоту, после чего по чистой, мощенной плиткой дорожке, через террасу попадает на кухню без следа какой-нибудь пыли на подошвах. Чистота в доме и даже в саду, с его газонами и гравиевыми тропинками, – наш с Васьком пунктик. Согласитесь со мной: каждый имеет право на невинный бзик.

– Что-то ты сегодня рано вскочил, на тебя это не похоже, – приветствовал меня Васек, тут же подозрительно потянув носом. – Никак на завтрак у нас будет пицца? Конечно, полуфабрикат.

Я пожал плечами:

– Ну и что? Вполне приличный полуфабрикат, полмира ими питается. Не делайте из еды культа, уважаемый.

Несмотря на нелюбовь к полуфабрикатам, Васек в мгновение ока уничтожил свою порцию, и за кофе (надо сказать, на завтрак мы всегда ставим джезву на две большие кружки) я рассказал ему свой странный сон. Бесконечный лабиринт чистеньких улочек, цветы и дома и раскаленное солнце – я вновь, как наяву, пережил все перипетии, лишь удивляясь, что это был только сон.

Между тем реакция прагматика Васька была сдержанно иронической.

– Ты придаешь слишком большое значение снам, – кратко прокомментировал мое взволнованное повествование Васек.

Разумеется, я не мог с ним согласиться. У меня нет привычки придавать большое значение снам. По большей части я их просто не запоминаю: сумбурная мешанина из переживаний дня, смутных ожиданий, нереализованных желаний. Когда умерла моя любимая бабуля Варвара, что всю жизнь прожила в деревне Перепелкино под славным городом Тулой, какое-то время сны были напоминанием о ней: она появлялась в них разной, то совсем молодой, какой я ее никогда не знал, то больной и усталой. Один раз мне приснилось, что она сошла с ума. И все-таки я не часто думаю об этом; сны – часть нашего нереализованного «я», и только.

Все это я попытался сформулировать и не без патетики произнес вслух, что, однако, привело лишь к появлению очередной серии иронических улыбок на лице моего собеседника. Васек хмыкнул и произнес:

– Да уж.

В отместку я немедленно улизнул наверх, оставив на него мытье посуды после завтрака. Мою совесть успокаивало то, что он ведь мог запросто загрузить все в посудомоечную машину и оставить там до обеда.

Итак, на календаре был понедельник, тринадцатое июня, на часах – 8.10 утра, и я решил, что пора мне одеваться потеплее да отправляться в трехэтажный старинный особнячок на Кузнецком мосту. Именно здесь на первом этаже располагается уютный косметический магазинчик «Сады Семирамиды», наполненный одуряющими ароматами, а на втором – контора парижской косметической фирмы отца под тем же названием, где я числюсь главой рекламного отдела.

Сразу оговорюсь: можно по пальцам перечислить дни в году, когда я сижу в конторе и делаю что-то полезное для отцовского бизнеса. Но поскольку я, не доучившись в свое время на журфаке Московского университета, на отделении прозы в Литературном институте и бросив после первого курса актерский факультет ВГИКа, так и не нашел своего истинного призвания в жизни, безутешно от того страдая, мой отец, удачливый коммерсант Жюль Муар, которого мы с сестрой между собой чаще зовем Старым Лисом, и, собственно, сама сестра по имени Ольга, успешно окончившая экономический институт и возглавившая московский филиал «Садов», сжалились надо мной, прописав в родной фирме в качестве главной акулы рекламы. Таким образом, у меня, по крайней мере, имеется приличный ежемесячный доход и статус полезного члена общества. О чем еще можно мечтать в наше суровое время в нашей суровой стране?