Анна Оранская - Сладкая жизнь

…Телефон звонил тихо, но настойчиво. Вытягивая из сна, теплого, безмятежного, отделяющего ее от утра — которое пусть и воскресное, но ничего праздничного не сулящее. Надо готовить завтрак, а потом обед, а потом ужин, и делать со Светкой уроки, и два ученика еще, в час и в четыре. Хоть и воскресенье, а дел куча — как всегда, в общем.

Она слышала сквозь остатки сна, как щелкнул автоответчик — и что-то тихое бормотало, словно кто-то неизвестный, кто-то, позвонивший в такую рань, удивлен отсутствием хозяев и решил оставить им сообщение. А потом послышались гудки отбоя. Но не успела подумать с облегчением, что и слава Богу, не успела провалиться обратно, как снова послышались бестактные звонки.

Она вчера специально отключила телефон в спальне — зная, что можно поспать подольше. И ей, и Сергею, который, как обычно, даже в выходной собрался куда-то уезжать — но не с утра, днем. И она заодно перенесла в гостиную автоответчик, подсоединив его там кое-как. Просто на всякий случай — кому звонить с утра? Но кто-то вот нашелся.

Она улыбнулась, похвалив себя, все же засыпая — но, видно, неглубоко. Потому что через какое-то время из гостиной снова донеслось позвякивание, и она его снова услышала. Испытывая вялую злость на человека, который никак не может понять, что раз включен автоответчик, значит, хозяев нет или они спят. Ну что за идиот звонит в такую рань?!

Сон ускользал, и она выругала того, кто разбудил ее, аккуратно отодвигая обхватившую ее руку Сергея — часы на его запястье показывали семь сорок пять, — и вставая с кровати. Продавленной, скрипящей — но своей, в которую так хотелось вернуться. Она бы и не встала, но это могли звонить Сергею, и он бы разозлился, если бы из-за ее чрезмерной заботливости о его сне пропустил важный звонок, а ей не хотелось его огорчать.

Ночная рубашка задралась, и она одернула ее стыдливо и поспешно, оглянувшись на спящего мужа, накидывая халат и выходя тихо из комнаты. Тупо садясь в кресло перед окном, рядом со стоящим на столике телефоном — переставшим звонить, как только она вошла в гостиную.

Ну вот, встала, а теперь он замолчал. Она посмотрела на него выжидательно, торопя, не сразу заметив мигающую зеленую кнопку автоответчика. Сказав себе, что если это Володя или Павел, решившие с утра пораньше отказаться от занятий на сегодня или перенести их, то она им напомнит при встрече, что воспитанные люди раньше десяти утра не беспокоят других, тем более преподавателей, тем более в выходные дни.

«Алла Михайловна, доброе утро. Это Андрей…»

Она заставила его осечься, нажав на кнопку «стоп», судорожно развернулась к двери, удивительно быстро с учетом полусонного состояния подскочив к ней и закрыв плотно. И до минимума убавив звук на крошечной приставке к телефону, так потрясшей ее мгновение назад.

«Алла Михайловна, доброе утро. Это Андрей, Андрей Юрьевич, фирма «Ювель». Помните, вы у нас на фирме преподавали английский? Вы знаете, хотелось бы продолжить занятия. Как раз думал переговорить с вами по этому поводу — к сожалению, не застал… Дело в том, что я вынужден улететь, срочная командировка…»

Голос звучал весело и одновременно официально, самоуверенно и строго, и его ухмылка проглядывала сквозь формальные черно-белые слова. И она отдала ему должное, тому, что он так все придумал, чтобы не скомпрометировать ее, — но не сразу, уже когда прослушала в третий или четвертый раз.

«Так что я вам очень благодарен — и я лично, и вся наша фирма. Надеюсь, что мы остались довольны друг другом, — и очень надеюсь, что мы когда-нибудь сможем возобновить наши занятия…»

Он не успел попрощаться, его голос, — Сергей как-то запрограммировал там все, что у звонившего было очень мало времени, чтобы сказать то, что хочется. Но и того, что она услышала, было достаточно. Последней фразы особенно — даже для непосвященного двусмысленной, произнесенной к тому же иначе, чем все остальное. А уж она поняла, о чем речь, — и снова покосилась на дверь.

Она сидела перед окном, вглядываясь вдаль, все нажимая и нажимая на повтор, слушая запись снова и снова. Снежное поле было за окном — уже потемневшее местами, подтаявшее, шестнадцатое марта как-никак, — но она видела не его, а совсем другое. Ту далекую картину, повисшую на мгновение в воздухе, соткавшуюся в нем, — нереально красивую, призывно манящую, жарко волнующую. Вдруг прорываемую насквозь уродливой и злой силой, грохочущей и ревущей. Вдруг провисающую жалкими обугленными кусками, теряющими в пузырящейся от огня краске свое волшебство. А желтая рама в золотой горошек с большой табличкой «Дольче вита» — такая крепкая, надежная, излучавшая спокойствие и уверенность — съежилась внезапно, словно пластилиновая, превращаясь в жалкий мятый комок.

«…очень надеюсь, что мы когда-нибудь сможем возобновить наши занятия…»

Она покачала головой, перематывая пленку на начало и нажимая кнопку «запись» — стирая эти слова, этот последний комментарий к давно исчезнувшей картине, может, даже никогда не существовавшей. Заменяя чужеродные звуки родными и привычными, отчетливо слышными в воскресной тишине вокруг. Тиканьем часов, скрипом паркета под ее ногами, карканьем за окном, скрежетом дворницкой лопаты у подъезда, далеким собачьим лаем.

Она была уже у двери, когда телефон зазвонил снова — заставив вздрогнуть, сжаться, рождая внутри желание подойти и страх перед последствиями этого желания.

Звонок, второй, третий — и снова щелкнул автоответчик, произнося неслышимое ей, адресованное тому, кто на другом конце провода, послание. Она так и не тронулась с места, напряженно ожидая, что вот-вот раздастся его голос, зная, что стоит услышать его, и она снимет трубку. И сразу обмякла, когда телефон отключился.

Что-то подсказывало ей, что он позвонит еще раз, и это «что-то» внушало сейчас, что не надо возвращаться в спальню, лучше сварить кофе и посидеть здесь, в любимом своем кресле, глядя в окно. Повспоминать ту сладкую жизнь — которая, может быть, совсем не кончена, раз он звонит, раз он говорит такое. И хотя бы попрощаться с ним, когда он позвонит снова, — потому что в последний раз им было совсем не до этого. Потому что в ту последнюю встречу они оба едва не попрощались с жизнью.

Она поежилась от этой мысли, закрыла за собой поплотнее дверь, чтобы звонки не тревожили ее больше, тем более что она уже не собиралась на них отвечать. И, проигнорировав словно разгадавший ее планы телефон, зазвонивший вновь, вернулась на цыпочках обратно в спальню. Тихо ложась рядом с мужем, усилием воли выкидывая из головы тот стертый уже монолог из далекого прошлого. С улыбкой прижимаясь к обтянутой майкой, такой родной и теплой спине…

— Извините…

Она вдруг поняла, что это именно его ищет внизу куча милиционеров. Она их заметила издалека — еще когда прошли через детскую площадку и дом оказался в прямой видимости.

Может, кто-то и не сразу сообразил бы, что происходит, — но не она. Муж одно время частенько приносил домой кассеты, на которых такие вот парни в масках и с автоматами захватывали всяких там преступников, вытаскивали их из машин, опрокидывая на асфальт, или врывались в их квартиры, укладывая всех на пол. Муж специально ее звал к телевизору, всякий раз с гордостью произнося: «Работают наши», — и хотя ей неинтересно все это было, она смотрела. Ему и в голову не приходило, сколько у нее дел — у дочки уроки проверить, приготовить что-нибудь, стирка там, да и свои ученики, — а она не напоминала, как всегда, чувствуя, что ему хочется, чтобы она посмотрела. И как всегда, подыгрывала, делая то, что он хочет, — привычка, с которой удобнее жить.

И потому сейчас, возвращаясь со Светкой из школы и увидев снующих вдоль дома людей с оружием, сразу поняла, кто это и что кого-то ловят. Улыбнувшись про себя тому, что кто-то принял бы это за съемки фильма, а кто-то — за попытку государственного переворота, а она знает, что к чему. Мелькнула даже мысль обратиться к кому-нибудь из тех, кто ими руководит, — несколько человек стояли неподалеку от ее подъезда, совещаясь, явно начальники. А что, поинтересоваться, что происходит, заметив вскользь, что она жена генерала ФСБ, не простая смертная — короче, имеющая право знать, в чем дело, тем более что именно у ее дома происходит вот это непонятно что. Но передумала.

Она немного замедлила шаг у самого подъезда — Светка все косилась по сторонам, задавая кучу бестолковых вопросов, выдвигая версии об освобождении заложников, захваченных в их доме, или о террористах, засевших в одной из квартир, требующих миллион долларов, угрожающих взорвать дом вместе со всеми его обитателями. Вот вам современный ребенок, насмотревшийся телевизора, — ведь и вправду, какой канал ни включи, везде криминал, кровь и аварии. Она эти передачи терпеть не могла, но ей самой в какой-то момент стало интересно, отчего вся эта суета. Похоже было, что они потеряли кого-то, эти люди с оружием, и вот теперь ищут, не зная, где искать, пребывая в состоянии растерянности.