Эдгар Уоллес - Лорд поневоле

Начальник станции Пальборо Джон Столлингем по совместительству был – можно смело утверждать – деревенским «справочным бюро», ибо ничто в радиусе двадцати пяти миль за последние сорок лет не прошло мимо его внимания.

В то январское воскресенье поезд, пришедший в Пальборо в 10 часов по расписанию, оставил на перроне единственного пассажира. Джон решил им немедленно заняться.

– Ваш билет! – решительно начал он.

Молодой человек без багажа запустил руки в карманы своего поношенного пальто и с возрастающим усердием (глаза Джона едва поспевали за его движениями) стал последовательно ощупывать карманы брюк, жилета и визитки.

Джон был очень разочарован, когда билет, наконец, нашелся и очутился в его руках.

– Мистер Столлингем… э… как здоровье моего дяди?

Джон почесал переносицу.

– А кто вы такой?

– Бин, – пробормотал молодой человек как бы извиняясь. – Чарльз Бин. Вы помните, я был здесь месяц назад?

«Справочное бюро» важно кивнуло.

– Старый доктор плох. – Джон произнес это с некоторым удовлетворением. – Поговаривают, что у него здесь не все ладно, – он хлопнул себя по лбу. – Воображает себя герцогом и уже обращается в парламент с требованием, чтобы его сделали лордом! Если это не сумасшествие, то что же еще?

– Может быть, это последствия кори, – заметил Чарльз Бин серьезно. – Доктор переболел ею в прошлом году.

– Какая корь!.. – ухмыльнулся Джон. – Поведение вашего дяди нам не нравится. Он нарушает мир в нашей деревне. Я думаю, если ты лорд, значит, должен родиться лордом! Если нет, – значит нет! Все равно, что с этими проклятыми аэропланами. Разве люди родились с крыльями? Положим, вороны, там, наверху, начнут жевать табак, как человеческие существа, разве закон не должен будет вмешаться в это дело?

– Но жевать табак – вовсе не по-человечески, мистер Столлингем: это очень дурная привычка! Прощайте!

Чарльза Бина все называли Чиком. Это имя было дано ему с самого детства одним из родственников его отца.

Чик родился в Грефтоне, штат Массачусетс, куда сто отец в молодости отправился искать счастье, в котором ему отказывала старая Англия. Там он женился и умер через два года после своей жены, а Чик ребенком был увезен одной из его теток в Англию. Вскоре тетушка отправилась в лучший мир, оставив Чика на попечение другой тетушки…

Чик видел жизнь как панораму умирающих теток и дядей. До пятнадцати лет он был убежден, что траур есть тот вид одежды, который по английским законам обязателен для маленьких мальчиков. У него было добрейшее сердце, но, пережив смерть матери и отца, трех теток и одного дяди, он вряд ли мог относиться к этим явлениям с такой серьезностью, с какой к ним относятся те, в жизни которых смерть – редкая гостья.

Он не был робким, хотя многие считали его таковым, принимая вежливость за самоунижение, боязнь задеть человека – за простой страх и робость. Характерной его чертой была непосредственность, способная привести в замешательство. В нем было много возмутительно-мальчишеского. По-детски голубые глаза смотрели прямо на собеседника, а небрежно зачесанные назад белокурые волосы делали его похожим на шестнадцатилетнего юношу.

Дорога к аббатству Пальборо лежала через деревню с тем же названием. Колокол приходской церкви заунывно звенел, деревенская улица была пустынна. Он шел быстро, провожаемый любопытными взглядами богомольцев, и скоро свернул на вымощенную камнем аллею, ведущую к аббатству, большому и безобразному зданию с облупившейся штукатуркой. Когда-то настоящее аббатство стояло на этом самом месте, где Джозефус Бин заложил свой дом, и только несколько бесформенных каменных глыб, поросших сорной травой и изъеденных непогодой, остались как воспоминание о трудах давно забытых монахов.

Неопрятного вида служанка открыла дверь и уставилась на посетителя.

– Он в постели, – весело сообщила она. – Говорит, что больше не встанет, – но ведь он всегда обманывает людей…

– Не будете ли вы так добры передать ему, что я здесь, – попросил Чик.

Комната, в которую его ввели, находилась на первом этаже дома и представляла собой библиотеку хозяина, доктора Бина. Ее стены были заставлены книжными шкафами, старинный стол завален бумагами и книгами. Над камином красовался великолепный герб, всегда напоминавший Чику вывеску какого-нибудь трактира.

В полном противоречии с окружающей обстановкой здесь стояла узкая и высокая кровать с балдахином на эмалированных ножках. Опираясь на большие подушки с наволочками сомнительной чистоты, на ней лежал старик лет шестидесяти пяти, безобразный, широкоскулый и небритый, с плотным картонным бюваром на согнутых коленях. Он что-то писал в тот момент, когда появился Чик.

Его лицо приобрело еще более свирепое выражение при виде безмолвной фигуры, остановившейся на пороге комнаты.

– А, это ты! – прохрипел он. – Ну, входи…

Чик осторожно положил свою шляпу на стул.

– Да, сэр, это я. Надеюсь, вам лучше?

Старый доктор презрительно фыркнул и заворочался в постели.

– Я полагаю, ты догадываешься, что я недолговечен, э? – и он нахмурил свои страшные брови, повторив: «э»?

– Нет, сэр, я этого не думаю, – ответил Чик вежливо и поспешил добавить, стараясь выложить сразу все приятные вещи, на которые был способен: – Я очень рад, что застаю вас в живых, сэр.

– А! Ты рад? Рад? – захрипел доктор.

– О, да, сэр! – воодушевился Чик. – Я, конечно, не очень люблю приезжать в Пальборо, потому что вы обыкновенно так неприветливы. Я думаю, что это объясняется вашим возрастом и… э… вашим нездоровьем.

Он сочувственно взглянул на старика.

– Не было ли у вас несчастной любви, сэр?

Доктор Бин мог только ответить недоумевающим взглядом.

– В книгах приходится читать, что такие вещи случаются, хотя, конечно, это может быть простым измышлением романистов, которые не вполне добросовестно передают факты… отнюдь непреднамеренно, я в этом уверен…

– Замолчишь ты? – крикнул больной. – Ты мне надоедаешь! Ты меня приводишь в отчаяние! Успокойся, я еще переживу тебя на двадцать лет!

Чик покачал головой.

– Я уверен, что это вполне возможно, – согласился он, – хотя, конечно, это противоречит закону средних чисел. Мы знаем об этом из практики страхования. Вы застрахованы, сэр?

Доктор Бин сидел на своей постели выпрямившись и смотрел на него с ужасающим спокойствием.

– Мальчик, – бесстрастно ответил он. – Я не застрахован.

Чик бросил на него укоризненный взгляд.

– Всегда надо застраховать себя. Это самый альтруистический поступок в вашем положении. Надо подумать о родственниках.

– Успокойся! Ты мой единственный родственник, – простонал доктор.

Чик помолчал. Мысль об этом еще не приходила ему в голову.

– Неужели нет никого, кто был бы к вам привязан? – спросил он наконец и прибавил соболезнующе. – Я думаю, что нет никого.

Доктор Бин спустил ноги с кровати.

– Уходи! Я буду одеваться. Иди в сад! К черту!

Чик не пошел в сад. Там было слишком холодно. Вместо сада он прошел в большую сводчатую кухню, где Анна, бывшая кухаркой и экономкой доктора в течение целых двадцати пяти лет, готовила завтрак.

– Как вы его нашли, сэр? – спросила Анна. Это была крупная толстая женщина, страдавшая одышкой.

– Нашел… лежащим в постели, – ответил Чик. – Не будете ли вы добры сварить мне кофе?

Анна наполнила кофейник и поставила его на огонь, покачивая головой.

– Мое мнение, мистер Чарльз, что это глупая затея с титулом убивает старого джентльмена…

В этот момент послышался неистовый звон. Анна выкатилась из кухни и тотчас вернулась с выражением неподдельного изумления на широком лице.

– Он встал, – сообщила она, отдышавшись. – Он хочет вас видеть, мистер Чарльз!

Звонок зазвенел опять, и Чик поспешил обратно в библиотеку.

Теперь доктор сидел в кресле перед камином. Около него лежали те фамильные альбомы, содержание которых когда-то отравило ему один летний праздничный день.

– Иди сюда! Чего ради ты убегаешь? Это все проклятая американская кровь в твоем организме – никогда не знать покоя! Никогда не отдыхать! Все суетиться и суетиться!

Чик хотел было возразить, но доктор не дал ему рта раскрыть.

– Садись! – Доктор свирепо указал ему на стул. – Ты знаешь, что я уже давно сражаюсь с этими безмозглыми лордами относительно права быть пэром. Конечно, ты это должен знать. Газеты были полны этой историей. Черт возьми, через неделю мы будем иметь окончательное решение палаты лордов… Негодяи!..

Доктор Бин провел тридцать лет своей жизни в бесплодных попытках добиться утверждения в своем праве на исчезнувший титул маркиза Пальборо. Он проявлял как большую настойчивость в своих генеалогических изысканиях, так и самое тонкое юридическое крючкотворство, отстаивая свою претензию перед правительством. Это был его конек, единственная страсть его жизни. Чик мысленно выругался. У него оставалась слабая надежда, что состояние здоровья доктора не позволит ему сейчас пуститься в разглагольствования на эту скучную тему.