Буало-Нарсежак
Тайна человека с кинжалом
Буало-Нарсежак
Тайна человека с кинжалом
ЗАГАДОЧНОЕ ПОКУШЕНИЕ
Ла Шенэ, 5 августа
Дорогой Луи!
Благодарю за заботу, я чувствую себя лучше. Добрый доктор Доден, у которого я лечусь уже несколько лет, говорит, что дела мои обстоят неплохо. К тому же от подагры еще никто не умирал, а мы, Руайеры, все живем до глубокой старости. Кроме того, я всегда могу съездить в Шатель-Гюйон, это ведь недалеко. Говорят, шательская вода обладает замечательными свойствами - авось да поставит меня на ноги.
Разумеется, я шучу. Увы, Шатель меня не излечит. Но не волнуйся, я нашел применение своей ноге: беру свою любимую коляску, над которой все потешаются, уезжаю подальше и подолгу брожу по лесу. Я ни за что на свете не согласился бы умирать от скуки на водах для того лишь, чтобы поправить свое здоровье.
Обещаю тебе приехать в Париж на открытие галереи. Ты выбрал для нее прекрасное место, и я его ясно представляю. Это как раз напротив Зала Гаво. Несмотря на конкуренцию, ты должен преуспеть. Во время нашего экономического маразма живопись - не только ценность, но и спасение. Что до меня, я покончил с делами. Только изредка случается еще продать что-нибудь из мебели или купить какую-то картину. Вот, скажем, вчера я приобрел одно небольшое полотно. Конечно, абстракционистское - мода есть мода. Может быть, ты знаешь этого художника - его зовут Жюльен Февр? Думаю, что в мире подобной мазни у него может быть будущее. Не купить я не мог: этого парня мне рекомендовали. Короче, все удовольствие обошлось мне в три тысячи франков. Я пока повесил эту пачкотню в гостиной, как раз напротив "Человека с кинжалом", но, можешь мне поверить, постараюсь от нее избавиться при первой же возможности. Я не могу себе позволить держать подобный "шедевр" рядом со своими картинами. Какой-то Февр напротив самого Караваджо! Знаешь, на месте Человека с кинжалом я бы...
- Мсье! О, мсье!.. Руайер поднял голову.
- Мсье Руайер!
На пороге библиотеки стояла Сесиль.
- Мсье, это не я! Честное слово! Нахмурившись, Руайер положил ручку.
- Что-нибудь разбили?
- Мсье, вы знаете, как я стараюсь, и вдруг такое...
Несчастная старушка всхлипнула, а Руайер быстро пересек библиотеку и вышел в гостиную. Все как будто было в порядке.
- Там... - бормотала Сесиль, - там... Новая картина!
- Ничего себе!..
Полотно Жюльена Февра, было все искромсано. Руайер подошел поближе. Кто-то крест-накрест разрезал картину чем-то очень острым - видно, бритвой или ножом.
- Странно! - прошептал Руайер, а вслух сказал, чтобы успокоить старую служанку: - Успокойтесь, ничего страшного. К счастью, это не слишком ценное полотно.
Он перевел взгляд на портрет в черной траурной раме, висящий напротив. С него сквозь прорези темной маски смотрел мужчина в красном одеянии. Человек с кинжалом! Сесиль тоже повернулась к портрету и робко взглянула на кинжал. Разумеется, это всего лишь картина, и все же.
- Я знала, что он принесет нам несчастье, - прошептала Сесиль.
- Ну что вы, Сесиль. Прошу вас, успокойтесь.
Руайер внимательно осмотрел изуродованную картину. Разрезы были тонкие, словно сделанные скальпелем. Сесиль все не отрывала взгляда от кинжала...
- Позовите мне Бенуа, - сказал Руайер. - Эту картину надо сжечь.
Сесиль бросилась выполнять распоряжение, а Руайер, сняв туфли, придвинул к стене стул из старинного гарнитура, обтянутый камчатной тканью с кремовым рисунком на желтом фоне. "Жаль, конечно, становиться на него ногами, - вздохнул Руайер, - Хорошо, что я не тяжелый..." Он встал на стул и снял со стены разрезанное полотно. Погладив драгоценную ткань стула, он проверил, не попортил ли обивку. Нет, никаких следов на стуле не осталось.
Руайер с трудом обулся: правая нога еще болела.
В столовой послышалась тяжелая поступь, сопровождаемая мелкими шажками Сесиль, и в гостиную вошел Бенуа - мастер на все руки, который один стоил всей остальной прислуги. Увидев изрезанное полотно, он покачал головой.
- Да-а, кто-то постарался...
- Это моя вина, - сказал Руайер. - Я не должен был вешать сюда эту пачкотню. - И добавил, указав на Человека с кинжалом: - Не надо было его задевать.
- Я и раньше боялась его, - пробормотала Сесиль. - А теперь вообще сюда не войду!
- А по-моему, ничего тут нет удивительного, - заметил Бенуа. - Окна вечно нараспашку - заходи кто хочешь!
- Нет, Бенуа, - покачал головой Руайер. - Вы же знаете, что я весь день сижу здесь, а если уезжаю на прогулку, то закрываю окна. И, кроме того, в парке всегда кто-то есть - вы или Леонард.
- Леонард работает на огороде, - возразил Бенуа, - а мне в мастерской всегда найдется чем заняться.
- Дело не в этом. Это же не кража, не ограбление... Ведь ничего не украдено. Кто-то хотел погубить картину - и добился своего. Она почти ничего не стоила, но оскорбляла своим присутствием окружающие ее предметы искусства. Видимо, в этом и есть причина...
- И все-таки кто-то должен был сюда войти, - настаивал Бенуа.
- Когда? Сегодня утром все было в порядке. Я выходил из библиотеки только позавтракать - и все равно находился в нескольких шагах отсюда. И дверь между гостиной и столовой всегда открыта. Кто стал бы так рисковать только для того, чтобы порезать картину?
- О Господи! - вздохнула Сесиль.
- Ничего не понимаю, - пожал плечами Бенуа. - А вы осматривали другие комнаты? Может быть, что-то украдено?
- Пойдемте посмотрим, - решил Руайер.
Они прошли столовую, обставленную массивной темной мебелью, и, миновав великолепную, натертую воском дверь эпохи поздней готики, перешли в голубой салон. Здесь хранилась уникальная коллекция французского и бретонского прикладного
искусства.
- Все на месте, - констатировал Руайер.
Прежде чем покинуть салон, он любовно оглядел изящные вещицы, каждая из которых досталась ему ценой долгих поисков и больших денег. Вот, например, церковный ковчег, отделанный лазуритом, - Руайер приобрел его в Марселе, у одного антиквара, за сорок три тысячи франков. А вот круглый столик красного дерева времен Людовика XVI, который Руайер купил у одного английского коллекционера за двадцать пять тысяч франков. А сколько здесь еще других, не менее дорогих ему старинных вещей! Когда он их приобретал, он еще был "великим Руайером"... Хозяин замка вздохнул, тихонько прикрыл дверь и догнал слуг.
- Надо бы и наверху посмотреть, - предложила Сесиль.
- Что ж, если хотите... - согласился Руайер.
Второй этаж не был так похож на музей, хотя мебель и картины здесь тоже стоили недешево. Хозяин дома и прислуга поднялись по широкой лестнице и вошли в холл, за которым следовала анфилада парадных комнат. Руайер открывал одну дверь за другой, внимательно осматривал обстановку...
- Все на месте, - прошептал он. Вскоре осмотр был закончен.
- Ничего не понимаю, - повторил Бенуа.
Они вернулись вниз, в гостиную. Казалось, Человек с кинжалом неотступно следит за ними. Его голубые глаза под маской были такими живыми, что Сесиль не удержалась и показала ему кулак.
- Ух, проклятый! - воскликнула она. - Было бы лучше, мсье, если бы вы от него избавились.
- Типун вам на язык! Это жемчужина моей коллекции!
Воцарилась тишина. Сесиль была уверена - это он, Человек с кинжалом, испортил картину! А Руайер и Бенуа продолжали размышлять...
- Ну что ж, раз с улицы никто не входил, - проговорила наконец Сесиль, - и раз мсье ничего не слышал...
- Ну так что? - раздраженно спросил Руайер.
Сначала Сесиль не рискнула продолжить. А потом наконец произнесла тихим, дрожащим голосом:
- Таким кинжалом это сделать нетрудно. Бенуа пожал плечами.
- Что будем делать с картиной? - осведомился он. - Выбросим?
Руайер посмотрел на часы.
- Уже пять! Нет, оставьте ее пока. Я жду доктора Додена, он обещал привезти ко мне парижского адвоката с сыном. Я расскажу им, что произошло, - может, они помогут разобраться. А уж потом сожжете картину. А вы, Сесиль, подайте нам в беседку прохладительные напитки. Теперь, пожалуйста, оставьте меня.
Прислуга удалилась. Владелец замка минуту постоял в задумчивости, потом вернулся в библиотеку, перечитал незаконченное письмо и решительно разорвал его.
ПРОКЛЯТАЯ КАРТИНА
Машина ехала по горной дороге, ничем не отличающейся от тысяч подобных дорог. Франсуа Робьон по прозвищу Без Козыря отчаянно скучал. Он так надеялся провести каникулы в Кермоле! Но, увы, в июне мадам Робьон заболела, и врач посоветовал ей подлечиться в Шатель-Гюйон. Поскольку мэтр Робьон тоже чувствовал себя уставшим, он решил, что вся семья отправится в Овернь.
- Но я - то вполне здоров! - пытался протестовать Франсуа.
- Если ты один поедешь в Кермол, мама весь месяц будет о тебе беспокоиться! Ты думаешь, она забыла, что там случилось в прошлый раз?
- Папа, но ведь я уже взрослый!
- Для мамы, Франсуа, ты навсегда останешься ребенком. Ну а я знаю, что ты настоящий мужчина - и, конечно, сумеешь пережить это небольшое разочарование. Один месяц! Что это в твоем возрасте! И к тому же, надеюсь, вот это тебя развлечет...
