Дональд УЭСТЛЕЙК
МОКРУШНИКИ НА ДОВОЛЬСТВИИ
Мы с Эллой легли спать в половине третьего ночи. Выключили свет, протянули друг к другу руки, и тут раздался звонок в дверь.
Я чертыхнулся, а рука Эллы стиснула мне плечо.
– Может, позвонят, да и уйдут, – прошептала Элла.
В ответ на это предположение звонок залился новой тревожной трелью. Кто бы ни стоял под дверью, он явно спешил. Я сел и включил ночник на прикроватной тумбочке. Мы с Эллой прищурились от света и переглянулись. Элла – девушка миловидная, чертовски миловидная. Мягкие черные волосы ниспадают на плечи, губы пухлые, алые и всегда выглядят как после страстных лобзаний; кажется, что полуприкрытые глаза все время чего-то ждут. Элла тоже села, прильнула ко мне, и простыня соскользнула с ее груди. Мне ужасно не хотелось отрываться от нее. Только не сейчас. Ни за что на свете. Мне было плевать, кто пришел. Хоть сам Эд Ганолезе, хоть Господь Бог.
Снова запел звонок, и Элла улыбнулась мне в знак того, что понимает и разделяет мои мысли.
– Возвращайся поскорее, – шепнула она.
– Две секунды, – пообещал я.
Я сбросил простыню и медленно поднялся на ноги. Пока натягивал какую-то одежду, звонок принялся заливаться снова. Шлепая ногами, я пошел в гостиную, снедаемый желанием врезать ночному гостю по физиономии.
Когда звонят в дверь, я обычно сперва смотрю в глазок и только потом открываю, но сейчас я был слишком зол, чтобы осторожничать. Я распахнул дверь и сделал страшные глаза.
За порогом стоял Билли-Билли Кэнтел и дергался как живая модель в магазине готового платья. На минуту я утратил дар речи и просто смотрел на него во все глаза. Билли-Билли Кэнтел – едва ли не последний человек, которого я ожидал бы увидеть у себя в гостях в два часа пополуночи.
Билли-Билли – тощий плюгавый доходяга, ничтожная шпана. На вид ему можно дать от тридцати до пятидесяти. Он – один из тех жалких шутов, для которых слово «жизнь» начинается с большой буквы "Г", обозначающей героин. С наркотиками Билли-Билли вытворяет все, что только можно: он их покупает, продает, перевозит и потребляет. Он у нас числится в продавцах, работает в нижнем Истсайде, и я не видел его уже полгода с лишним, а в последний раз беседовал с Билли-Билли лишь потому, что он малость задолжал Эду Ганолезе, а я попросил не посылать к доходяге никого из его штатных сборщиков долгов. Я сам поговорил с Билли-Билли, постаравшись не сломать ему ни одной кости, и через пару дней наш наркофаг погасил задолженность.
Я говорю это, чтобы вы поняли, что наши с ним пути обычно не пересекаются, поскольку мы вращаемся в разных кругах, и я никогда не думал, что Билли-Билли способен вытащить меня из койки в половине третьего утра.
Поэтому я спросил, какого черта он выкаблучивается. И Билли-Билли захныкал:
– Кы-Кы-Клей... Ты д-д-должен мне помочь. Я вы-вы... в бедду па-па-попал.
Теперь понятно, почему его зовут Билли-Билли?
– А мне-то какое дело? – спросил я. Мне было глубоко плевать на этого ничтожного наркомана и на все его мелкие передряги. Я думал только об Элле, которая ждала меня совсем рядом. Надо было лишь пройти через две комнаты в третью, и вот она, Элла.
Билли-Билли клацал зубами, сучил руками, трясся и то и дело с ужасом поглядывал в сторону лифтов.
– Па-пы-пусти меня. Клей, – взмолился он. – Паж-жалста.
– За тобой гонятся легавые?
– Ны-нет, Клей. Я ны-не думаю.
Он все дрожал, будто взбесившаяся электронная машина фирмы «Ай-Би-Эм»".
Казалось, Билли-Билли вот-вот распадется на двух Билли, и жалкие мощи покатятся по коридору во все концы. Я пожал плечами, шагнул в сторону и сказал:
– Ладно, заходи, только очень долго не засиживайся.
– Ны-не буду, Клей, – пообещал он, юркнул в дом, и я закрыл дверь. Даже в квартире он продолжал трястись и озираться, так что я уж подумал, не предложить ли ему выпить. Наконец решил, что не стоит. Кроме того, пьянство не относилось к числу его пороков. Я указал на кресло.
– Садись и перестань трястись. Смотреть тошно.
– Сы-спасибо, Клей.
Когда мы расположились в креслах, я спросил:
– Ну ладно, в чем дело?
– Меня па-па-пыдставили, Клей. Х-х-х-кто-то з-з-загнал меня в угол, лы-ломится бы-бальшое дело.
– Каким образом? Только спокойно и по порядку.
– Я па-пы-пробую, Клей, – сказал Билли-Билли и не обманул. Он и впрямь попробовал. Было видно, как он прилагает отчаянные усилия, пытаясь овладеть собой. Это ему почти удалось.
– Я нынче ды-днем малость шы-шы-ширнулся, – затараторил он. – Хы-хорошо поторгов-в-вал и устроил с-с-себе вы-стряску. Я ус-с-снул, а пы-раснулся в той ква-ква-квартире. И там была эта шы-шлюха. Кто-то ее з-з-зарезал.
– Ты, – вставил я. Билли-Билли испугался пуще прежнего.
– Ны-нет, Клей. Честно. Я ны-не таскаю перо. Я ны-не из ты-таких.
– А откуда тебе знать, чего ты мог натворить под кайфом?
– Я вы-всегда зас-с-сыпаю. Спроси кого ха-ха-ха-хочешь.
– Значит, на этот раз ты вел себя по-другому.
– Я ды-даже не зна-знаю эту шы-шлюху, – вымолвил Билли-Билли. – Я и му-мухи не обижу, Клей.
Я вздохнул, Элла ждала меня, а тут... На приставном столике рядом со мной лежала пачка сигарет. Я вытряс одну, прикурил и сказал:
– Ладно, ты ее не убивал.
– Это я и сам зы-знаю. Клей.
– Где эта квартира?
– Я ны-не знаю. Я просто по-бы-бы-строму убрался оттуда – Кто-нибудь видел, как ты уходил?
– Ны-не думаю. Кы-когда я дошел до угла, то увидел пы-полицейскую маш-шину; она остановилась пы-перед домом. Тот парень, что меня подставил, ды-должно бы-быть, навел их.
– Ты стер свои пальчики с дверной ручки и всего остального?
– Я бы-был слишком пы-потрясен, Клей. Ды-даже забыл свою ш-ш-шляпу.
– Шляпу?
Я помнил эту его шляпу. Вернее, маленькую клетчатую кепочку, такую же, в какой Хамфри Грош щеголяет на воскресных юморинах. Но кепочка Хамфри слишком мала ему, а вот кепка Билли-Билли чересчур велика своему владельцу.
Она почти вся красная и болтается на ушах. Возможно Билли-Билли боялся, что она слетит с головы, а посему начертал химическим карандашом на подкладке свое имя и адрес.
– Я в би-би-беде, Клей, – повторил Билли-Билли.
– Ты чертовски прав. Как тебя вообще угораздило попереться в ту квартиру?
– Я ны-не знаю. Я пы-просто заснул.
– Где?
– Ды-да где-то в центре. А квартира была ближе к окраине, возле пы-парка. Я ны-не мог сам ты-туда добраться.
– Не мог? Но ведь добрался же.
– Кы-Клей, ты должен мне пы-помочь.
– Как? Что, по-твоему, я могу сделать?
– Пы-позвонить Эду Ганолезе.
Я опешил.
– Ты спятил, Билли-Билли. Свихнулся. Ведь почти три ночи.
– Пы-пажалста, Клей. Он это од-добрил б-бы.
– Ну, и что он для тебя сделает, как ты думаешь? Если ты и впрямь забыл там кепку и оставил отпечатки пальцев по всему дому, то тебя припекло, Билли-Билли. Ты слишком горячий, даже Эд Ганолезе – и тот притронуться не сможет. Он не вытащит тебя, даже если ты невиновен.
– Пы-пажалста, Клей. Ты па-па-пазвони ему, и все.
– А почему ты сам не отправишься к нему?
– Он ны-не велел мы-мне приходить. Он ны-не хочет, чтобы его жена и дети видели мы-меня. Этот его телохранитель вы-выкинет мы-меня в-вон. Ны-но ты можешь па-па-звонить ему и сы-сказать, что слы-случилось.
– Но почему я?
– Ты пы-просто па-паслушай, что он сы-скажет, Клей. Па-пажалста.
У меня было такое чувство, будто я уже знал, что скажет Эд. Если кто-то и впрямь подставил Билли-Билли, сделано это было очень тонко. Устроить ложное обвинение в убийстве не так-то просто, а если речь идет о человеке вроде Билли-Билли Кэнтела, то ради него и возиться не стоило.
Однако это вовсе не значит, что Эд велит мне бросить Билли-Билли на растерзание легавым. Нет, совсем нет. В конце концов, Билли-Билли был в деле. Он – член организации и слишком много знает о торговле наркотиками источники их поступления, места доставки, имена продавцов. Стоит засадить его на сутки в камеру, и он все про всех расскажет, как только легавые посулят ему иголку.
Поэтому я заранее знал, что скажет Эд, когда я поведаю ему о бедах Билли-Билли. Процедура-то шаблонная. Придется устроить Билли-Билли несчастный случай со смертельным исходом, и пусть себе легавые копаются в останках. Наш общий друг Закон обрадуется такому исходу, поскольку дело-то будет закрыто. Организация тоже обрадуется, потому что опять воцарятся тишь да гладь. Ну, и я с радостью отправлюсь обратно к Элле. Все будут довольны и счастливы, кроме Билли-Билли. Впрочем, возможно, и он тоже, поскольку ему уже не надо будет ни о чем беспокоиться.
Шаблонная процедура, и все же я нутром чуял, что мне нельзя приступать к ней на свой страх и риск. Из слов Билли-Билли следовало, что между ним и Эдом Ганолезе, быть может, существуют какие-то особые отношения, о которых я ничего не знал. Возможно, и даже вероятно, это какой-нибудь пустяк, мелочь.
В конце концов, что может быть общего у Эда Ганолезе с Билли-Билли Кэнтелом?
