Клайв Баркер - Книги Крови (Книга 5)

Клайв Баркер

Книги Крови

Книга 5

Во плоти

Запретное

The Madonna (отсутствует)

Дети Вавилонской башни

Во плоти

"In the Flesh", перевод М. Красновой

Когда Кливленд Смит вернулся после беседы с дежурным по этажу, его новый сокамерник был уже тут и глядел, как плавают пылинки в луче солнца, легко преодолевающем пуленепробиваемое оконное стекло. Это зрелище повторялось ежедневно (если не мешали облака) и длилось менее получаса. Солнце отыскивало путь между стеной и административным зданием, медленно пробиралось вдоль блока В, а потом исчезало до следующего дни.

- Ты - Тейт? - спросил Клив.

Заключенный перестал смотреть на солнце и повернулся. Мейфлауэр сказал, что новенькому двадцать два года, но Тейт выглядел лет на пять моложе. В лице его было нечто, делавшее Тейта похожим на потерявшегося (и притом безобразного) пса, которого хозяева оставили поиграть на оживленной улице. Глаза слишком настороженные, рот чересчур безвольный, руки тонкие: прирожденная жертва. Клив почувствовал раздражение от мысли, что придется возиться с этим мальчиком. Тейт был лишней обузой, а у него самого нет сил, чтобы расходовать их, покровительствуя мальчишке, пусть Мейфлауэр и болтал что-то о руке, протянутой для помощи.

- Да, - ответил пес. - Я Вильям.

- Тебя так и зовут Вильямом?

- Нет, - сказал мальчик. - Все зовут меня Билли.

- Билли", - кивнул Клив и вошел в камеру. Режим в Пентонвилле нес некоторые черты прогресса: по утрам на два часа камеры оставались открытыми, часто отпирались они на пару часов и днем, что давало заключенным некоторую свободу передвижения. Однако это имело и свои недостатки, например, разговоры с Мейфлауэром.

- Мне велено дать тебе кое-какие советы.

- Да?" - переспросил мальчик.

- Ты раньше не сидел?

- Нет.

- Даже в колонии для несовершеннолетних?

Глаза Тейта блеснули.

- Немного.

- Значит, ты знаешь, как тебе повезло. Знаешь, что ты легкая добыча?"

- Знаю.

- Кажется, - сказал без энтузиазма Клив, - меня призывают к тому, чтобы я тебе берег, а то тебя покалечат.

Тейт уставился на Клива глазами, голубизна которых казалась молочной, будто они еще отражали солнце.

- Не расстраивайся, - сказал мальчик. - Ты мне ничего не должен.

- Чертовски верно. Я тебе ничего не должен, но, кажется, у меня есть гражданский долг, - угрюмо сказал Клив. - Это - ты.

Клив отбыл два месяца заключения за торговлю марихуаной, это был его третий визит в Пентонвилл. К тридцати годам в нем не проглядывало никаких признаков изношенности: тело крепкое, лицо худое и утонченное, в своем костюме, ярдов с десяти, он мог бы сойти за адвоката. Но если чуть приблизиться, то станет виден шрам на шее, оставшийся после нападения безденежного наркомана, а в походке станет заметна какая-то настороженность, будто при каждом шаге он сохранял возможность для быстрого отступления.

Вы еще молоды, сказал ему в последний раз судья, у вас есть время, чтобы многого добиться в жизни. Вслух он возражать не стал, но про себя Клив думал иначе. Работать тяжело, а преступать закон легко. До того как кто-нибудь докажет противное, он будет делать то, что делает лучше всего, а если поймают, так что же. Отбывать срок не так уж неприятно, если ты правильно к этому относишься. Еда съедобная, компания - избранная, и покуда есть чем занять мозги, он будет вполне доволен. В настоящее время он читал о грехе. Тема здесь уместная. Он слышал так много слов о том, как он пришел в мир, и от уполномоченных по работе с условно осужденными, и от законников, и от священнослужителей.

Теории социологические, теологические, идеологические. Кое-какие заслуживали нескольких минут внимания. Большинство же были такими нелепыми (грех из матки, грех от денег), что он смеялся прямо в их вдохновенные лица. Вот льют из пустого в порожнее.

Хотя это хорошая жвачка. Ему нужно было чем-то занять дни. И ночи. Он плохо спал в тюрьме. Нет, ему не давала спать не его собственная вина, а вина других. Он был только продавец гашиша, поставляющий товар туда, где был спрос, маленький зубчик в огромном механизме, ему не из-за чего было чувствовать вину. Но здесь находились другие, казалось, что их множество, чьи сны не были столь благостными, а ночи столь мирными. Они кричали, они жаловались, они проклинали судей земных и небесных. Шум их пробудил бы и мертвеца.

- Так бывает всегда? - спросил Билли Клива едва ли не через неделю. Новый заключенный уже много раз слышал, как слезы через мгновение переходят в непристойную ругань.

- Да, большую часть времени, - ответил Клив. - Некоторым надо чуток повопить, чтобы мозги не скисали. Это помогает.

- Но не тебе, - заметил немузыкальный голос с нижней койки. - Ты все читаешь свои книжки и держишься в стороне, от греха подальше. Я за тобой наблюдал. Это тебя даже и не волнует?

- Я могу прожить и так, - ответил Клив. - У меня нет жены, которая приходила бы сюда каждую неделю и напоминала мне, что я напрасно теряю время.

- Ты бывал здесь раньше?

- Дважды.

Мальчик колебался мгновение, прежде чем сказал:

- Ты, наверное, все тут вокруг знаешь, да?

- Ну, путеводителя я не напишу, однако, в общей планировке разбираюсь!

Услышать от мальчика подобное замечание было для Клива странно, и потому он спросил:

- А в чем дело?

- Я просто поинтересовался, - сказал Билли.

- У тебя есть вопросы?

Тейт не отвечал несколько секунд, а затем произнес:

- Я слышал, что обычно... обычно здесь вешали людей.

Клив ожидал чего угодно, только не этого. С другой стороны, несколько дней назад он решил, что Билли Тейт со странностями. Косые взгляды этих молочно-голубых глаз, брошенные исподтишка, то, как он смотрел на стену или на окно, так детектив осматривает обстановку, в которой произошло убийство, отчаявшись найти разгадку.

Клив сказал:

- Думаю, когда-то здесь был сарай для виселицы.

Вновь молчание, затем другой вопрос, брошенный так небрежно, как только удалось мальчику:

- Он все еще стоит?

- Сарай? Не знаю. Людей, Билли, больше не вешают, или ты не слышал? Снизу ответа не последовало. - Во всяком случае, тебе-то какое дело?

- Просто любопытно.

Билли был прав, он был любопытен. И столь странен со своим безучастным взглядом и повадками одиночки, что большинство мужчин его сторонилось. Один Лауэлл интересовался им, и намерения его были недвусмысленными.

- Ты не одолжишь мне свою леди до вечера? - спросил он Клива, когда они выстроились в очередь, получая завтрак. Тейт, который стоял поблизости, ничего не сказал. Клив тоже.

- Ты меня слышишь? Я спрашиваю.

- Слышал. Оставь его в покое.

- Надо делиться, - сказал Лауэлл. - Я могу и тебе оказать какую-нибудь услугу. Мы можем кое-что придумать.

- Он этим не занимается.

- Хорошо, почему бы не спросить его! - сказал Лауэлл, улыбаясь сквозь щетину, покрывавшую все лицо. - Что скажешь, детка?

Тейт оглянулся на Лауэлла.

- Нет, благодарю вас.

- Нет, благодарю вас, - повторил Лауэлл и подарил Кливу вторую улыбку, в которой не было ни капли юмора. - Ты хорошо его выдрессировал. Может, он еще садится на задние лапки и служит?

- Вали, Лауэлл, - ответил Клив. - Он этим не занимается, вот и все.

- Ты не можешь сторожить его каждую минуту, - заметил Лауэлл. - Рано или поздно ему придется самому встать на свои две ноги. Если он не лучше на коленях.

Намек вызвал грубый хохот сокамерника Лауэлла, Нейлера. Не было людей, с которыми Клив охотно бы встретился в общей драке, но его искусство блефовать было отточено как бритва, его он сейчас и использовал.

- Не надо волноваться, - сказал он Лауэллу, - борода твоя скроет сколько угодно шрамов.

Лауэлл взглянул на Клива. Юмор исчез, и он не мог теперь отличить правду от лжи, и явно не испытывал желания подставить горло под бритву.

- Только не передумай, - сказал он. И ничего больше.

О столкновении за завтраком не упоминали до того момента, когда не погасили свет. Начал именно Билли.

- Тебе не следовало этого делать, - сказал он. - Лауэлл - мерзкий ублюдок. Я все слышал.

- Хочешь, чтобы тебя изнасиловали? Да?

- Нет, - быстро ответил он. - Боже, нет. Я должен быть цел.

- После того как Лауэлл наложит на тебя лапу, ты уже ни на что не сгодишься.

Билли соскользнул со своей койки и теперь стоял на середине камеры, едва различимый во тьме.

- Думаю, и ты в свою очередь тоже кое-чего хочешь, - сказал он.

Клив повернулся на подушке и взглянул на расплывчатый силуэт, находящийся в ярде от него.

- Так чего, по-твоему, мне хотелось бы, Билли-бой? - спросил он.

- Чего хочет Лауэлл.

- Так ты думаешь, весь шум из-за этого? Я защищаю свои права?

- Ага".

- Как ты сказал - нет, благодарю вас.

Клив опять повернулся лицом к стене.

- Я имел в виду...

- Меня не волнует, что ты имел в виду. Просто я не хочу об этом слышать, хорошо? Держись подальше от Лауэлла, и хватит мне компостировать мозги.