Сергей Рокотов - Мне тебя заказали

Григорий Стернин, Сергей Рокотов

Мне тебя заказали

Человеческий век измеряется

не временем, а поступками.

Григорий Стернин

Пролог

Август 1991 г.

Шел конец августа, и в городе стояла изнурительная жара. Температура порой приближалась к сорока, и лишь к вечеру становилось немного легче дышать.

Но не только жара и духота висели в воздухе, ощущалось нечто другое... И было непонятно, что это. Все вроде бы то же самое: среднеазиатский город, пыль, грязь, марево, загорелые чумазые бритые наголо ребятишки, кто в трусах, кто и вовсе без трусов, гомон, ленивое перекрикивание на родном языке...

Около здания душанбинского вокзала шла оживленная торговля арбузами и дынями. Прямо на земле сидел продавец в грязном халате и гнусавым голосом зазывал покупателей, предлагая им баснословно дешевый товар. Вокруг него роилась туча мух, ос и шершней, на которых он никакого внимания не обращал. Слева, еле волоча ноги, прошел несчастный облезлый ишак. Откуда-то справа из кустов пахнуло характерным смачным запахом анаши. Переговаривались на местном языке три мужских голоса.

Жара, духота, марево, скука... Но что-то еще, что-то еще... Все это было и раньше, но что-то новое появилось в воздухе... И Алексей Кондратьев остро ощущал это... Нарастающая тревога все глубже и глубже проникала в его сердце... Ему отчего-то было страшно. А ведь он считал, что давно позабыл это понятие "страх", еще там, в Афганистане, особенно после того, как увидел обугленный труп своего заместителя лейтенанта Звягина, заживо сгоревшего в танке. Казалось, что он тогда отучился бояться, а тут... Откуда он взялся, этот страх? Он и сам не понимал этого, стоя на перроне и куря сигарету за сигаретой. В нескольких метрах от него молча стояла жена Лена, а шестилетний Митя бегал туда-сюда по перрону и то и дело задавал отцу и матери вопросы, сверкая веселенькими глазенками.

- Пап, а что слаще, арбуз или дыня? - спросил он, проглатывая букву "р".

- А тебе-то самому что больше нравится?

- Я люблю яблоки!

- Яблок ты теперь наешься, сынок, у бабушки такой замечательный сад в Белгороде.

- А мы долго будем ехать до Белгорода?

- Долго, сыночек, наберись терпения. Сначала более двух суток до Москвы, потом еще одна ночь до Белгорода. Но ничего, ты уже большой, ты же мужчина, ты должен поддерживать маму... Я могу тебе доверять?

- Да!!! - закричал Митька, засмеялся и побежал по перрону, махая длинной палкой от оторванного сачка. Поодаль, около чемоданов и сумок стоял долговязый шофер Коля и покуривал, глядя в сторону, не желая мешать прощанию командира с женой.

Алексей смотрел вслед бегущему по перрону сыну, и отчего-то это чувство тревоги стало совсем уже гнетущим. Закурил очередную сигарету, тяжело закашлялся.

- Дай и мне, что ли, - тихо попросила Лена, подойдя к мужу.

- Зачем?

- Хочется, - мрачно ответила она.

- Да приди же ты в себя, наконец, что с тобой? - взял ее за руку повыше локтя Алексей. - Что такого страшного происходит? Поживете пока у твоей матери, а там...

- А там пройдет полгода, год, два, потом потихоньку пройдет жизнь, я состарюсь, и во что, позволь тебя спросить, превратится моя жизнь? Что я вообще видела в жизни, ты когда-нибудь об этом задумывался? Что видел наш Митька? Ишаков? Верблюдов? Скрипучие качели в гарнизоне? Ему ведь скоро в школу! А он совершенно неразвит... Он же полным идиотом вырастет от такой собачьей жизни... Ты-то не уделяешь сыну ни малейшего внимания. Он же не танк, с ним возиться не надо, и так как-нибудь вырастет... Кем только?

- Неужели тебе больше нечего мне сказать перед долгим расставанием? сглотнул слюну Алексей. - Разве сейчас время обо всем этом говорить?

- Именно время. Как раз сейчас самое время обо всем этом говорить! Дай же ты сигарету, наконец! Я давно тебя попросила, а ты словно не слышишь!

Алексей протянул ей пачку "Родопи". Лена вытащила сигарету, сунула в рот, Алексей чиркнул спичкой. Лена неумело затянулась.

- Меня скоро переведут служить в Среднюю Россию, я уже говорил с командиром полка, - неуверенно произнес Алексей.

- Я знаю, год назад ты с ним говорил или еще раньше, - Лена сделала подряд несколько глубоких затяжек. - Вернее, это ты мне говорил, что с ним говорил...

- Лена, скоро поезд, так нельзя расставаться, - досадливо махнул рукой Алексей. - Нельзя так, - повторил он.

- Нельзя, нельзя, - согласилась Лена. - А жить так можно? Нет, ты мне скажи, можно жить так, как мы живем? В каких условиях мы жили в этом проклятом месте? Это разве жизнь? Разве этого я хотела, когда выходила за тебя замуж?

- А чего ты хотела? - помрачнел Алексей, пристально глядя на нее.

- Чего хотела? - сузив глаза, переспросила Лена. - Не знаю, Алеша. Наверное, того же, чего и все женщины, выходящие замуж. Счастья...

- А разве мы с тобой не были счастливы? - почувствовав подступившую к горлу обиду, прохрипел Алексей.

- Может, и были... Месяца два перед женитьбой. Да еще, когда я была беременна и когда Митька родился. А так... Переезды, ожидания, война в Афганистане.. Твое ранение... Нет! - вдруг крикнула она, схватив мужа за рукав и сверкнув голубыми большими глазами. - Я была счастлива, была, когда ты вернулся оттуда живым... Раненым, но живым... Счастлива, когда встречала тебя на вокзале в Белгороде... А потом... - опустила она руку и снова понизила голос. - Потом все постепенно стало как-то обыденно, скучно, пусто... Эти гарнизоны, казенные квартиры с убогой мебелью... Эта жара, пыль, ишаки... Эти люди вокруг... Скучные грубые солдафоны, мещанки жены. Они со всем примирились. Им все хорошо, никаких требований к жизни. А мне плохо, понимаешь ты, плохо... И я ненавижу эту Азию, эту жару, пыль эту, мух этих проклятых... Этот махровый национализм... Я по свежей траве соскучилась, по березкам, по елочкам, соснам... Я просто не выношу всего этого, меня душит эта обстановка... И я работать хочу, зачем я бросила пединститут?! Как я теперь жалею об этом, локти кусаю, до того жалко...

- Ну... А если бы я... если бы мы... жили вместе... Если бы меня перевели служить куда-нибудь в Среднюю Россию, если бы служил в Москве или вообще демобилизовался, тогда бы ты была счастлива?

- Тогда бы... Не знаю. Не знаю, Алеша. Мне порой кажется, что я... Не знаю, - отвела взгляд Лена. - Не знаю, будет ли нам вообще когда-нибудь хорошо вместе...

- Что тебе кажется?! - крепко сжал ее руку повыше локтя Алексей, грозно глядя на нее.

Какой-то холодок был между ними в последнее время. Он все время старался как-то подбодрить унывающую жену, то шуткой, то каким-нибудь подарком и постоянной нежностью и вниманием, но с отчаянием видел, что его попытки получались весьма жалкими. Голубые глаза Лены сделались какими-то пустыми и обреченными, она практически перестала улыбаться, а в ее словах постоянно проскальзывали язвительные нотки, постоянная насмешка над всем тем, что делал Алексей.

Их разговор прервал подбежавший Митька.

- Папа, жарко, мороженого хочу, - улыбнулся он и дотронулся своей пухлой загорелой ручкой до отцовских форменных брюк. И тут Алексей почувствовал такой прилив нежности к этому родному маленькому существу в голубенькой кепочке, что на глаза навернулись слезы.

До Алексея дошло, что через час он останется совсем один, войдет в свою опустевшую квартиру, в которой уже не будет слышаться звонкий голосок Митьки. "Ничего, зато они будут в безопасности, - успокоил себя Алексей. Главное, они будут в безопасности, а все остальное ерунда".

- Папа, мороженого хочу, - повторил Митя, схватил с земли свою палку от сачка и, размахивая ею, побежал по перрону.

- Ладно, Лен, - пробасил Алексей. - Все образуется. Пойду мороженого куплю. Тебе купить?

- Нет, не хочу, - еле слышно ответила Лена. - Мы пойдем посидим в здании, здесь так печет. Коля! - окликнула она шофера. - Постой с вещами, мы с Митей пойдем внутрь, а то меня солнечный удар хватит. Митя! Иди сюда, сынок!

- Я не хочу туда! - закричал Митька, размахивая палкой.

- Пошли, говорю! Будешь ты меня слушаться или нет?! Если не пойдешь, папа тебе не купит мороженого! Иди же сюда, наконец!

Малыш нехотя подошел к матери.

- И опусти эту дурацкую палку, - раздраженно сказала Лена. - Еще ткнешь ею мне в глаз...

Она взяла сына за руку, и они вошли в здание вокзала. За ними шагал Алексей. Коля подошел к чемоданам.

- Пойдем туда, там хоть более-менее чисто, - сказала Лена и повела сына к скамейке слева. Там сидели двое прилично одетых мужчин в одинаковых белых рубашках и галстуках и о чем-то неторопливо беседовали.

- Я не хочу здесь сидеть, сама сиди, - захныкал Митя, надув губки. - Я с папой пойду за мороженым...

- Нечего тебе туда идти! - еще более раздраженно произнесла Лена. Папа сам сходит. Посмотри, какой ты грязный, рубашка опять вся в пыли, на тебя не настираешься. Господи, какой же все это кошмар! И двое с лишним суток еще ехать... А потом еще до Белгорода... Как только я все это вынесу?