«Инферно – аномальное явление, полтергейст в самом злобном, отвратительном проявлении. Родившись в каком-либо замкнутом мире, влияет на него через подсознание людей и через их поступки. При отсутствии реального противодействия, подобно газу, заполняет пространство целиком, после чего все находящееся в этом пространстве превращается в преисподнюю».
«…В текущем году в городе зарегистрирован резкий скачок тяжких преступлений и, что вызывает особую тревогу, умышленных убийств…»
Из газет
В этот поздний час любой прохожий, следующий по пустынной улочке мимо здания медицинского вытрезвителя, решил бы, что наконец-то русский народ окончательно спятил. Ничем другим объяснить происходившее внутри заведения было невозможно.
Зарешеченные окна первого этажа, распахнутые настежь, вздрагивали с частотой шестьдесят раз в минуту. Вздрагивали от глухих ударов чего-то твердого по чему-то не менее твердому. Низкий тембр ударов сопровождался высоким дребезжащим звуком, словно при соприкосновении стекла с железом. И в аккомпанемент грохоту в живой уличный эфир врывался хор грубых мужских глоток, исполняющих суперхит семидесятых: «Наша служба и опасна, и трудна…»
Если бы любопытный прохожий все же заглянул за решетки вытрезвителя, желая выяснить, почему клиенты этого непопулярного в народе заведения так вдохновенно исполняют милицейский гимн, то он обнаружил бы следующую картину.
В небольшой комнате за сдвинутыми в центр четырьмя столами сидело шестеро молодых людей, барабанящих по столешницам кулаками и изливающих души упомянутой песней. От ударов все находящееся на столах подпрыгивало, звенело и вносило веселые нотки в пафос исполняемого произведения.
Вздрагивали и звенели полупустые бутылки водки «Россия», тарелки с квашеной капустой и солеными огурцами, кружки с отбитыми ручками, наполненные ярко-красным лимонадом и той же «Россией». Вилки, воткнутые в куски колбасы, торчащие из открытых консервных банок с тунцом в томатном соусе, мерно раскачивались в такт голосам, напоминая дирижерские палочки, управляющие концертом.
Как фон, как белый искусственный пар на концертах звезд мировой и отечественной эстрады, комнатку заполнял сизый сигаретно-папиросный дымок, от предельно-допустимой концентрации которого не спасали даже открытые окна.
Короче говоря, любопытный гражданин, решив, что отечественный маразм достиг той высоты, при которой задержанные сограждане с неподдельным вдохновением поют ментовские шлягеры, кинулся бы куда глаза глядят, не помня себя от ужаса. И вслед ему неслись бы знакомые с детства слова: «Значит, с ними нам вести незримый бой…»
Загадка, впрочем, решалась просто. Достаточно было взглянуть на календарь.
Пятое октября. Дата, большинству гражданского населения ничего не говорящая, имела огромное значение для той шестерки, что собралась сейчас в вытрезвителе. Сегодня был День уголовного розыска, праздник менее известный, чем, скажем, День милиции, но не становившийся от этого менее значимым. Все шестеро испытывали к нему трепетные чувства – в одной из комнат вытрезвителя располагалось отделение по раскрытию убийств.
Обещание руководства подыскать более подходящее для такого солидного заведения помещение пока оставалось обещанием. Свободные площади в нынешнее время – проблема из проблем. Вопрос, однако, решался. С лета. На высоком уровне руководства РУВД и районной администрации. Терки авторитетов. Пока без стрельбы. Но и без консенсуса.
Торжественная часть банкета давно уступила место собственно празднику, находящемуся сейчас в песенной стадии.
Песенная стадия – это, кстати, не так плохо. Языки еще шевелятся, а память воспроизводит текст. Когда уже ничего не воспроизводится – ни памятью, ни языком, – наступает следующая стадия, при которой возникает необходимость воспользоваться расположенными за стенкой удобствами. До этого, к слову, никогда раньше не доходило. Господа хоть и были по натуре гусарами, но офицерскую честь блюли и меру знали.
У наших «гусар» за песенной обычно следовала разговорная стадия, темой которой почему-то были не женщины и политика, а рабочие вопросы. Женско-политические проблемы относились к торжественной части.
Вовчик Белкин, в последний раз врезав по праздничному столу, удовлетворенно крякнул и отправил в рот порцию квашеной капусты собственного приготовления.
– «Застольная», в исполнении группы «Пролетарского гнева». Первое место хит-парада, – прокомментировал он. – Теперь что-нибудь «Лед Зеппелин». Раннего. «Хей-гей, мама, слыхала новость? Твой Сережка попал под поезд…»
– Про зайцев – это неактуально, прошу плеснуть. – Паша Гончаров пододвинул свои пустую кружку. – Черт, хорошо звучит, кружка водки!
Белкин разлил оставшуюся водку по посуде:
– Господа, имею тост. Предлагаю выпить за дураков.
– А почему не за дур? – резонно поинтересовался сидящий напротив Костик Казанцев.
– За дур был второй тост. Сам же речь толкал.
– А-а…
– Да, так вот, за дураков! Без которых наше общество в целом, ни наша система в частности не протянули бы и дня.
– Поясните, граф.
– С удовольствием. Если вы вспомните историю на Желтой улице, то поймете суть моего краткого выступления. Как известно, вычислить убийцу нам помогли не дедуктивные и прогрессивные методы, которые лично я считаю полнейшей чепухой, а банальное стукачество моего «барабана», извиняюсь за прямоту. И как вы помните, задержанный товарищ очень настойчиво добивался у меня, кто ж его вломил. На что я дабы не подставить своего человека, со всей ответственностью заявил, что разоблачению способствовали последние разработки в области криминалистики – использование экстрасенсорики и ясновидения – и что в скором временив с преступностью в нашем отечестве будет покончено. От всевидящего ока не укроется ни одна прошмандовка.
Товарищ на полном серьезе внял моим объяснениям, потому что излишками «серого вещества» не страдал, а я в силу своей артистичности убеждал его очень искренне. Спустя час в коридоре ко мне подошел следователь и осторожно спросил, правда ли, что мы отыскали убийцу с помощью экстрасенса. «Ну, само собой! А ты как думал? Извини, двадцать первый век на пороге, сколько ж можно с преступностью по старинке бороться? У нас и лазеры, и парапсихологи». Это я ему заявил. Он потом целый день на меня с уважением посматривал.
Ну, думаю, оказывается не только среди преступников дураки имеются, но и среди своих.
Каково же было мое удивление, господа, когда на другой день в одной из центральных газет, в интервью одного из наших высоких руководителей, я прочел примерно следующее:
«Несомненно, раскрытию убийства на Желтой улице способствовал принципиально новый метод – применение экстрасенсорики и ясновидения». Что и требовалось доказать! Думал, у нас два дурака, оказывается – три!
Да, так вот, господа, за них и выпьем. Удивительнее всего, что тогда я, кажется, сам поверил в экстрасенсов.
– Насчет экстрасенсов не знаю, а барабашка, похоже, у нас действительно завелся. У меня постоянно ручки со стола пропадают, – произнес Паша, поднося кружку ко рту.
– Я в барабашек не верю, я в «барабанов» верю. – Вовчик наконец опрокинул кружку и снова устремил свои светлые очи на квашеную капусту. Решившись наконец и кинув в рот еще одну горсть капусты, он встал. – Все, мне пора. Много не пейте. Я надеюсь, к утру вытрезвитель будет на прежнем месте и с крышей.
К крыше Вовчик относился трепетно. И не без причины. Пять месяцев назад, когда их группа вселилась в комнаты этого медицинско-милицейского учреждения, пришлось сделать небольшой косметический ремонт. То есть сорвать паутину и вымыть окна.
До переезда здесь размещалась вытрезвительская кладовая, имевшая отдельный вход с улицы.
В один из тех «ремонтных» дней, когда Вовчик с упоением натирал старой газетой надтреснутое стекло, проходящий дядечка поинтересовался:
– Что, ремонт?
– Ага, – незамедлительно согласился Белкин.
– Магазин, что ли, будет?
– Точно. Коммерческий. «Похоронные принадлежности», – мрачно пошутил Вовчик.
Мужичок испарился так же неожиданно, как и появился. Однако час спустя напротив второго окошка, к которому перешел усердный Вовчик, остановилась черная «иномарка». Из нее вышла пара быкообразных ребят и, приблизившись, задала намозоливший уши всех коммерсантов вопрос:
– Кто ваша «крыша»?
Вовчик, уловив, что ребята обращаются именно к нему, выдохнул на стекло, потер его грязной газетой и кивнул на соседнюю дверь:
– Со всеми вопросами туда…
«Быки», ничего не переспрашивая, изобразив на лицах серьезный настрой и достоинство, заглянули внутрь вытрезвителя. Прочитать вывеску у дверей они не удосужились. Что они там объясняли или спрашивали насчет «крыши», Вовчик так и не узнал. Спустя полчаса он ненароком бросил взгляд на место, где остановилась машина, но ни авто, ни его пассажиров уже не наблюдалось.
