Моему другу Георгию Абшилаве
Глава 1
Она прекрасно все помнила. Не первый день на сцене. Как-никак уже два года занимается в школьном драмкружке. «Ты у меня такая маленькая, а уже большая актриса!» — говорит мама.
Правда, в опере раньше не приходилось участвовать. Так ведь опера еще легче. Сейчас ее партия. Оркестр делает плавный переход. Она вступает…
Ленка — дуреха! Смотрит на нее и улыбается. Вот-вот заржет! А ведь и она может фыркнуть — тогда все пропало! Ленке повезло, первый раз на сцене, и сразу главная роль — Кот в сапогах! Только что она все улыбается? Идиотка! Ей надо трястись от страха перед маркизом Карабасом, а она смеется! Ах, вот оно что — у Карабаса отклеился ус! Не беда. Она сейчас исчезнет. Исчезнет навсегда. Превратится в мышку, а мышка станет добычей Кота.
Где этот страшный люк? Еще один шаг. Сейчас из-за кулис бросят «дымовушку». Взрыв! В первых рядах крики! Она резко приседает и отрывает от пола крышку люка. Надо быстро спускаться по лесенке вниз, пока дым не рассеялся! Вот она уже под сценой! Класс! Все-таки здорово придумано!
А здесь уже не так страшно, как в первые дни репетиций. Она ни за что не хотела лезть под сцену — боялась крыс! Юрий Викторович позаботился — поставил стол, кресло, зеркало, провел свет. Даже кота поселили за неделю до премьеры. Где он, кстати? Ну, конечно, развалился в кресле и спит! Брысь! Чего «мяу»? Актрисе надо грим снять! Она срывает бороду и усы. Она ведь предупредила Юрия Викторовича, что не выйдет на поклоны в этом ужасном гриме. Иначе завтра весь лагерь будет над ней смеяться, кое-кто уже и так обзывает ее Карабасихой! Юрий Викторович расстроился, но промолчал. Чувствует свою вину за то, что отобрал у нее роль Принцессы!
Она выдавила на вату «Детский крем» и принялась отчаянно стирать с лица грим. Вот, кажется, и все. Надо бы еще умыться, но для этого придется бежать в столовую, а тогда она не успеет на поклоны. Она встала с кресла и покрутилась перед зеркалом. Без усов и бороды — совсем другой вид! Неужели, чтобы быть людоедом, обязательно носить бороду и усы? Малиновый бархатный камзол, белоснежная батистовая рубашка с отложным воротничком и с жабо, сапоги-ботфорты — как она во всем этом великолепна! Но хватит крутиться! Спектакль заканчивается через пятнадцать минут после ее ухода со сцены. Она достает из кармана часы. На второй или третий день пребывания в лагере у нее порвался ремешок. Мама будет ругаться. Часы встали. Надо бежать! Она выключает свет…
Дверь из подвальной комнаты выходит прямо к забору. Пронзительный запах мокрых лип ударяет ей в нос. Прошел дождь. Ботфорты без подошв, ногам сыро и прохладно, но ей близко — всего-то завернуть за угол этого нелепого сарая, именуемого актовым залом, открыть еще одну дверь, и она уже в правой кулисе…
— Ксюша!..
Кто это может быть? Темно. В лагере пусто. Все на спектакле. Она оборачивается.
— Ксюша, ты не узнала меня?
Личико Ксюши расплывается в застенчивой улыбке. Конечно, узнала…
Юрий Соболев нервничал чрезвычайно. И для этого были причины. Во-первых, он давно не работал по своей профессии; во-вторых, он никогда не ставил опер; в-третьих, это бессмертное творение Цезаря Кюи ему не нравилось своей банальностью; в-четвертых, его смущал возраст девочек — от семи до двенадцати лет, — он привык работать с подростками; в-пятых, его смущали сами девочки, этакий однополый состав спектакля — он всегда придерживался мнения, что переодевание девочек в мальчиков на сцене выглядит пошло и безвкусно, но что поделаешь, когда все мальчики в лагере безголосы? Собрали целую смену из учащихся музыкальных школ и не нашли ни одного парня с голосом! Впрочем, их всего-то тут — раз, два, и обчелся. Почти все сидят в оркестре.
Однако главная причина, вызывающая волнения Соболева, заключалась в том, что спектакль смотрит Галка Буслаева и ему приходится доказывать ей, что он не зря ест свой хлеб. Ведь это она отправила Юру сюда на все лето, чтобы он смог прийти в себя после стольких невзгод, свалившихся на его голову…
Вот наконец и финальная сцена. Хоровичка Тренина показывает ему из противоположной кулисы, что все отлично. Для нее, конечно, все отлично. Что она в этом понимает? Впрочем, серьезных промашек не было, а мелочей публика, как правило, не замечает. Под занавес детвора в зале здорово развеселилась. Аплодисменты, переходящие в овации. И не старика Кюи в этом заслуга, да и музыка не ахти какая, не Римский-Корсаков. Если бы не придуманные им, Соболевым, репризы между действиями да некоторые трюки, вставленные в спектакль, зрелище было бы прескучнейшее…
А сейчас поклоны. Потом идти отдыхать. Из поклонов он сделал церемониал, как в незапамятные времена. Сначала выходит хор придворных, затем хор жнецов, состоящий из малышек-семилеток, потом братья Жана, теперь король и маркиз… Что за черт? Король выводит Жана и Принцессу… А где Карабас? Где эта капризная Ксюша, попортившая ему столько крови?.. Выбегает наглый и своенравный Кот в сапогах, так он трактовал этот образ в своей постановке. Настал их с Трениной черед…
Они медленно выплывают из разных кулис. Лариса застенчиво улыбается, берет его за руку, и они раскланиваются. Публика ликует. Им с Ларисой преподносят по букету ромашек. Буслаева с места кричит: «Браво, Соболев!» Это он уже не в первый раз от нее слышит. Значит — «под градусом». Он делает жест в сторону оркестра — оркестр встает и кланяется. Он снова приглашает на сцену артистов.
— Юра, где Ксения? — У Ларисы не сходит с лица улыбка.
— И я бы хотел это знать. — Он делает знак, чтобы опускали занавес.
— Юрий Викторович, костюм вам сдавать? — Как у нее блестят глаза, у этой Ленки, у этого наглого Кота; она еще не вышла из образа.
— Костюмы, девочки, остаются у вас до следующего спектакля! — громко объявляет Тренина.
— Лариса Витальевна, вам понравилось, как я пела? — на ходу стирая грим, спрашивает Ленка и сама же себе отвечает: — По-моему, здорово! Как в дуэте с Карабасом я взяла верхнюю «ля»?!
— Ух и хвастушка же ты! — гладит ее по головке Лариса. — А где, кстати, Карабас? Девочки, Ксюшу не видели?
Девочки пожимают хрупкими плечиками. Девочкам некогда. Они толпятся у единственного зеркала — снимают грим. И только Ленка, шустрая Ленка за всех отвечает:
— Она как ушла в свой люк, Лариса Витальевна, так больше не появлялась!
— Вот зловредная девка! — в сердцах бросает Соболев.
— Соболев, класс! Ты — гений! Дай я тебя расцелую! — Буслаева трижды прикладывается к его щекам яркими губами. Девочки хихикают, глядя на разукрашенного помадой режиссера.
— Ты бы хоть не при детях, Галка, — укоряет он Буслаеву.
Буслаева отвечает лошадиным ржанием.
— Ты все такой же шутник, Юра! Эти дети еще научат тебя трахаться!
Девочки у зеркала краснеют, враждебно поглядывая на Буслаеву.
— Лариса, — обращается Галка к Трениной, — я там торты привезла. Организуй для актрис чаепитие в столовке! — Взгляды девочек теплеют. — Пойдем, проводишь меня до машины, — берет она за руку Соболева.
— Ты не останешься на чай? — Юра немного расстроен.
Он прекрасно знает, что там, где Буслаева, не смолкает веселье, а веселье так необходимо ему сейчас.
— Рада бы, но не могу. Работа. — Галкино лицо принимает серьезное выражение.
— Какая работа, Галя? Уже одиннадцатый час. — Нет, он не хочет, чтобы она уезжала.
— Эх, Юрик, забыл, как в комсомоле пахал. Для тебя комсомол давно кончился, а для меня — продолжается… Сегодня экспедиция вернулась с Псковщины. Ребята привезли свежие материалы. Сидят — ждут меня. Надо поехать — взглянуть…
«Свежими материалами» Буслаева называла останки советских воинов — черепа, кости, которые привозили из экспедиций поисковики и складывали ей в кабинет.
