Пруд с золотыми рыбками - Елена Дорош

© Дорош Е., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Марфе снился очень странный сон. Настолько странный, что она понимала это даже во сне. Как будто она шагает через двор к дому, в котором выросла и прожила почти восемнадцать лет. Идти не хочется, но надо. Она разыскивает глазами окна квартиры на последнем этаже в надежде увидеть, что свет не горит, а значит, матери с сестрой нет, и вдруг видит, как прямо над пятиэтажкой поднимается огромная волна. Никакого моря в городе ее детства отродясь не бывало, поэтому несколько мгновений Марфа пытается сообразить, откуда мог взяться потоп. А волна между тем начинает медленно переваливаться через крышу. Марфа наконец осознает грозящую ей опасность, кидается к дому и изо всех сил прижимается спиной к кирпичной кладке. В ту же секунду тонны воды обрушиваются с высоты на землю, заполняя пространство между четырьмя стоящими квадратом домами. Мгновенно двор становится морским дном. Буквально в полуметре от себя застывшая в оцепенении Марфа видит стену из холодной мутной воды, грязи и каких-то ошметков, но место, где стоит она, остается сухим. Понимая, что счет идет на секунды, она хочет ухватиться за находящуюся в шаге дверь подъезда, тянется изо всех сил, но пошевелиться не может. И тут Марфе становится страшно, как никогда в жизни. Еще мгновение, и вода накроет ее. Она подступает все ближе, ближе…

– Марецкая, ты у нас самая умная, что ли?

Сквозь километровую толщу она слышит чей-то возмущенный голос, но ответить не может, потому что все силы уходят на то, чтобы попытаться набрать в легкие побольше воздуха. Она вдыхает, но спасительный кислород не набирается, а вода уже залила глаза, нос, стала заполнять рот…

– Нет! Нет! – в ужасе закричала Марфа и проснулась.

– Так и ежику понятно, что нет! – с удовольствием согласился голос, и через перегородку свесилась голова Сашки Кириенкина, редакционного бездельника и прилипалы.

– Уже десять минут, как совещание началось. Милена попросила узнать, на каком основании ты его игноришь.

Марфа уставилась на Сашку совершенно безумными глазами, не понимая, как тому удалось пробиться сквозь такую груду воды.

– Ты уснула, что ли, Марфушенька? Ах ты наша душенька!

Сашка сделал умильное лицо. Получилось из рук вон плохо, потому что его ехидная юная мордашка была совершенно не приспособлена к выражению каких бы то ни было нежных чувств.

– Иди в жопу, Кириешка, – неожиданно зло сказала Марфа, пытаясь прийти в себя.

– Сразу обзываться! – обиженно надул губы Сашка. – А я еще собирался прикрыть тебя грудью! Теперь даже не проси!

– Да отстань! Ничего ты не собирался! У тебя и груди-то никакой нет!

Почему-то она злилась именно на наглеца Кириенкина, хотя он был совершенно ни при чем.

– Ну конечно, тут мне с тобой не сравниться, – хмыкнул Сашка и выразительно посмотрел в вырез ее блузки.

Марфа окончательно рассвирепела:

– Катись отсюда!

Сашкина голова скрылась за перегородкой, и уже оттуда он невинно поинтересовался:

– Так что Милене сказать? Что ты сначала эротический сон досмотришь, да?

Марфа взвилась, схватила тяжелый степлер и пулей выскочила из своей конурки, зная, что Сашка не уйдет, пока не доведет ее до белого каления.

За перегородкой никого не было. Побежал веселить народ! Вот пакость малолетняя!

Однако нарываться в самом деле не стоило. Милена очень ревностно охраняет свой статус начальника отдела, поэтому болезненно реагирует на любую попытку его проигнорировать.

Марфа достала пудреницу и глянула в зеркало. Ну конечно! Одна щека красная! Она энергично пощипала другую. Пусть будут как свеклой натертые, зато одинаковые! По левому виску медленно ползла капля. Это она из-за сна так разнервничалась или просто вспотела? Надо же, какая кисейная барышня! Она скорчила себе рожу, подтянула джинсы, блузку, наоборот, дернула вниз и поплелась на совещание.

В конце концов, она хотя и довольно успешный, но все же рядовой журналист, начальства над ней десять слоев, поэтому следует соблюдать субординацию и вести себя прилично.

Редакцию известной в Питере газеты она взяла измором. Когда восемь лет назад они с подругой Лариской, исполненные наивных юношеских «мечт», приехали в Северную столицу, то не сомневались, что их талант немедленно и с радостью будет востребован. Смешно вспомнить! Они даже не журфак окончили! С какого бодуна две дуры-филологини решились штурмовать журналистский олимп? Наверное, статус МГУ затмил разум. Да после такого вуза нас везде! С руками и ногами!

Лариска сдалась через полгода. Домой в Кинешму, конечно, не вернулась, забросила диплом на антресоли и устроилась в модный женский магазин продавщицей.

Марфа из глупой щенячьей вредности решила стоять до конца и для начала поступила работать в облюбованную ею редакцию курьером. Еще год ушел на поиски лазейки, через которую можно было пролезть на должность сотрудника хоть какого-нибудь отдела. Когда после неимоверных усилий это удалось, дело пошло веселее. Она в самом деле неплохо писала. К тому же, что немаловажно, без ошибок, и не только орфографических, но также грамматических, пунктуационных и стилистических. Последнее особенно ценилось главным редактором. Может, поэтому он ее и заметил в конце концов?

Ну не могла она проиграть! Не могла, потому что тогда все было бы зря!

Мать, учитель математики по профессии, духу и призванию, воспитывала их с сестрой одна, заранее выстроив в своей хорошо организованной голове образ того, что из ее дочерей должно получиться в итоге. Модель была составлена из пунктов «Морального кодекса строителя коммунизма», в который мать твердо верила еще с детских лет: скромные, строгие, порядочные и работящие. Идеалом поведения считалась степенность. Мать так и говорила:

– Девушка должна быть степенной.

Сестра Маргарита, старше Марфы на пять лет, воплощала собой идеал, потому была любимицей и наперсницей матери.

Марфа в придуманный образ не вписывалась. Ни в один пункт. Она как раз не была ни скромной, ни степенной, а когда ей исполнилось семнадцать лет и она впервые пришла с вечеринки пьяной, мать констатировала, что и с порядочностью ничего не вышло.

То, что она не оправдала материнских надежд, было полбеды. Молчаливое неодобрение она как-нибудь пережила бы. Хуже было то, что каждый ее промах, каждое отступление от образца подвергались публичному разбору и суровому порицанию. Пока родительница воспитывала ее одна, Марфа худо-бедно справлялась с появляющимся после каждого «педсовета» чувством неполноценности, но с наступлением у нее пубертатного возраста, который увеличил все несоответствия в разы, Маргарита на правах взрослой присоединилась к