Джон Гришэм
Вне правил
Часть первая
Неуважение к суду
1
Меня зовут Себастиан Радд, и, хотя в нашем городе я известный адвокат, вы не встретите мое имя ни на рекламных щитах, ни на спинках автобусных кресел, ни напечатанным в деловых справочниках, где информация об адвокатах дана жирным шрифтом. Я не плачу́, чтобы меня показали по телевизору, но на экране появляюсь часто. Вы не найдете обо мне упоминания ни в одной телефонной книге. У меня нет обязательного для адвоката офиса. Я всегда хожу с пистолетом, причем на законных основаниях, потому что мое имя и лицо, как правило, вызывают нездоровый интерес со стороны людей, которые тоже носят при себе оружие и не смущаются пускать его в ход. Я живу один, сплю обычно тоже один и не обладаю терпением и пониманием, необходимыми для поддержания дружеских отношений. Вся моя жизнь подчинена служению закону, вечно ненасытному и редко благодарному. Я бы не сравнивал его с ревнивой любовницей, как повелось с чьей-то легкой руки. Он больше похож на деспотичную жену, которая контролирует все финансы. И изменить ничего нельзя.
В последнее время я ночую в дешевых мотелях, которые приходится менять каждую неделю. Я не стараюсь сэкономить; скорее пытаюсь просто остаться в живых. Есть немало желающих меня убить, и многие открыто об этом заявляют. На юридическом факультете не рассказывают, что в один прекрасный день можно вдруг оказаться защитником человека, обвиняемого в совершении преступления столь гнусного и отвратительного, что обычно законопослушные граждане невольно хватаются за оружие и грозят сами расправиться и с обвиняемым, и с его адвокатом, и даже с судьей.
Но мне угрожали и прежде. Это неотъемлемая часть работы адвоката отверженных, той узкой специализации, на которой мне пришлось остановиться лет десять назад. Когда я закончил учебу, с работой было плохо. Я скрепя сердце устроился на неполную ставку в городской адвокатуре. Оттуда попал в небольшую дышавшую на ладан фирму, которая занималась защитой исключительно по уголовным делам. Через несколько лет фирма окончательно разорилась, и я оказался на улице, где, подобно многим другим, был вынужден крутиться, чтобы заработать на жизнь.
Я получил известность благодаря одному делу. Не могу сказать, что оно меня прославило, потому что, если серьезно, как можно говорить о славе адвоката в Городе с миллионным населением? В Городе хватает трепачей, считающих себя знаменитыми. Они улыбаются с рекламных щитов, предлагая помощь при банкротстве, или надувают щеки в телевизионных рекламных роликах, пытаясь изобразить, как глубоко их трогают ваши личные проблемы, но за свою рекламу им приходится платить. В отличие от меня.
Итак, дешевые мотели меняются каждую неделю. Я нахожусь в самом разгаре судебного процесса, который проходит в унылом и захудалом рабочем городке Майлоу, что в двух часах езды от Города, где я живу. Я защищаю восемнадцатилетнего отщепенца, у которого плохо с головой. Он обвиняется в убийстве двух маленьких девочек — это одно из самых жутких преступлений, с которыми мне приходилось сталкиваться, а их было немало. Мои клиенты почти всегда виновны, так что я не особо заморачиваюсь на тот счет, получают ли они по заслугам. Правда, в данном случае Гарди не виноват, но что это меняет? Ничего. Но сейчас для Майлоу важно, чтобы Гарди признали виновным, приговорили к смерти и казнили как можно быстрее, чтобы городок мог вздохнуть свободно и продолжить свой путь. Но путь куда именно? Будь я проклят, если знаю, да мне это и не важно. Этот городок уже полвека пятится назад, и один паршивый вердикт не изменит его курса. Я читал и слышал, что Майлоу наконец следует «вздохнуть свободно», что бы это ни значило. Нужно быть полным идиотом, чтобы поверить, будто этот городишко каким-то волшебным образом начнет расти и процветать и станет более терпимым, как только Гарди казнят, вколов смертельную инъекцию.
Моя работа многогранна и сложна и в то же время довольно проста. Штат платит мне за предоставление первоклассной защиты обвиняемому в тяжком убийстве, и я обязан сражаться изо всех сил, чтобы устроить настоящий ад в зале суда, где никто никого не слушает. По сути, Гарди признали виновным уже на следующий день после ареста, и суд над ним — пустая формальность. Тупоголовые и беспринципные полицейские состряпали обвинения и сфабриковали доказательства. Прокурор об этом знает, но он тряпка и в будущем году хочет переизбраться на новый срок. Судья постоянно пребывает в летаргическом сне. Присяжные — в основном простые, хорошие люди, к процессу они относятся как к священнодействию и будут готовы поверить любой лжи, произнесенной напыщенными представителями власти со свидетельской кафедры.
В Майлоу хватает дешевых мотелей, но останавливаться в них я не могу. С меня готовы заживо содрать кожу, меня бы с радостью линчевали или даже сожгли на костре. Если мне повезет, то снайпер просто всадит мне пулю в лоб, и все будет кончено в мгновение ока. Во время судебного разбирательства меня охраняет полиция штата, но я не питаю особых иллюзий насчет этой защиты. Копы относятся ко мне ничуть не лучше, чем большинство жителей. Они видят во мне длинноволосого беспринципного негодяя, у которого хватает наглости защищать права детоубийц и им подобных.
Сейчас я живу в мотеле «Хэмптон-Инн», расположенном в получасе езды от Майлоу. Номер в сутки здесь стоит шестьдесят долларов, и штат возместит мне расходы на проживание. Соседний номер занимает Напарник — мой внушительных размеров и вооруженный до зубов помощник, который носит только черные костюмы и везде меня сопровождает. Напарник — мой водитель, телохранитель, доверенное лицо, ассистент по юридической части, кэдди [1] и единственный друг. Его преданностью я обязан решению присяжных, признавших его невиновным в убийстве наркополицейского, который работал под прикрытием. Мы вышли из зала суда рука об руку и с тех пор не разлучались. По меньшей мере дважды его пытались убить полицейские, находясь не при исполнении. Один раз они приходили за мной. Но пока нам удается держаться. Или, точнее сказать, вовремя залегать на дно.
2
В восемь утра Напарник стучит в мою дверь. Пора идти. Мы здороваемся и усаживаемся в мою машину — большой черный фургон, оснащенный всем необходимым. Поскольку он служит еще и офисом, то задние сиденья расположены вокруг небольшого складного столика. Здесь есть диван, на котором мне нередко приходится ночевать. Стекла всех окошек затонированы и пуленепробиваемы. В фургоне имеется телевизор, музыкальный центр, Интернет, холодильник, бар, пара пистолетов и смена одежды. Я сажусь на переднее сиденье рядом с Напарником, и, выезжая со стоянки, мы перекусываем сандвичами с колбасой, которыми предусмотрительно запаслись в закусочной. Перед нами едет полицейская машина без опознавательных знаков, сопровождающая нас в Майлоу. Позади держится еще одна. Последнее письмо с угрозой физической расправы мы получили два дня назад по электронной почте.
Напарник разговаривает, только если я к нему обращаюсь. Я не устанавливал такого правила, но оно мне по душе. Напарника ничуть не смущает долгое молчание, и меня тоже. За несколько лет немногословного общения мы научились понимать друг друга с помощью кивков, подмигивания и пауз. На полпути к Майлоу я открываю папку с делом и начинаю черкать заметки.
Двойное убийство было настолько чудовищным, что за него не брался ни один местный адвокат. После ареста на Гарди достаточно было просто взглянуть, чтобы отбросить любые сомнения в его виновности. Длинные крашеные, черные как смоль волосы, причудливый набор пирсинга выше шеи и татуировок ниже ее, стальные серьги под стать, холодные светлые глаза и ухмылка, говорившая: «Ладно, я это сделал, что теперь?» В своем первом репортаже местная газета Майлоу описала его как «члена сатанинского культа, уже привлекавшегося за растление малолетних».
