Записки следователя Ротыгина - Григорий Григорьевич Жадько

© Григорий Жадько, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Слухи о том, что в калининском районе торгуют оружием циркулировали давно. Были даже два изъятия, но случай, который всколыхнул управление это стрельба в парке Сосновый Бор в результате которой был тяжело ранен курсант школы милиции. Парк собственно никогда не был парком в узком смысле слова. Там никогда не высаживали деревьев, кустарников или чего бы ни было еще. Просто когда завод Химконцентратов в конце пятидесятых годов застраивал улицу Богдана Хмельницкого и Александра Невского – детские сады, школу и 25 медсанчасть и поликлинику расположили к краю соснового леса. С другой стороны было небольшое безымянное озеро в народе получившее название «Вонялка». Когда то в него сливали отходы с завода «Экран», но быстро прекратили, а название прилипло. Постепенно вокруг росли четвертый, пятый и шестой микрорайоны, но лес уже никто не трогал и уже на закате советской власти решили его облагородить. Разбили асфальтированные дорожки, повесили фонари и ближе к трамвайному кольцу построили летние аттракционы и лыжную базу. До озера дело не дошло хотя директор ПО «Север» и громогласно объявлял, что есть планы запустить туда розовые фламинго. Советской власти не стало, директор умер, ну а о редких птицах уже никто не вспоминал. Просто бродили мамы с колясками, отдыхающие с профилактория, ну и больные те, кто пошел на поправку. По выходным парк преображался, народу было хоть отбавляй, а некоторые пребывали навеселе.

Вот и в тот субботний день, было как всегда многолюдно и весело, как вдруг ближе к полуночи двое молодых людей подошли к третьему одетому в форменную одежду. После двух-трех фраз, раздался легкий щелчок и они, не задерживаясь, развернулись и ушли по боковой дорожке в сторону озера. По горячим следам поймать нападавших не удалось. Спустя три дня молодой человек скончался.

Дело вести поручили следователю капитану Родину Олегу Михайловичу. Он был не новичок в розыскном деле. Высокий немного сутуловатый, он не производил особого впечатления, своими физическими данными. Тем не менее, за его долговязой и немного нескладной внешностью, скрывался человек, отличной физической подготовки, мастер спорта по самбо, отличный стрелок, призер городских соревнований по лыжным гонкам и конечно главным увлечением у него был альпинизм. Горы не терпят слабых. Вершины покоряются сильным. Он вспомнил, как месяц назад, во дворе, привел в шок местных пацанов. Они устроили у дома импровизированную спортивную площадку среди старых тополей. Половину весны, подтягивались на турнике, сделанном из старого лома, исправно тягали гирю в 16 кг, до хрипоты спорили, кто чего достиг. И вот как то, возвращаясь со службы, он поинтересовался их успехами. Они наперебой стали демонстрировать свои возросшие возможности. Слушал он, слушал их, и решил тряхнуть стариной, забрался на турник. Пацаны стали с улыбками подмигивать друг другу и считать подтягивания, очевидно не предполагая, что может этот дядька. После пятнадцати подтягиваний лица их поскучнели, а после двадцати пяти, вытянулись в удивленные гримасы, но он и не думал останавливаться, работал спокойно методично как автомат. Цифру сорок он преодолел легко, а потом стал уставать, но решил дойти до пятидесяти и дошел. Пацаны восторженно считали, орали, как будто он шел на олимпийский рекорд.

– Есть полсотни! – сказал он устало, и улыбнулся им.

– Ничего себе!

– Вот это да!

– Класс! – орали они наперебой, потихоньку и вежливо трогая его руки выше локтя. Видимо в их сознании плохо укладывалось, как такие обычные на вид мышцы, так безупречно, и долго могли поднимать его тело.

– Тренируйтесь ребята! Дело хорошее, нужное.

– А вы кто дядя?

– Увлекаюсь альпинизмом немножко.

– А-а-ааа… протянули понимающе ребята.– Тогда ясно.

Дело Родину принесли в понедельник. Ох уж эти понедельники, не зря поется в одной известной песне: «понедельники взять и отменить…». Не успел он толком ознакомиться, как буквально через пару дней, стали настойчиво требовать результатов. Видимо катализатором послужила смерть курсанта. Молодой парень, после службы в армии только начинал свой путь в милиции и вдруг он так нелепо оборвался. Он был не местный, приехал с Улан-Удэ. Здесь жил у дальней родственницы. Прежде в Новосибирске не был. Даже девушки завести не успел. Очевидно, и врагов тоже. Старые обиды отпадали. Но что, же случилось? Перед смертью, Родину удалось немного побеседовать с раненым, пока он был в сознании. Говорил он неразборчиво, тихо, иногда бредил или затихал, пропадал совсем. Врач, немолодой, но в силе мужчина кивал на дверь, предлагая закончить разговор. Он напрягал его пациента, но Родин, просил его подождать еще хотя бы несколько минут задать вопросы которые возможно прольют свет на произошедшие в парке события. Выждав минуту другую, пока курсант наберется сил, он опять осторожно формулировал их, облекая в новую форму. Сведений и зацепок было крайне мало. По словам курсанта, стрелявшие ушли спокойно и даже как-то равнодушно, как будто чувствовали за собой незримую силу. Рассмотреть, как следует напавших на него, он не успел, если дело пойдет на поправку он постарается составить приблизительный словесный портрет или фоторобот, а в таком состоянии ему не до этого. Исходя из показаний курсанта, выстрел был произведен почти бесшумно и он даже не сразу понял, что ранен. Только когда слабость начала затуманивать глаза и на кителе проступило горячее липкое пятно, он понял что произошло. Конфликта как такового не было. Пара ничего не значащих фраз. Даже закурить не спросили. Создалось впечатление, что смертельное ранение было, сделано походя с чувством полной безнаказанности.

В парке в это время еще было много народу. Несомненно, кто-то, что-то видел или слышал. Дали объявление в местную газету. Родин сам выступил по радио. Долго настраивался, говорил проникновенно. Старался в голос вложить боль утраты. Мысленно представлял лицо парня. Веснушки, курносый нос. Каково теперь его матери. Страшно представить. Он видел ее в коридоре относительно молодую, но согнувшуюся женщину в черном длинном одеянии. Образ ее перекликался в его представлении с монастырскими женщинами. Безропотное бездумное послушание, отчужденность от мира и всего суетного и бренного. Она передвигалась, натыкаясь иногда на стенки, и так как будто к ее спине приложили мешок с песком, и он не давал ей распрямиться вздохнуть полной грудью. Давила эта тяжесть. Давила прижимала к земле. Не давала вырваться непроизвольному крику, мольбе к Богу, Всевышнему. «За что!!!?». Может она, в чем виновата, недоглядела, не воспитала, не научила. … Может грех, какой на ней. Копалась в своем прошлом,… не обидела кого случайно, что прокляли ее семью. …Кто поймет страдание матери. Кто заглянет в эту иссохшую, почерневшую от горя душу?! Наверно она его отговаривала. Наверно предполагала, что все может случиться, но ведь не так …не в первые, же месяцы.

Свидетелей происшествия найти не удалось. Скорей всего они были, но боялись. И было отчего. Такие отморозки могли убрать запросто любого. Олег возлагал на это большие надежды. Но винить людей он не собирался. «Гражданская позиция в наши времена вещь скользкая. Сами работники милиции могут за больше деньги сдать свидетеля. Он знал такой случай с одним своим коллегой, но доказать конечно ничего было нельзя. Кроме подозрений ничего существенного. И работает, он до сих пор улыбается, смеется. Все, и он, делают вид, что этот случай забыли. Но только как такое забудешь. Хотя в этой жизни все случается,… может дикое стечение обстоятельств или какие-нибудь игры со шпионскими штучками, прослушками? Но тогда откуда через полгода у его матери пенсионерки нашлись деньги на домик в Краснодаре. Живет старушка, каково там ей? Тепло спокойно, там и сынок подтянется со временем. А он улыбается, как ни в чем не бывало. На какого следователя нарвешься? Народ умный пошел. Вот и отсиживаются, не рискуют.

Что же делать! Что предпринять! Начальство не знает