Ознакомительная версия.
Данилов посмотрел на часы. Стрелка неумолимо приближалась к контрольной отметке. Артиста не было.
Лена постояла еще немного и пошла к остановке.
Артиста не было.
А он очень ему нужен, этот Евгений Баранов по кличке Артист, очень.
Кочан на допросе многое порассказал о своем «хозяине», и Иван Александрович ни на секунду не сомневался, что именно бандиты снабжали продуктами Баранова.
Лена медленно шла к остановке трамвая. Дважды она поскользнулась, долго выбирала более безопасную дорогу. Наконец подошла к кучке людей, ожидающих трамвай. Там постояла минуты три. Села в прицепной вагон.
Двое оперативников прыгнули в моторный, двое в прицепной.
— Поехали к метро. Надо обогнать трамвай.
— Трамвай, — усмехнулся Быков, — было бы чего обгонять, товарищ начальник.
У метро «Маяковская» машина остановилась.
— Им еще минут тридцать ехать, — мрачно сказал Быков и, подняв воротник тулупа, сделал вид, что задремал.
Данилов усмехнулся, он, как никто другой, знал, что водитель внимательно смотрит за площадью.
Трамвай пришел действительно через тридцать минут.
Данилов видел, как Лена легко спрыгнула с площадки и, пряча лицо от ветра в воротник, побежала к дверям станции. Но раньше нее к двери подошли два оперативника, Никитин и Самохин шли следом.
— К метро. Успеем раньше?
— Попробуем.
Быков рванул машину с места, въехав под арку проходного двора. У него были свои маршруты, он знал все сквозные проезды в городе.
А девочка ничего себя ведет. Вполне грамотно. Идет спокойно, не перепроверяется. Молодец. Только вот Артиста этого нет. Уж не разгадал ли он их? Вряд ли. Спекулянт мелкий. Так.
В метро было тепло. Пожалуй, станции остались единственным местом в Москве, куда можно просто зайти и погреться. Заплатил полтинник — грейся весь день. Народу днем совсем немного было. Военные да пожилые люди в основном. Пацаны, конечно. Все, кто постарше, на работе.
Проходя по залу, Никитин с удивлением отметил, что работники метрополитена тоже в погонах.
На перроне стояла дежурная в ладной синей шинели с серебряными погонами с черными просветами и одной звездочкой.
— Ты гляди, — сказал он Самохину, — и у них погоны.
— Ты, Колька, газету «Правда» читал, где о новой форме написано?
— Нет, я тем днем в засаде сидел.
— Темнота. Нынче погоны введены в ГВФ[14], на речном флоте, железнодорожникам. Наркомату госконтроля, прокуратуре, Наркомату иностранных дел и еще кому-то, точно не помню.
— Гляди-ка, — искренне удивился Никитин.
Они переговаривались, но цепко следили за светлым Лениным воротником. Вот начал к ней проталкиваться высокий военный. Нет. Прошел мимо, да и не похож он на Артиста. Они ехали в полупустом вагоне. Шагали гулкими вестибюлями на пересадках. А Артиста все не было.
Они успели как раз. Только подъехали, как из метро вышла Лена. И снова все повторилось. Ожидание трамвая и гонка по заснеженным улицам Соколиной горы. И снова ожидание, теперь уже на Лениной остановке. Опять трамвай. Вот Лена, вот Никитин и Самохин.
Быков загнал машину в соседний двор. И Данилов вышел. Пройдя через заваленную снегом детскую площадку с поржавевшими качелями и полуразобранными на дрова грибками, он свернул к двухэтажному дому с аркой, пересекая путь Лене и ее спутникам.
Лена шла, почти бежала впереди, и они тоже прибавили шаг. Вот она пересекла улицу, минуя сугробы, шагнула на тротуар, вот подошла к кирпичному дому с аркой. Скрылась в ней. Они вошли следом.
Никитин сразу узнал его. Высокий парень в кожаном пальто с меховым воротником и серой пушистой кепке стоял рядом с Леной. Никитин напрягся для прыжка...
— Ни с места! — крикнул Самохин. — Милиция!
И тут случилось неожиданное. Парень выхватил пистолет, развернул Лену, закрывшись ею как щитом, и приставил ствол к голове девушки.
— Стоять, — хрипло крикнул он.
Лена почти висела у него на руке — безвольно и расслабленно.
— Ты чего, мужик? Чего? — под дурачка затараторил Никитин, медленно, шажок за шажком, приближаясь к нему.
— Стой. Я крови не хочу.
— Ты чего, чего?
— Стой! Бросайте оружие и отходите к стене. Иначе...
Пистолет в его руке ходил ходуном, глаза были бессмысленно пусты от страха. И Никитин понял, что от глупого ужаса этот человек вполне может надавить на спусковой крючок. Он вынул из кармана ТТ и бросил его на землю. Бросил и отошел. Самохин сделал то же самое.
Он посмотрел на часы. Лена с сопровождающими давно уже должна была пройти. Значит, что-то случилось. Возможно, что-то задержало их.
Он зашагал к арке.
Артист отпустил Лену, и она осела прямо в снег. Держа пистолет наизготове, он подошел к брошенному оружию.
«Наклонись. Ну наклонись, сука», — мысленно просил его Никитин. Он напряг ноги и весь стал как сжатая пружина, готовая расправиться стремительно и сильно. Артист подвинул ногой его пистолет к себе.
И тут Никитин увидел Данилова.
Он сразу же оценил обстановку. Девушка лежала на земле, в снегу валялись пистолеты, а этот хлыщ в коже пытался ногой подтянуть к себе ТТ.
Данилов вскинул пистолет и выстрелил. Под аркой выстрел прозвучал ошеломляюще, пуля ударила у ног Артиста. Он вскрикнул, обернулся на секунду. Всего на секунду. И Никитин прыгнул. Прыгнул и сбил его на землю. Отлетел в сторону пистолет.
Баранов пытался вырваться. Но что он мог сделать против Никитина?
Щелкнули наручники.
— Эх, дать бы тебе в глаз. — Никитин длинно выругался, Самохин и Данилов поднимали Лену. Ревя мотором, под арку влетела «эмка».
— Что? — крикнул Быков.
— А, ничего, — достал пачку «Беломора» Никитин, — последние папиросы сломал из-за этой падали.
На столе лежали вещи, отобранные у Баранова. Пистолет «Чешска-Зброевка», модель «В», калибр 5,6, замысловатый нож, выполненный в виде лисички. Морду плексигласового зверька почти закрывала кнопка. Нажал — и пружина выкидывает узкое лезвие. Паспорт. Сложенная вчетверо бумага-броня. Удостоверение Москонцерта, где написана должность — артист. Данилов развернул броню. Бланк, печать. «Освобожден от призыва в армию по май 1944 года артист Москонцерта Баранов Евгений Петрович как участник фронтовых бригад». Подпись, печать. Все на месте. Только никому в Советском райвоенкомате не известен был гражданин Баранов тысяча девятьсот девятнадцатого года рождения. Там стояла отметка — выбыл в эвакуацию.
Еще лежали на столе деньги. Десять тысяч. Две пачки дорогих папирос. Записная книжка. И конверт местного письма, наполовину оторванный, но адрес на нем сохранился: Колпачный пер., дом 7, кв. 23. Латовой В. Р. для Баранова.
И еще одну вещь нашли в кармане пальто Баранова, «Голубень» — сборник стихов Есенина.
Данилов прочел первое стихотворение — прекрасное стихотворение об убитой лисице, которое он впервые увидел еще в шестнадцатом году в журнале «Нива». Потом другое, третье...
Напевность есенинских строк на какое-то время заставила его забыться. Он потерял ощущение реальности и времени.
В двадцать втором году Данилов был на выступлении поэта в Доме печати, и его очаровал красивый человек, читавший стихи звучным, чуть грустным голосом.
Ему не пришлось побывать на похоронах поэта. Данилов в тот день был в Воронеже. Потом — госпиталь. И о смерти его узнал только через несколько месяцев.
В середине тридцатых годов о Есенине начали скверно писать. Некоторые ревнители поэзии называли его чуть ли не литературным подкулачником...
Стукнула дверь, Данилов неохотно оторвал глаза от книги.
Вошел Серебровский.
— Ваня, значит, ты все-таки этого парня заловил?
— Взяли мы его, Сережа.
— Допрашивал?
— Пока нет.
Серебровский взял со стола книгу.
— У него нашел?
— Да.
— Я в сорок первом однотомник Есенина выменял на три бутылки коньяка. Я Есенина и Симонова люблю очень.
— Лирик ты, Сережа.
— Ваня, ты когда этого парня допрашивать будешь?
— Да прямо сейчас.
— Не возражаешь, если я посижу у тебя?
— О чем ты говоришь, конечно.
Данилов поднял телефонную трубку.
— Приведите Баранова.
Серебровский сел на диван, в темноту, вытянул ноги, достал папиросы. В коридоре послышались тяжелые шаги конвоя. В дверь постучали.
— Да! — крикнул Данилов.
Вошел старшина.
— Товарищ подполковник, арестованный Баранов доставлен.
— Заводи.
У него даже ниточка усов обвисла. Совсем не тот был Женька Баранов. Совсем не тот. С фотографии глядел на мир самоуверенный красавец удачливый и избалованный. А в кабинете сидел человек с растрепанными волосами, в ботинках без шнурков, в костюме, который сразу же стал некрасиво помятым.
Ознакомительная версия.
