— Марго никогда не ругают, — несколько обиженным тоном отозвалась Жаклин Делони. — Мы взываем к ее разуму.
— Не уверена, что там есть, к чему взывать. Конечно это не мое дело, но я беспокоюсь об Аллегре: состояние ее здоровья таково, что подобные шалости недопустимы. Но они не ответили, почему Джеффри не посылает Марго в школу?
Жаклин Делони подошла к окну. Стоя спиной к Ионе, она произнесла бесстрастным голосом:
— Потому что ее туда не принимают.
Джеффри Трент, что-то насвистывая, подошел к двери Ионы.
— Ты готова? Аллегра только что спустилась, и в гостиной развели огонь. Надеюсь, тебе не будет там слишком жарко — Аллегра не переносит холода.
Странное заявление. Выросшая в деревне Аллегра много времени проводила на воздухе в любую погоду. Вот о чем думала Иона, следуя за Джеффри в гостиную, освещенную лучами зимнего солнца и нагретую жарко растопленным камином.
С первого взгляда Иона убедилась, что напрасно изводила себя тревогой. На щеках Аллегры играл румянец, а голубые глаза ярко блестели. Подбежав к сестре, она поцеловала ее, взяла за руку и подвела к дивану возле камина, не переставая говорить.
— Ты хорошо спала? Я все никак не могла проснуться, иначе я бы уже давно спустилась. Иногда я к вечеру так устаю, что сил хватает только на то, чтобы доползти до кровати и лечь. Кровати здесь ужасно старые, но эти американцы приладили к ним отличные пружинные матрацы.
В конце концов, матрацы ведь не могут существовать веками, даже если они набиты отборными гусиными перьями, как утверждает мисс Фолконер. Джеффри рассказал тебе о ней? Он хочет купить дом, но она никак не может принять решение. И мистер Сэндерсон тоже — не могу понять почему. Можно подумать, что это не мои деньги! Он продолжает нам препятствовать, словно я полная дура, а Джеффри не в состоянии позаботиться о моих интересах! Это просто оскорбительно!
Она перевела дыхание, позволив Ионе заметить:
— Все юристы таковы. Они никого не хотят оскорблять — это их обычная манера поведения.
Аллегра заговорила снова. Она совсем не походила на вчерашнюю бледную молчальницу. Но вскоре облегчение Ионы сменилось еще более острым беспокойством. Румянец на худых щеках Аллегры был слишком ярким, а ее речь неестественно торопливой. И этот странный взгляд, постоянно бегающий, словно не желающий ни на чем останавливаться…
Внезапно их глаза случайно встретились. Только на миг.
И только когда Аллегра опустила веки и отвернулась, Иона поняла, что заставило ее содрогнуться… Зрачки этих неестественно ярких глаз были слишком малы.
Аллегра продолжала что-то быстро говорить. Иона была этому рада — это избавляло ее от необходимости поддерживать беседу. Диван, на котором они сидели, стоял спинкой к окнам, сквозь которые проникали бледные лучи солнца. Между Аллегрой и очагом, дрова в котором уже начали тлеть, стоял каминный экран. То есть не было никаких естественных причин для столь сильного сужения зрачков.
Зато могли существовать причины неестественные и весьма удручающие. Иона ощутила очередной порыв возмущения и на сей раз не стала его сдерживать. С родной сестрой можно и не деликатничать, даже если она вышла замуж и ты не виделась с ней почти два года. Наклонившись, Иона схватила Аллегру за руки и требовательным тоном осведомилась:
— Алли, что ты принимаешь?
Руки сестры были очень холодными, она безуспешно пыталась вырваться. Трепещущие ресницы прикрыли слишком красноречивые глаза. Когда Иона повторила вопрос, Аллегра протестующе вскинула голову.
— Принимаю?
— Ты слышала мой вопрос.
— Не знаю, что ты имеешь в виду. Ио, ты делаешь мне больно!
— Отвечай! Вчера вечером ты походила на дохлую рыбу.
Теперь ты выглядишь так, словно у тебя жар, а твои зрачки сузились до такой степени, что их почти не видно. Такое происходит под воздействием морфия. Почему ты принимаешь морфий?
Аллегра откинула волосы со лба и улыбнулась.
— Ио, какая ты смешная! Это мое лекарство. Лондонский врач сказал, что мне необходимо тонизирующее. После него я великолепно себя чувствую. Но Джеффри не нравится, что я его принимаю. Вот почему я вчера вечером была такая квелая — он отобрал у меня пузырек и запер его. Мы из-за этого поссорились, и это, конечно, тоже меня расстроило. Не выношу, когда Джеффри сердится.
Такое бывает очень редко и только из-за моего лекарства.
По-моему, это глупо. Мне ведь от него гораздо лучше, так что он должен быть наоборот доволен.
Она смотрела на Иону блестящими глазами, которые почти целиком состояли из радужной оболочки.
— Как фамилия твоего врача, Алли?
— Здешнего или лондонского?
— Обоих.
— Здешнего зовут доктор Уичкоут. Он уже старый, но очень добрый. А лондонского… ой, я забыла. Джеффри хотел, чтобы я обратилась к нему, и доктор Уичкоуг все устроил. Я была у него только один раз, и фамилия вылетела у меня из головы, но он дал мне чудесное лекарство и тоже сказал, как и доктор Уичкоут, что со мной все в порядке, поэтому волноваться незачем. Пожалуйста, Ио, отпусти мои руки.
Иона повиновалась, хотя не была удовлетворена — услышанное ею объяснение было нелепым, жутко нелепым.
Придется обратиться к Джеффри и начать открытую игру.
То, что Аллегра находится под действием наркотика, не вызывало сомнений. Ни ее, ни чьи бы то ни было отрицания не могли разубедить Иону. Если у Джеффри не найдется достойного объяснения, придется натравить на этого типа всех родственников. Иона пыталась понять, почему он позволил ей приехать, едва ли он мог рассчитывать на то, что она ничего не заметит. Ее визит столько раз откладывался под самыми разными предлогами. И вдруг не только пригласили, но уговорили приехать. Неужели ее считали полной идиоткой, дурой, неспособной сообразить что к чему? Или ситуация столь отчаянная, что Джеффри уже не волнует, догадается она или нет?
Аллегра переключилась с лекарства на дом.
— Он ужасно старый, верно? Кажется, у всех старинных домов бывают свои тайны. Джеффри говорит, что все это чепуха, но я, право, не знаю… — Она опасливо обернулась, потом наклонилась ближе и зашептала:
— Хочешь, я расскажу тебе, как называют этот дом в деревне? В восемнадцатом веке его начали оставлять в наследство вдовам, когда Фолконеры построили большой дом в Лондоне, разрушенный потом, во время войны, бомбой. Тогда, в восемнадцатом веке то есть, этот особняк получил название «Дом для леди», но в деревне его всегда именовали по-другому. Мне рассказала Флорри — это наша приходящая служанка; она любит поболтать. Правда, об этом она не хотела рассказывать, но я из нее вытянула. Ее предки осели в Блике почти так же давно, как Фолконеры, так что она все знает. Флорри говорит, что уже несколько веков назад, когда еще не построили лондонский дом, у этого поместья было другое, тайное имя. Знаешь, какое? — Аллегра приблизила губы к уху Ионы и еле слышно произнесла:
— «Проклятие для леди».
Иона вздрогнула.
— Почему?
— Не знаю, какая-то старая история. — Она снова откинула волосы с лица и хихикнула. — Правда, чушь? Такое не может быть правдой.
— Что именно? Если ты сама мне не расскажешь, я спрошу у Джеффри.
На маленьком остром личике мелькнуло выражение ужаса. Аллегра схватила сестру за руку.
— Нет, не надо! Я расскажу. Но только никому не проговорись, особенно Джеффри, потому что он ужасно рассердится. Конечно это чепуха, но иногда мне делается так страшно… — Она опять наклонилась вперед и быстро шепнула:
— Говорят, что любая, кто станет хозяйкой этого дома, потеряет то, что ей дороже всего на свете.
Едва Аллегра успела договорить, как в комнату вошел Джеффри Трент. Звука открываемой двери не было слышно. Если она не была затворена, мог ли он слышать испуганный шепот Аллегры? Вряд ли. Тогда что именно ему удалось увидеть? Аллегра мигом отодвинулась к краю дивана и притворилась, что она приятно удивлена приходом мужа.
Как ни странно, это произвело на Иону удручающее впечатление. Два года назад Аллегра не умела притворяться. Ей это было ни к чему. Она была простодушной и искренней.
Очевидно, за это время она сильно изменилась.
Джеффри окинул взглядом обеих сестер, потом его голубые глаза остановились на жене. Та покраснела и улыбнулась.
— Я рассказывала Ионе про наш дом. Хотя, наверное, зря. У тебя это получается гораздо лучше.
Джеффри засмеялся и подошел к камину.
— Кажется, я уже успел ей надоесть своими рассказами. Но все-таки это весьма увлекательно, не так ли?
Иона улыбнулась и кивнула.
— Я чувствую себя так, словно совершила экскурсию в четырнадцатый век.
— И тебе это не понравилось?
— Не понравился поход в подземелье. Подвалы привели меня в ужас. Если я закричу ночью, вы будете знать почему.
Маленькие беспокойные руки Аллегры на момент застыли.
