Я набрала его служебный номер:
— Денис, привет. Я уже встретилась с Борнштейном, так что в полицию идти не надо.
— Где это ты успела? — подозрительно спросил он.
— Он нашел меня в Тель-Авиве, в психиатрической лечебнице, — торопливо объяснила я.
— Где-где? — спросил после заметной паузы Денис. — В какой лечебнице?
— Ну… Ну, неважно, — я сообразила, как со стороны выглядело мое объяснение. — Неважно, следователь был там на совещании.
— На совещании в дурдоме? — недоверчиво переспросил Денис.
— Да не в дурдоме! — рассердилась я. — В Тель-Авиве. Это я была в дурдоме. Пока меня там кормили обедом, доктор вызвал за мной следователя, а тот как раз поставил мой телефон на прослушивание… — тут я замолчала, потому что из сказанного уж точно можно было сделать вывод о совсем неслучайном моем пребывании в психиатрической лечебнице.
По-моему, Денис именно такой вывод и сделал.
— Хорошо, — сказал он осторожно, как будто разговаривал с больной. Все прекрасно, я понял. У тебя был тяжелый, нервный день. Ты, пожалуйста, поезжай домой. Не торопись, будь внимательно. И отдохни. Как следует отдохни, расслабься. Я после работы сразу же приеду к тебе. Договорились?
— Договорились, — послушно ответила я.
— Ну, вот и славно. Целую, бай, — он повесил трубку.
«Но мне еще нужно заскочить на работу!», — хотела сказать я. Не успела. Ладно, постараюсь не задерживаться.
«Сразу к тебе», — это подразумевается, не заезжая домой. Значит его надо будет накормить и достать из шкафа его домашнюю майку. Ладно, иногда это даже приятно. А вот его мама будет недовольна. У нее вечно сморщенный носик, как будто она постоянно к чему-то принюхивается.
Тем временем, я уже была в Ашкелоне. Время близилось к пяти и так как не нужно было идти с визитом в полицию, я решила заехать на работу. Все равно я ничего не успевала, так, что возьму несколько документов домой для перевода.
Здание, в котором я имела честь снимать контору, гудело как потревоженный улей. Около опечатанной двери покойного психоаналитика стояла группа зевак и возбужденно спорила. Мне не удалось проскочить мимо. Увидев меня, кто-то крикнул: «Вот она!» — и меня обступила плотная толпа любопытствующих.
«Да-а, — подумала я, — называется, поработала…»
На меня посыпался шквал вопросов:
— Это правда, что ты нашла тело? — спросила пухленькая секретарша местного адвоката. — Говорят, за тобой гнался убийца с пистолетом?
— И не с пистолетом, а с ножом, — компетентно добавил кто-то.
— Это его ревнивый муж зарезал, — веско сказал еще одна девица из маклерского бюро, — Коган, мир праху его, был любитель приводить дамочек в кабинет. У него там кушетка удобная.
— Сама, что ли, пробовала? — ехидно поинтересовалась подружка.
Я взмолилась:
— Слушайте, имейте совесть, я целый день моталась по делам, дайте сесть и перевести дух.
Меня пропустили в мой кабинет, но я, конечно, зря надеялась, что все останутся за дверью. Наш народ тактом не обижен. Конечно же, вся небольшая комната тут же была заполнена народом.
— Ну, рассказывай! — с нетерпеньем сказала одна из секретарш.
Честно говоря, я люблю быть в центре внимания, например, когда у меня платье сногсшибательное, или когда из отпуска выхожу. Но сейчас, после того, как уже несколько раз уже возвращалась к этим, леденящим душу, подробностям? Ну уж нет, увольте. И я попыталась сократить свое повествование:
— Да что говорить, вернулась за зонтиком, у него свет горит, я зашла он лежит, вокруг кровь… — в таком телеграфном ритме я попыталась закончить, но не тут-то было.
— Ты подробнее, — сказал маклер Додик, сидя на краешке моего стола.
Я вдруг разозлилась:
— Слезь со стола, — рявкнула я на него, — тоже мне, желтая пресса нашелся — подробнее, — передразнила я его, — говорю же, лежит, рядом магнитофон пустой валяется, я и побежала к себе полицию вызвать. Потом полицейские пришли, тело упаковали и вынесли. Вот и все. А теперь валите отсюда, мне работать надо.
— Скучный ты человек, Валерия, — разочарованно протянула пухленькая секретарша, я все время забываю, как ее зовут, — неинтересно рассказываешь. Я бы, такое увидев, со страху бы умерла.
— Вот-вот, — подхватила я, — и в этом состоянии очень бы все красиво рассказала. Все, давайте по конюшням.
— Пошли, Додик, — она потянула маклера за рукав и вся толпа вывалилась из кабинета в коридор.
Вся, да не совсем. В углу стояла незнакомая женщина, лет сорока-сорока двух, одетая изысканно, в нежно-палевый шелковый костюм и кружевную кофточку. Ее пальцы были унизаны перстнями, а в ушах переливались маленькие жемчужины. Глаза покраснели, весь облик выражал сильное беспокойство.
— Вы к кому? — спросила я ее. — Если насчет вчерашнего происшествия, то я не расположена говорить на эту тему.
— Я прошу вас, выслушайте меня, — взмолилась женщина.
— Садитесь, — сказала я, смирившись со своей судьбой.
Незнакомка мяла в руках мокрый, кружевной платочек.
— Дело в том, — начала она, — что я последней была вчера у доктора Когана, и он записывал наш сеанс на магнитофон, — она прижала к носу платочек и зашлась в рыданиях.
— Я не понимаю, чем я-то могу вам помочь? — я протянула ей стакан с водой, но она даже не заметила его.
— Мой муж старше меня на пятнадцать лет, — сообщила она, глядя в пол, он занимает большой пост в Министерстве финансов. Последнее время он стал невнимательным ко мне, раздражительным, и я подумала, что у него есть любовница. Я не хочу с ним разводиться и ему не выгодно это, так как несмотря на его большую зарплату, я имею свой собственный капитал и все расходы по содержанию дома и прислуги лежат на мне. У нас большой трехэтажный дом в Барнэа.
— Кстати, вы не представились, — перебила я ее.
— Ах, да, извините, — она порылась в сумочке и вытащила тисненую золотом визитку. На ней было написано: Шарон Айзенберг, член правления благотворительного фонда «Америка — терпящим нужду». Ниже были напечатаны адрес, телефон, факс, в общем, все как положено.
— Госпожа Айзенберг, я все-таки не пойму, чем могу быть вам полезна? Я всего лишь скромный переводчик с русского и английского, и никогда не участвовала ни в каких фондах.
— Нет-нет, я не этого прошу у вас. Все дело в кассете, — она испуганно взглянула на меня и снова уставилась в пол.
— В какой кассете? — это уже было выше моего понимания.
— Понимаете, обычно доктор Коган записывал все сеансы на магнитофон, объяснила госпожа Айзенберг. — И в этот раз тоже. Я была приглашена к нему на последний сеанс, в шесть часов вечера. Он спросил, что меня мучает и я рассказала о том, что муж холоден со мной. Мы поговорили на эту тему и мне стало легче. Доктор посоветовал мне пообщаться с мужем нежно, но в то же время прямо. Я согласилась, после сеанса поехала домой и начала с мужем этот разговор. Видимо, что-то сделала не так, — она пожала плечами. — В общем, он жутко вспылил. Наорал на меня, что я хожу ко всяким шарлатанам и выбрасываю деньги на ветер, хотя я тратила на сеансы свои деньги. А когда он узнал, что весь этот разговор был записан на пленку, то он просто стал невменяемым, кричал, что я опозорила его и что надо немедленно забрать эту пленку. Мы сели в машину и поехали обратно, к доктору, надеясь застать его в кабинете.
Я представила себе стареющего «мачо», у которого есть все: деньги, престиж, уважаемая работа, дом с прислугой. У него только не стоит. И еще дура-жена, которая при любом удобном случае тычет ему, что она богаче, и треплется кому ни попадя, что он импотент. Есть с чего сойти с катушек.
— И что было дальше? — я с интересом посмотрела на собеседницу. Эта история начала меня забавлять.
— Когда мы подъехали к зданию, там уже была полиция, доктора вынесли и двое полицейских, проходя мимо нашей машины, один помоложе, другой постарше, говорили о том, что жаль, что магнитофон оказался пустой, а то они бы узнали, о чем перед смертью говорил доктор.
— И где же сейчас эта кассета? — спросила я.
— Как где? — госпожа Айзенберг удивилась. — У вас, конечно. Вы же нашли тело. Отдайте мне ее и я заплачу вам хорошие деньги. Вы же все равно хотели меня шантажировать. Все знают, что мы люди состоятельные.
Тут настала моя очередь удивляться:
— Что за бред? — я возмутилась не на шутку. — Зачем мне ваша дурацкая кассета? Тогда уж вас будет шантажировать кто-нибудь другой, убийца, например!
— Нет, он не мог ее забрать, иначе он бы испачкал магнитофон кровью, ее там в комнате натекло много.
— Откуда вы знаете, что магнитофон не был испачкан кровью?
— Меня сегодня утром вызвали в полицию и спросили, была ли я на приеме у доктора Когана. Я ответила, что была. И тогда они сказали, что кассеты всех, кто был в тот день на приеме, валялись на полу возле тела, а моей не было. И еще они сказали, что я была последней, преступник пришел сразу же за мной… — тут она вдруг испуганно захлопала глазами. — Ой… голос ее мгновенно сел. — Я только сейчас поняла… Он же мог меня убить!.. — взвизгнула она так, что я подпрыгнула на месте. «Звонить доктору Рабиновичу», — мелькнуло в голове.
