Неделя шла за неделей, а шанс все не представлялся. Валютный рынок словно сошел с ума. Немецкая марка рухнула в пропасть — ее отношение к доллару выражалось в миллионных цифрах; два года назад то же самое творилось с австралийским шиллингом. Туда же катилась итальянская лира. Фунт стерлингов лишь в Нью-Йорке с трудом вскарабкался на довоенный уровень. Постоянно падал и франк. Перед войной он был — к доллару — едва выше двадцати пяти; сейчас индекс перевалил за сотню, и процесс этот продолжался неторопливо, но верно… Мистер Мабл присматривался к конъюнктуре и размышлял. Если франк и лира упадут столь же стремительно, как это было с маркой, и если умный делец купит их авансом на форвардный залоговый счет, то он может рассчитывать на прибыль, выражаемую тысячью процентов. Подобным образом, видимо, рассуждали и брокеры, с которыми Мабл в течение дня многократно беседовал по телефону. Того же мнения были поголовно все служащие в валютном отделе Кантри Нэшнл Банка. Кое-кто из них, пускаясь в осторожные спекуляции, ухитрялся урвать неплохие деньги; в этом им помогали друзья, работающие на бирже. Продавая авансом ничтожные суммы, они тут же спешили сломя голову дать отбой, а потом проклинали свою трусость, видя, что франк падает дальше. Наблюдая все это, мистер Мабл тоже впал в искушение. Дважды он почти готов был сделать решительный шаг — но каждый раз его удерживало то чутье, которое, действуя исподволь, было всегда на страже. Где-нибудь, что-нибудь всегда вызывало сомнения.
Но однажды утром шаг этот был сделан. Успех представлялся столь очевидным, что нужно было лишь протянуть руку.
В десять часов мистер Мабл сидел за своим столом в глубине комнаты, возле перегородки, за которой находился чертог его величества, мистера Хендерсона. Перед Маблом лежали вскрытые письма, переданные экспедицией, и он рассеянно просматривал их, проверяя, нет ли среди них таких, из-за которых придется побеспокоить мистера Хендерсона или, не дай Бог, кого-нибудь еще выше. Письма, однако, были неинтересные — какие-то извещения о выдаче кредитов и о выпуске векселей. Они требовали лишь рутинного учета. Ничего экстраординарного в них не содержалось, все можно было передать рядовым клеркам, лишь два следовало показать мистеру Хендерсону… Последнее письмо было, пожалуй, самым заурядным из всех. Оно представляло собой обычный двухнедельный отчет, поступивший из парижского филиала, и подтверждало сведения о сделках, заявленных уже в телеграммах и по телефону. Мистер Мабл пробежал письмо. Нет, ничего интересного. Парижские сотрудники, как ни дико это звучало, не допустили ни единой ошибки в декодировании телеграмм. Они выполнили все, что им было велено, и так, как было велено. Ни небрежности, ни бестолковщины… И все же Мабл дочитал письмо до конца: тот, кто его составлял, был ему лично знаком. Коллинз несколько лет назад, до того как его перевели в Париж, работал здесь, в подчинении у мистера Мабла. Это был очень разговорчивый человек — Мабл в свое время называл его болтуном, — и разговорчивость его отражалась даже в официальной переписке: в конце письма был абзац, который по всем официальным канонам должен был выглядеть здесь лишним. Для Коллинза, впрочем, абзац был довольно коротким. Он содержал следующее: в будущем французский франк станет, вероятно, стабильнее, так как правительство Франции намерено взять заботу о нем в свои руки, а это, возможно, принесет свои результаты и на лондонской бирже…
Мистер Мабл отодвинул письмо и устремил задумчивый взгляд на пыльное окно, за которым, по ту сторону вентиляционной шахты, виднелись такие же пыльные окна. Сегодня утром франк котировался на пункт выше, чем вчера, на момент закрытия биржи. Его тренированный мозг сразу это отметил (мистер Мабл, поразмыслив минуту-другую, мог назвать курс обмена в любом месте и в любой день за минувшие два года). Но как ни странно, мистер Мабл способен был и на большее — если для этого имелся соответствующий стимул. Если Французская Республика возьмет выплату иностранных долгов в свои руки, это будет означать не только простую устойчивость франка… Мистеру Маблу вдруг пришла в голову давно занимающая его идея относительно того, как можно было бы использовать ситуацию самым выгодным для себя образом… Он прикинул несколько вариантов. Если французы действительно готовятся это сделать, франк стремительно пойдет в гору. Он легко может достигнуть шестидесяти пунктов по отношению к доллару… а то и пятидесяти; не исключено, что даже и сорока. Более сорока — нереально, решил мистер Мабл, оценивая шансы с такой проницательностью, какая его самого удивила бы, если бы он думал об этом… Вероятнее всего, франк останется на шестидесяти пунктах.
— Какие новости в Париже, Нетли? — спросил он сослуживца, как раз проходившего мимо.
— Сто девятнадцать, сто семнадцать, — бросил Нетли через плечо, надеясь, что мистер Мабл заметит: он не употребил слово «сэр».
«Еще два пункта», — подумал Мабл. Не исключено, что дикий план, родившийся у него в голове, не такой уж и сумасшедший… Конечно, вполне может быть, что это всего лишь обычное, временное повышение: сегодня чуть лучше, завтра чуть хуже… Тогда котировка в любой момент упадет снова. Только начни покупать — и тут выяснится, что это начало падения, а не подъема. А если заключить форвардную сделку (в голове мистера Мабла был уже готов план, как это осуществить), то неизбежное падение на десять пунктов съест девяносто процентов его и без того тощего капитала. Но если — тут сердце мистера Мабла забилось с утроенной силой, — если произойдет подъем на те же самые десять пунктов, а это выглядит очень даже реальным, то вложенная сумма вырастет в сотню раз… Мистер Мабл, несмотря на сердцебиение, постарался заставить мозг работать предельно ясно и точно… как в тот памятный вечер, несколько месяцев тому назад. Это — реальный шанс… В голове его пронеслись друг за другом все скопившиеся за последнее время крохотные сигналы и знаки. «Нет, это больше, чем шанс… Это — верный выигрыш», — сделал он вывод.
Мистер Мабл почувствовал, как кровь приливает к лицу, а сердцебиение становится невыносимым; он вскочил и торопливо двинулся к выходу. Может быть, это самый важный момент в его жизни!.. Сознание значительности минуты настолько переполняло его, что даже походка у него стала неуверенной, и молодые клерки у него за спиной толкали друг друга и ухмылялись.
— Старик пошел принимать, — тихо говорили они. — Что-то рановато нынче. Вчера, видно, сильно перебрал…
За углом находился пивной бар; сюда, на обычное место, и несли Мабла ноги. Барменша встретила его как старого знакомого: когда он подошел, двойное виски уже поджидало его. Однако на сей раз мистер Мабл не выпил его залпом и не заказал тут же еще, как делал обычно. Он взял стакан, сел за столик и стал ждать. Ждал долго, сосредоточенно, пока биение сердца не захватило все тело, до кончиков пальцев. Бар только что открылся, в него валом валили биржевики, служащие банка, уличные букмекеры — та странная публика, что наполняет в будни, уже в утренние часы, пивные и бары в окрестностях Треднидл-стрит.
Среди посетителей мелькнуло несколько знакомых; они кивали ему, но Мабл не собирался тратить время на болтовню, и в его ответном кивке не было ни намека на приглашение присесть к его столику. Впрочем, подобное приглашение, скорее всего, и не было бы принято… Мистер Мабл не отрывал глаз от входа.
И вдруг его сердце затрепетало. Страх — страх перед будущим — он тут же почувствовал тошноту. План его наконец утратил приятную отвлеченность и предстал перед ним во всей своей грозной конкретности. В течение нескольких секунд Мабл был опасно близок к тому, чтобы сдаться, плюнуть на все и отказаться от риска. Ведь дело, в общем, не требовало решительного и бесповоротного выбора. Он мог вполне протянуть еще несколько лет в том же шатко-устойчивом равновесии, не кидаясь вниз головой во мрак неизвестного… Однако он нашел в себе силы перебороть слабость и отбросить соблазн. Стиснув зубы, он перешел Рубикон.
Мистер Мабл поднял руку и поманил к себе Сондерса — того человека, который и вверг его было в панику.
Сондерс, держа в руке стакан с виски, поздоровался со знакомыми, толпящимися у стойки, и огляделся: не пропустил ли кого?
Это был полноватый, респектабельного вида человек, выше среднего роста, с розовым добродушным лицом. С Маблом его связывало лишь шапочное знакомство, иногда они перекидывались парой слов в этом же самом баре. Сондерс знал, что Мабл служит в Кантри Нэшнл Банке, с которым он и сам имел дела, вот и все. Конечно, он был слегка удивлен, заметив жест Мабла. Но Сондерс старался поддерживать хорошие отношения со всеми: он знал, что его благополучие зависит от расположения окружающих. Сондерс был букмекером, держал бюро на шестом этаже дома по Олд-Брод-стрит и дела свои вел по большей части с помощью телефона и нескольких помощников, которые в обеденное время торчали на ближайших перекрестках.
