— Тебе много известно, Ленни.
— У меня был клиент, которому пытались пришить это дело. И вот, через три с лишним года я получил еще парочку.
— Значит, этот самый Фрэнк Бейтер участвовал в ограблении?
— Шериф Хайзер все-таки не совсем раскололся, чтобы полностью выложить мне свои проблемы, приятель. Мы наладили отношения на основе взаимного уважения. В этом округе жили целые поколения Бейтеров, одни весьма солидные, другие весьма непредсказуемые, но все крутые и шустрые, попадались среди них крутые, шустрые и сообразительные. Вроде Фрэнка. Он жил один в том старом семейном доме у дороги. Пропадал неделями, месяцами. Налоговые документы и прочие счета шли в Сайприс, в банковскую и трастовую компании. Оплачивались деньгами, которые он держал на специальном счете. Никаких явных признаков посторонней помощи. Когда Фрэнк возвращался, в доме, как правило, объявлялась гостья. Какая-нибудь временная симпатичная куколка в тесных штанах. Хайзер заботится об округе Сайприс, а не о занятиях Фрэнка Бейтера в других местах. Потом произошла забавная вещь. Сообразительный Фрэнк Бейтер в субботу вечером вдрызг напился и устроил адский тарарам на заправочной станции в городе. Ввалился туда, выгреб деньги из кассы и разбросал. Его забрали, посадили в камеру. Он не смог внести залог, признал свою вину и был приговорен судьей выездного суда к пяти годам за вооруженное ограбление. Отправился в Рейфорд. Просидел три с половиной, а двенадцать дней назад его выпустили.
— Ну?
— Пункт первый. Анализ крови вдрызг пьяного Фрэнка, взятый вопреки его протестам, показал, что он мог выпить две маленькие кружки пива, а может быть, три. Пункт второй. Выяснилось, что денег на его специальном счету вполне хватило бы для уплаты залога на три месяца до суда, но он на это не пошел. Пункт третий. Для такого любителя привольной жизни, бродяжничества по лугам и болотам, Фрэнк чересчур охотно приспособился к существованию в местной тюрьме и затем в Рейфорде. Пункт четвертый. Отправившись после ареста осматривать дом Бейтера, Хайзер обнаружил, что хозяин позаботился обо всех мелочах, которые одинокий мужчина считает нужным уладить перед долгим отсутствием. Закрыл ставни, спустил воду из труб, отключил и смазал насосы, осушил аэратор.
— Ясно, хотел попасть за крепкую решетку.
— Хайзер пришел к заключению, что если бы кто-то хотел убить Фрэнка Бейтера, то скорей сам устроил бы на него засаду, чем прятаться в тюрьме. Хайзер исследовал все крупные дела в стране, случившиеся незадолго до добровольной посадки Бейтера по обвинению в уголовщине, и все время возвращался к машине с деньгами в Майами. Бейтер среднего роста, с бычьей шеей и широченными могучими плечами. Подростком он работал у своего дяди, владельца маленького предприятия по изготовлению бетонных плит, перетаскал столько тонн раствора и готовых блоков, что накачал лишнюю мускулатуру. Хайзер предположил, что Фрэнк Бейтер как-то облапошил партнеров, смылся с деньгами, припрятал их хорошенько, а потом надолго заручился бесплатным жильем и кормежкой, рассчитывая, что оставшиеся на свободе подельники его не дождутся. У этих громил, Трев, очень мало времени для производительной деятельности. Их быстро упрятывают, либо в могилу, либо за тюремные стены. Нельзя не учесть и такую деталь: между ограблением машины с деньгами и, можно сказать, добровольным заключением Фрэнка в тюрьму округа Сайприс прошло всего около двух недель. Хайзер хотел поторопить события. Договорился о получении сведений о поведении Бейтера в тюрьме. Узнал, что к концу года он приручил нескольких заключенных латиноамериканцев. Усердно учил испанский. Похоже, уже вполне бегло заговорил. Все сходилось. Выйдет, прихватит деньги, улетучится и проживет до конца жизни как греческий судовладелец, достаточно владея испанским, чтобы знать, кому сунуть взятку, и располагая неплохими деньгами, чтобы гарантировать себе неприкосновенность.
— Он многое успел тебе рассказать, Ленни.
— Кое-что рассказал, кое на что намекнул, кое-что я сам додумал, заполнив пробелы. Шериф обыскивал каждый дюйм дома и участка Бейтера, всякий раз оставаясь с пустыми руками. А тут начался второй акт. Кто-то сильно шарахнул Фрэнка Бейтера по голове, прикрутил к стулу, обмотал пластырем, оставив одно ухо и рот. Потом за него принялись и здорово измордовали. Он должен был сообразить, что ему конец. Беречь было нечего, только дольше бы мучился. И Фрэнк, вероятно, рассказал, где деньги. Тогда ему в сердце воткнули ржавый колун для льда.
— Это предположение?
— Окончательное. Интервью завершилось. Судя по останкам, пытки продолжались бы до самой его смерти от столь старательной обработки.
— Значит, Хайзер, — устало подытожил я, — купился на идиотскую мысль, будто мы в компании с Бейтером взяли инкассаторскую машину, потом вели за Фрэнком постоянную слежку, узнали о времени его освобождения из Рейфорда, разработали сложную легенду прикрытия и осуществили ее, добрались до него, пытали, убили, оставив на месте уличающий конверт, затем опрокинули мою старушку машину в канал, а потом… Ради Господа Бога, Ленни! Ты не можешь его вразумить? Где деньги?
— Там, где их спрятал Фрэнк Бейтер. А теперь об этом известно тебе и Мейеру, и вы ждете удобной возможности их забрать.
Ленни заставил меня описать инцидент, о котором мы были обязаны сообщить и не сообщили. Задал кучу вопросов. Рассчитывал время. Расхаживал по тесной комнатке, сверкая глазами.
— Единственный способ защиты в любом деле сводится к построению альтернативной возможности до возникновения логичных сомнений, Макги. В грязи у канала была девушка. Допустим, та самая молодая девушка, которая изображала официантку. Допустим, Фрэнк Бейтер охотился за ней ночью. Хатч — здоровяк, соответствующий по описанию тебе. Орвилл подходит под описание Мейера. Вчера вечером они пришли за Фрэнком Бейтером. Девушка убежала. Бейтер сел в свой старый грузовик и поехал искать Хатча с Орвиллом. Вы свалились в канал в десять часов. Выстрелы прозвучали чуть позже одиннадцати. Бейтер решил, что попал Хатчу в голову. Предложил сделку Орвиллу. Далее поехал обратно к себе, не таясь, ибо думал, что знает, где теперь Орвилл и Хатч. Вернулся, а они его повязали. Может быть, спрятали где-то машину поблизости; сейчас, может быть, оба и девушка уже за пятьсот миль отсюда, смеются и распевают песни в машине, битком набитой деньгами. Но этот чертов конверт, Трев, вещественная улика. Ты абсолютно уверен, что его выбросил?
— Никаких сомнений.
— Значит, помощник шерифа, поставленный у дома Бейтера, соврал Хайзеру, что туда никто не входил. Можешь вспомнить, как его зовут?
— По-моему, Арнстед. Но зачем кому-то…
— «Зачем» стоит в самом конце списка, клиент. После «как», «когда», «где» и «что». «Как» — серьезное слово.
Он открыл дверь и свистнул. Прискитт увел меня обратно после того, как Ленни пожелал мне приятного сна, сообщив, что сам на это не рассчитывает.
Пока Прискитт меня запирал, я спросил его про Мейера.
— Его самочувствие гораздо лучше. Обворожительный человек. Гости, подобные вам обоим, превращают нашу службу почти в цивилизованное занятие, Макги. Спокойной ночи!
Лампы на потолке были подключены к реостату. В десять часов свет из сияюще-белого превратился в тускло-желтый.
Нельзя не задуматься, что означает следующий десяток лет в такой камере, невозможно не гадать, удастся ли вынести это и выйти на волю в относительно здравом рассудке.
Я вспомнил одну фразу, давно прочитанную, неизвестно где и когда, неизвестно кому принадлежащую: «Гетеросексуальность — единственное, от чего излечивает тюрьма».
Вернемся к конверту. Акция безусловно незапланированная. Импровизация. Шанс замутить воду. Кто-то принял решение после того, как шериф Хайзер с помощником Кейблом нас увезли. Клиент или служащий автостанции. Или босс, Эл Стори, или тупой молодой здоровяк по имени Терри. Или тот старший, что позже приехал в голубом «рэмблере». Генри… Мужчина с необычайно белыми зубами. Или кто-то еще, заступивший на службу попозже. Эл, Терри, Генри — все они слышали сообщение шерифа Хайзера об убийстве Фрэнка Бейтера. Поведение шерифа ясно свидетельствовало, что он подозревает в причастности к этому нас с Мейером.
Я принялся расчесывать искусанные места. Вытащи меня отсюда, Ленни! Вытащи нас отсюда!
Очень хмурое утро тянулось до самых одиннадцати часов. Потом с радостным мычанием явился Прискитт, неся вешалку, а на ней — свежевыстиранные и отглаженные рубашка и слаксы. В другой руке он держал мой туалетный несессер.
Отпер дверь камеры и провозгласил:
— Прискитт к вашим услугам, сэр. Не пожелаете ли принять душ? Вы свободны, можете передвигаться самостоятельно.
— Эти вещи были…