— Это так нужно рассказывать?
— А так нужно, чтобы я сел в тюрьму?
— Ну хорошо. Ради твоего спасения. Давай только перейдем в тень, а то у меня плечи сгорят.
— Пойдем в беседку.
Старая беседка в саду могла бы стать местом романтических свиданий при луне. Если бы эта женщина не была его женой. Но он любил ее настолько, что не нуждался в романтике. И верил ей безоговорочно. Там, в тени яблонь, Саша поведала ему следующее:
— Я не верю, что Павел мог такую гадость про меня написать. Было бы из-за чего! История такая давняя и детская, что просто смешно. Знаешь, не всегда приятно вспоминать первую любовь, она никогда не бывает счастливой. Мне было пятнадцать лет, он заканчивал школу. Помнишь, я тебе рассказывала о том, как Павла в школе забрасывали любовными записками? Алексей кивнул.
— И как он заявил, что пойдет на свидание только к девушке, способной написать что-то достойное, маленький литературный шедевр? Я тогда разозлилась и написала.
— Ты была в него влюблена?
— Сначала нет, он казался мне таким самодовольным, таким… Ну, слишком уверенным в себе. И девочек было жалко, над которыми он издевался. — Она вздохнула.
— И что же ты написала? — осторожно спросил Алексей.
— Стихи. Знаешь, они не слишком хорошие. Даже банальные.
— Мне просто интересно, чем ты его зацепила?
— Несколько строчек прочитаю, чтобы ты отстал. Там было следующее:
Я не имею целью вас затронуть, Тем, что владею легкостью строки. Скажите мне, да кто же из девчонок Не написал любовные стихи?
И сами вы, читая много книжек, Себе давно создали идеал. Скажите мне, да кто же из мальчишек Любовные стихи не написал?
Потом Саша еще раз глубоко вздохнула и сказала:
— Все. Дальше не буду. Хоть умри!
— Неплохо. Я не знаток поэзии, но рифма, кажется, есть.
— Вот именно, рифма. Для пятнадцати лет это было неплохо. Паша пригласил меня в кино, как это было тогда принято. Мы стали встречаться. Конечно, все девчонки в школе умирали от зависти, но мне было не по себе. Знаешь, я была домашней девочкой, круглой отличницей, да и выкинула все это только, чтобы осадить Пашу. Я испугалась.
— Чего?
— Его силы. Он по натуре разрушитель. И делал это так просто, что не было повода даже задуматься, что же такое происходит. Наваждение! Это были отнюдь не романтические свидания. В десятом классе он уже четко знал, чего ему надо от девушки: просто и откровенно тащил в постель. И девочки у нас в школе были такие, которые ему не отказывали, но только не я. Я училась, знала, что надо готовиться в институт, на дискотеки почти не ходила. Несовременная серенькая дурочка. И тут — Павел. Весь такой…
— И ты..?
— Знаешь, я не устояла. То есть встречалась с ним тайно. Никто из моей семьи не знал. Нет, ты не понимаешь!
— Куда уж мне. Я же не красавец-мужчина!
— Да, не красавец, и не надо злиться. Ты-то сам в кого влюбился в девятом или в десятом классе? В девочку в огромных очках и со скобами на зубах? Ну, вспомни. Это естественно для такого возраста — любить самых красивых. И потом, в Павле был какой-то животный магнетизм. Ты видел его фотографии, но они не передают суть. Когда он хотел, мог быть очень обаятельным. А мне просто было интересно и хотелось чего-то взрослого. Тем более что родители и не рассказывали про такое, тогда не принято было, книжек соответствующих не было, в фильмах все заканчивалось свадьбой или двое просто лежали в постели. А что они там делали, думаешь, я в пятнадцать лет знала? Но ничего не случилось, бог, наверное, уберег. То есть последний рубеж мы так и не переступили. Я испугалась. Подруга спросила: «А ты не боишься забеременеть? Ему-то что!» И потом… Я слишком долго тянула, и ему надоело со мной возиться. Он обозвал меня сопливой девчонкой, я его ударила, и это случайно увидели ребята из параллельного класса. Представляешь? Они были рады развеять миф о Пашиной неотразимости, я на несколько дней стала героиней школы, Клишин бесился. Я так испугалась — ужас! Заперлась дома, не отвечала на его звонки, ходила везде только с подругами, короче выстояла. Потом все утряслось, начались выпускные экзамены, у меня в восьмом, у него в десятом, и стало не до того. Но так Пашу в школе никто из девчонок еще не обижал.
— Какая детская история, — пожал плечами Алексей. — И сколько лет после этого прошло!
— Ну да, детская. И именно история. А я и не говорю, что была драма.
— И из-за этого он затаил зло? Не верю!
— Но это все, Леша! Я тебе клянусь! Больше ничего между нами не было, честное слово! А потом, надо знать Пашу. Он был необыкновенно злопамятен, просто ужас какой-то! Хорошее редко помнил, но зато всех, кто его когда-то обидел, поминал при каждом удобном случае. Отвратительный характер! Я откровенно удивилась, когда он на днях пришел ко мне и стал вспоминать ту давнюю историю. И все пытался докопаться, любила я его тогда, или не любила. Зачем ему признания в том, что было в душе у пятнадцатилетней девочки?
— Значит, он все-таки приходил? Печку замазывать?
— Какую еще печку? Я сама все делаю и не собиралась с ним общаться. Хотя, конечно, он стал еще красивее, чем в школе. Это надо признать. Тогда был еще мальчишка, стал мужчиной. И он очень за собой следил. Даже здесь, на Даче, бьш идеально выбрит, от него пахло дорогим одеколоном, волосы аккуратно причесаны. И эти необыкновенные глаза… Кто его не знал, мог подумать, что Павел красится. Употребляет косметику. Носит цветные контактные линзы. Нет, это ему подарила природа. Яркие цвета. Он входил, и казалось, что в комнате становилось светлее. Но я после той детской истории настороженно отношусь к красавцам. К тому же я беременна, мне ни до чего и ни до кого. Понимаешь? А он пришел, расселся тут, потребовал кофе, стал вспоминать наши детские глупости, шутить, что влюбился в меня тогда ни на шутку. Влюбился! Паша! Да никогда не поверю! Это был какой-то умысел, что-то ему было надо. Но что — я так и не поняла.
— Может, тебя? Он же лез с поцелуями? Пытался тебя соблазнить? Только честно, Саша, я не буду обижаться.
— Знаешь, пытался, но как-то вяло. Это не страсть. Когда действительно хотят женщину, мужчины ведут себя не так. А для чего Паша ко мне полез, не знаю. Во всяком случае, он нисколько не обиделся, когда я его выпроводила. Было такое ощущение, что для него все это уже случилось. Понимаешь?
— Прекрасно понимаю! Я сегодня прочитал о том, как он переспал с моей собственной женой, и не скажу, что это было приятно. Скорее, напротив.
— Паша это описал?!
— Ну, не в подробностях. То есть без пошлостей. Но что со мной было!
— Бедный Лешик… Ну и сволочь же Паша! Хотя о покойниках плохо не говорят. Но разве так можно? — покачала Саша кудрявой головой.
— А когда он был у нас дома, один в комнате не оставался?
— Конечно оставался! Не могла же я его все время караулить и развлекать? Я делала вид, что у меня куча дел и его присутствие в доме не желательно, но он не уходил.
— Еще бы! Ему же надо было украсть твой платок и выдрать пуговицу из моей джинсовой рубашки! Поэтому он и не уходил.
— Но зачем?
— Не знаю. Почему-то ему необходимо было убедить следствие в том, что я отравитель. Что здесь такое, и при чем книга, которую он написал? Вообще, в этом есть какая-то мистика. Чтобы понять, зачем он это сделал, мне надо понять, что это вообще был за человек. Сам ли он это придумал, или надоумил кто?
— Леша, что же будет? Тебя же подозревают в убийстве!
— А ничего, — бодро сказал Алексей. — Успокойся, малыш. Яда у меня не было, Клишина я не убивал, ты с ним не спала. Хорошо бы найти свидетеля, который подтвердит, что я никуда не ходил. Был дома.
— Я могу подтвердить.
— Нет, милая. Ты не в счет. Ты жена, — вздохнул Алексей. — Хотя и самая лучшая на свете, но это ничего не меняет.
— Жаль. — Саша на минутку задумалась, потом сказала: — Постой, ты же приехал в девять, а в десять уже уснул. Во сколько его убили?
— В половине одиннадцатого.
— Я смотрела телевизор, потом, в начале одиннадцатого, Марья Семеновна привела Сережку домой. Он еще весь в грязи вымазался. Она спросила, где муж, приехал ли? А я кивнула на занавеску, которая отделяет спальню: намаялся, мол, и спит. Ты еще так сладко сопел носом.
— Это хорошо! Соседка слышала, как я сладко сопел носом в начале одиннадцатого. Как раз в то время, когда, как утверждает в своей книге Клишин, сыпал ему в бокал яд. И она сразу ушла?
— Леша, где ты видел, чтобы две женщины летом, да еще на даче, да еще вечером, встретившись, разошлись через пять минут? Не обсудив, что, где и у кого взошло?
— Действительно, это было бы сюжетом для маленького фантастического рассказа. Сколько вы обсуждали свои грядки?
— Ну не меньше двадцати минут.
— Что ж, родная моя, это уже почти алиби! — Он довольно потер руки. — Можно зацепиться, если что. Да, Паша подсунул нам с тобой свинью! Надо еще думать, как я могу доказать, что не травил эту скотину!
