Эти слова потрясли меня.
— Дело настолько важное? — спросил я, испытывая трепет. — Угрожает ли мне непосредственная опасность?
— Непосредственная, пожалуй, нет, но ситуация весьма напряжённая. Сейчас ведутся очень деликатные переговоры, которые могут быть непоправимо сорваны, если Викерсу и его компании удастся ввязаться в дело. Мы должны иметь хоть какое-нибудь представление об их намерениях, если не хотим, чтобы Англия оказалась скомпрометированной. — Мой патрон посмотрел в стену мимо меня. — Ещё вчера я не думал, что положение может стать отчаянным, но сведения, которые с тех пор успели попасть мне в руки, настоятельно требуют разведать намерения Викерса и его Братства. В противном случае все напряжённые усилия наших дипломатов могут быть сведены на нет.
— Ну конечно. — Меня охватил стыд за то, что я позволил страху на некоторое время пересилить во мне чувство долга.
— Я чрезвычайно благодарен вам, — продолжал Холмс, вновь отстранясь от меня. — Я поставил перед вами неблагодарную задачу, и — вне всякого сомнения — с моей стороны непростительно требовать от вас так много. Но, боюсь, у меня нет другого выхода.
Я кивнул и сказал:
— Я сделаю всё, что вы скажете. — Я попытался вложить в эти слова всё уважение, которое питал к его мнению.
— Тогда, Гатри, слушайте меня как можно внимательнее, — энергично заговорил Холмс, — и настраивайте себя так, словно готовитесь войти в адские врата.
Следующие десять минут он повторял мне инструкции и сообщил дополнительную информацию, которая должна была помочь мне справиться с этим предприятием.
— Совершенно правильно, что вы задаёте Викерсу так много вопросов. Это соответствует характеру Августа Джеффриса. Будучи сам нечестным человеком, он испытывает недоверие к поступкам и предложениям всех остальных и ожидает от всех подвоха. Используйте это в своих интересах и теперь разверните перед ним весь свиток с описаниями своих несчастий; делайте как можно больше высказываний в свою пользу. Если, например, вам предложат поездку, жалуйтесь, что вам надоело всегда останавливаться в чёрт знает каких дырах и что путешествие весьма некстати именно сейчас, и, уж конечно, затраты окажутся для вас непосильными. Требуйте отсрочки отъезда, чтобы организовать ваши собственные дела, говорите, что время, которое вы проведёте за границей, не должно пропасть даром.
— За границей? — эхом откликнулся я. Развернувшаяся передо мной новая перспектива нанесла мне очередной удар. — Я полагаю, сэр, вы ожидаете, что мне сделают именно такое предложение?
— Ну конечно, — ласково сказал Холмс. — Думаю, что вам предложат отправиться в Баварию или, возможно, в Вену.
— Могу ли я спросить у вас зачем? — Задавая этот вопрос, я совершенно не желал узнать больше, чем было бы благоразумно.
— Давайте лучше убедимся в том, что это предложение вам сделают, — предложил он в ответ. — Мне не хотелось бы делать ваше бремя чрезмерным.
Я кивнул, показывая, что хорошо понимаю трудность положения.
— И вы хотите избежать риска, связанного с тем, что Викерс может понять, что я знаю больше, чем должен.
— Именно так. — Он вздохнул с облегчением. — Это только увеличит грозящую вам опасность, но не принесёт вам никакой пользы.
Я почувствовал глубокий смысл его осторожности.
— Сэр, только одно, прошу вас.
— Что вы хотите? — спросил Холмс, услышав мольбу в моём голосе.
— Не согласитесь ли вы доставить моей невесте записку от моего имени? У меня сейчас нет возможности оказывать ей должное внимание. Я знаю, что если мне не удастся завоевать её расположение, это потрясёт оба наши семейства. Во время нашей последней встречи я не мог знать, что мне предстоит долгое отсутствие, и был уверен, что Элизабет потребует объяснений. Мисс Ридейл не предполагает, что я не могу в настоящее время связаться с ней. Она не пожелает смириться с неуважением.
— Дорогой мой, неужели она настолько пунктуальна в вопросах этикета? — спросил Холмс.
— Последнее время мне кажется, что да, — ответил я, ощущая, что мои слова нелояльны по отношению к Элизабет. Если я снова разочарую её, то стану в её глазах хуже последнего хама. — Вы, возможно, заметили, что она очень пристально следит за положенными знаками внимания. Она рассчитывает, что мы поженимся в ближайшие два месяца.
— А вот это может и не получиться, — сказал Холмс и, тщательно подбирая слова, спросил: — Насколько глубока ваша привязанность?
— Мистер Холмс, как джентльмен, я не могу ответить вам, — ответил я, краснея. Признаться, я никогда не задумывался об этом. — Нас предназначили друг для друга, и семьи давно ожидают нашего союза.
Холмс не придал значения этому замечанию.
— Понимаю, — нахмурился он и продолжил: — Вы можете написать ей краткую записку. Конечно, с условием, что в ней не будет даже намёка на то поручение, которое вы выполняете. Я позабочусь, чтобы её доставили. Можете быть уверены, что послание будет у неё в руках завтра утром. — Он указал на письменный стол. — Можете написать прямо сейчас, если это вас устроит.
Собравшись с мыслями, я уселся и обмакнул перо в чернила.
Моя бесценная Элизабет!
Пишу, чтобы поставить Вас в известность о том, что, в связи со своими обязанностями и по требованию моего хозяина, я вынужден на длительное время покинуть Лондон. Продолжительность моего отсутствия сегодня не может быть точно определена. Поэтому я прошу Вас снизойти к моим оправданиям, не забывать обо мне и поминать в молитвах, до тех пор пока я не выполню поручения, возложенные на меня. Я же всё время отсутствия неизменно буду помнить Вас и молиться за Вас.
Понимаю, что моё путешествие может причинить Вам беспокойство и прошу у Вас прощения. К тому же у меня нет оснований считать, что эта внезапная поездка является чем-то исключительным, поэтому я приношу извинения за то неловкое положение, в котором мы оказались.
Я сообщу Вам о сроке моего возвращения, как только сам узнаю его, так как надеюсь иметь честь ещё раз посетить Вас и ваших родителей в Твифорде. И наконец, хоту заверить, что поставлю Вас в известность в тот же день, когда окажусь в Лондоне. Даю честное слово, что не сделаю ничего, что подорвало бы Ваше доверие ко мне.
С величайшей любовью и уважением,
Патерсон Эрскин Гатри
В силу случившихся обстоятельств письмо вышло не столь элегантным, как мне хотелось, но я был уверен, что смог намекнуть на грозящую мне опасность, причём сделал это таким образом, чтобы не вызвать неудовольствия ни у Майкрофта Холмса, ни у Элизабет Ридейл. Поставив точку, я дал прочесть записку мистеру Холмсу.
— Очень хорошо, — одобрил он, вернув мне листок. — Тьерс отнесёт письмо в Твифорд после ежедневного визита к матери.
— Как её состояние? — спросил я, вспомнив о её ужасной болезни. Вложив письмо в конверт, я запечатал его и написал полное имя и адрес Элизабет.
— Всё хуже, — ответил Холмс. — Тьерс всё время готов получить известие о её кончине. Очень печально.
— Не будете ли вы любезны сообщить Тьерсу о моей симпатии и сочувствии? — спросил я, вручая господину Холмсу запечатанный конверт.
— Обязательно скажу, — ответил тот. — А теперь, думаю, будет лучше всего, если вы вместе с Джеймсом уйдёте отсюда. Вы пробыли здесь довольно долго, и наблюдатели должны поверить, что вам удалось найти солиситора, который заинтересовался вашим делом. Но расстаньтесь с ним достаточно резко, даже грубо: пускай заинтересованные зрители поймут, что вы не достигли полного согласия. — Указав на дверь, он вручил мне десять шиллингов. — Продолжайте ваше дело. Надеюсь встретиться с вами завтра.
— Если Бог даст, — ответил я, направляясь к двери. — А как я объясню происхождение этих денег?
— Как хотите. Можете сознаться в воровстве, и это никого не удивит, — предложил Майкрофт Холмс, зло скривив губы.
— Воровство, — повторил я и оставил его в одиночестве.
Джеймс сидел за столом во внешней комнате, согнувшись над кипой бумаг.
— Вы закончили? — спросил он, подняв на меня глаза.
— На сегодня: Завтра я снова приду, если будет что доложить. — Я заметил, что Джеймс действительно составляет справку по делу, и это меня удивило.
— Я должен убедить весь мир, что я солиситор, — объяснил он. — Иначе этот обман станет опасным для всех нас.
— А вы действительно юрист? — спросил я, решив, что это вполне возможно.
— На самом деле я барристер[2], — ответил он с гордостью. — Я состою при премьер-министре, — он, подняв голову, коснулся своих потрёпанных одежд, — и он поручил мне работать с Майкрофтом Холмсом, когда начались сложности с Фрейсингским договором.
— Это было в прошлом году, не так ли? — спросил я, перебрав в уме множество записей, которые мне пришлось разбирать за последние несколько месяцев. — Какие-то сделки с Германией?
