— Подождите, док! — резко перебил его Тамм. — Вы сказали, что вчера рабочие шастали через эту комнату все утро. Почему вы не выставили охранника у двери?
Я думал, что в таких музеях всегда полно охранников.
— Мы обходимся без охраны, пока музей закрыт. Со всем справляются Донахью и сторож Берч. Эти учителя из Индианы были единственными посетителями после закрытия музея. Мы не думали, что есть необходимость…
— Ну что ж, — прорычал инспектор, — думаю, я могу сказать, что здесь случилось. Это не так уж невинно, как вам кажется.
Глаза Пэтиенс сверкали, Роу выглядел озабоченным.
— Ваша догадка относительно того, что Донахью показался подозрительным тот мистер в синей шляпе и он стал преследовать его, верна, И знаете, почему он погнался за Синей Шляпой? Да потому что это Синяя Шляпа разбил стекло!
— Тогда почему же ничего не пропало? — поинтересовался хранитель музея.
— Возможно, Донахью спугнул его, и он не успел украсть одну из ваших книжонок. Так или иначе, я уверен, что здесь имела место попытка ограбления.
— Самое важное сейчас, — подала голос Пэтиенс, — узнать, где находится Донахью и почему он не вернулся.
Боюсь, что здесь приключилось что-то ужасное. И это касается не человека в синей шляпе. Я серьезно опасаюсь за Донахью.
* * *
В зале воцарилась тишина. Инспектор принялся расхаживать взад и вперед по комнате, а Пэтиенс, вздохнув, наклонилась над разбитым стеклом и стала разглядывать книги.
Надпись на картонке, установленной перед экспонатами, гласила:
РЕДКИЕ ОБРАЗЦЫ
РАБОТ
ВИЛЬЯМА ДЖЭГГАРДА,
ПЕЧАТНИКА
— Современник Елизаветинской эпохи? — спросила Пэтиенс.
Доктор Шоут кивнул с отсутствующим взглядом.
— Да. Это очень ценные экспонаты, мисс Тамм. Джэггард был известным лондонским печатником. Он первым издал Шекспира. Эти книги раньше принадлежали Сэмюэлу Саксону, Только Богу известно, где он их раздобыл.
Старик был порядочным скупердяем.
— Я бы этого не сказал, — заметил Гордон Роу, и в его карих глазах мелькнул озорной огонек.
— Но, конечно, его скупость имела отношение только к книгам, — поспешно добавил доктор Шоут, — Идемте, — грубым тоном сказал инспектор, — Мне нужно кое-что выяснить.
* * *
Вопросов было много, но выяснить ничего не удалось.
При помощи доктора Шоута инспектор собрал в читальном зале рабочих декораторов, маляров, каменщиков, плотников, занимающихся ремонтом Британского музея, и подробно расспросил их о событиях вчерашнего дня Никто не видел, как человек в синей шляпе входил или выходил из Саксонского зала, и никто не мог припомнить точное время исчезновения Донахью.
Пэтиенс задержалась возле стенда Джэггарда, о чем-то болтая с мистером Роу. Когда она поспешила в читальный зал, отец уже заканчивал допрос.
— Папа, — обратилась она к инспектору, — не будешь возражать, если я вернусь в контору попозже?
Инспектор напустил на себя строгий вид, — Куда это ты собралась, интересно мне знать?
— Хочу позавтракать, — весело отозвалась девушка, и украдкой взглянула в зеркальце, — Ленч? — погрустнел инспектор.
— Держу пари, что здесь замешан юный мистер Роу, — хихикнул Шоут. — Для студента, который выбрал такую серьезную специальность, как литература, он слишком легкомыслен. А, вот и он, — произнес хранитель, завидев Роу с тросточкой и шляпой. — Вы вернетесь сегодня, Роу?
— Если смогу разорваться на части, — ухмыльнулся молодой человек, Шекспир ожидал больше трехсот лет и, полагаю, еще немного подождет. Вы не против, инспектор?
— Против? Я против? — проворчал инспектор. — Какого черта я буду возражать? — И он горячо поцеловал Пэтиенс в лоб.
Молодые люди быстро вышли из зала, поглощенные разговором, которому, казалось, не было начала и не видно конца.
На некоторое время наступила тишина.
— Ну, — наконец со вздохом сказал инспектор, — пожалуй, и мне пора идти. Держите ухо востро. И если что-нибудь услышите о Донахью, звякните мне.
Он протянул хранителю свою визитную карточку, вяло пожал ему руку и вышел из зала, Доктор Шоут задумчиво посмотрел вслед инспектору, затем зажал визитку в руке и вернулся в свой кабинет.
— Я всегда думала, — сказала Пэтиенс, доедая грейпфрут, — что литературоведы похожи на химиков — сутулых молодых людей с горящими глазами и отсутствием влечения к противоположному полу. Вы — исключение из правил, или я что-то упустила?
— Это я что-то упустил, — заявил мистер Роу, отправляя в рот ложку, полную фруктового пюре.
— Я заметила, что стремление к возвышенному не мешает вашему аппетиту.
— А кто говорит об этом стремлении?
Официант убрал со стола кожуру и поставил перед ними чашки с consomme [Консоме (фр.).].
— Чудесный день, — сказала Пэтиенс, отхлебнув бульон. — Расскажите немного о себе, молодой человек. Подайте мне печенье… Я хотела сказать, что меня интересует ваша биография.
— А меня, пожалуй, интересует коктейль. Джордж меня знает. Но даже если бы и не знал, это не имеет значения. Джордж! Два сухих мартини!
— Шекспир и мартини! — пробормотала Пэтиенс, подавив смешок. Хорошенькое сочетание! Теперь я понимаю, почему вы напоминаете мне обычного человека.
Вы брызгаете на пыльную страницу алкоголем, и тогда она вас привлекает, не так ли?
— Чертовски верно, — ухмыльнулся юный мистер Роу. — На самом деле вам глубоко безразличны и литература, и история. Но, может быть, это к лучшему. А то я уже устал от ленчей с интеллектуалками.
— Что ж, мне это нравится! — воскликнула Пэтиенс. — Вы просто наглец! К вашему сведению, я имею степень магистра гуманитарных наук и писала блестящие работы по поэзии Томаса Гарди!
— Поэзии Гарди? — переспросил молодой человек, морща свой решительный прямой нос. — Да он не поэт, а стихоплет! Вам чужд бессмертный дух великого Вильяма. Если бы вы могли оценить Шекспира, дорогая, то поняли бы, что его поэзия не требует никаких дополнительных стимулов. Она волнует сама по себе.
— Ясно, ясно, — пробормотала Пэтиенс. — Благодарю вас, сэр, за преподнесенный мне урок!
На ее щеках выступил яркий румянец, и она разломала печенье.
Роу запрокинул голову и заголосил, испугав Джорджа, который приближался, держа в руках поднос с двумя стаканами, наполненными янтарной жидкостью.
— Боже всемилостивый! — задыхаясь, вопил Роу. — Она не может постичь этого! Кажется, мы оба немного спятили… Джордж, поставь бокалы сюда, мой мальчик…
Выпьем, мисс Тамм?
— Мисс Тамм?
— Милая!
— Для вас я Пэтиенс, мистер Роу.
— Хорошо. Пэтиенс, так Пэтиенс.
Они выпили с серьезным видом. Потом их глаза встретились, и оба рассмеялись.
— Теперь перейдем к моей биографии. Мое имя Гордон Роу. В Михайлов день мне стукнет двадцать восемь. Я сирота с ничтожно маленьким доходом. Еще мне кажется, что команда Янки отвратительно играет в этом году, а Гарвард приобрел прекрасного полузащитника, и если я буду и дальше смотреть на вас, то мне захочется вас поцеловать.
— Вы — странный молодой человек, — сказала Пэтиенс, сильно покраснев, уже который раз за сегодняшний день. — Нет-нет, это вовсе не значит, что я согласна! Отпустите мою руку — те две дамы за соседним столиком бросают на нас неодобрительные взгляды. Какой стыд!
Подумать только, я краснею при одном упоминании о поцелуе, словно неоперившаяся школьница. Вы всегда такой легкомысленный?
— Вы чертовски милы, — ответил Роу. Улыбка сбежала с его лица, и он яростно набросился на баранью котлетку.
Наступила тишина. Затем Роу поднял голову и встретился взглядом с Пэтиенс. Некоторое время они пристально изучали друг друга, и девушка первой отвела глаза.
— Сказать по правде, Пэт, я надеюсь, вы позволите так вас называть, эта вульгарно-ребячливая манера поведения позволяет мне уйти от реальности. Конечно, это не лучший выход, но мне всегда было трудно держаться манеры поведения, принятой в обществе. Лучшие годы своей жизни я посвятил учебе, а сейчас хочу произвести переворот в литературоведении. Я очень честолюбив.
— Честолюбие еще никому не навредило, — мягко сказала Пэтиенс.
— Благодарю за любезные слова, леди. Однако я не созидательный человек. Меня зачаровывают исследования сами по себе. Полагаю, мне следовало бы заняться биохимией или астрофизикой.
Пэтиенс решила отведать салат и взяла в руки его изумрудный лист.
— Я… в самом деле… Впрочем это глупо, Он наклонился вперед и взял ее за руку.
— Пожалуйста, скажите мне, Пэт.
— Мистер Роу, они смотрят на нас, — произнесла она, не отняв, однако, руки.
— Пожалуйста, называйте меня Гордоном.
— Гордон, вы меня обидели, — сказала Пэтиенс трагическим голосом. Понимаю, что это был розыгрыш, но дело в том, что я презираю женщин с куриными мозгами.
