— А вы думаете, там лучше? — невесело усмехнулся майор.
— Я думаю, что лучше бы его убили при задержании, — ответил Боровик.
Сверху донеслось:
— Товарищ майор, машина приехала!
Майор взглянул на Боровика и сказал:
— Это за вами. Пора ехать в морг на опознание.
И, держась за перила, стал подниматься на первый этаж.
Потом был суд, на котором насильника, случайно подвернувшегося в тот вечер, признали вменяемым и дали ему двадцать два года строгого режима.
И вот однажды, находясь в состоянии сильного подпития, Боровик рассказал Роману всю правду о той истории. Роман, знавший о трагической гибели Наташи, но не более того, только крякнул и сказал:
— Ну ты, блин, даешь… А вообще все правильно.
И налил еще водки.
С тех пор Боровик время от времени впадал в тоску, разрываясь между служебными иллюзиями, касавшимися законности, и суровой справедливостью жизни. Он считал, что насильник должен был сидеть только за свое, и то, что ему приписали изнасилование и убийство Наташи — неправильно.
А Роман каждый раз говорил ему:
— Слушай, Шарапов, ты эти свои розовые представления о чистых руках брось. У хирургов, знаешь ли, руки в крови и в дерьме пациентов. Главное, чтобы на твоих руках не оставалось ничего такого, чего бы ты не смог отмыть после операции. Понимаешь?
— Понимаю, — хмурился Боровик, — но только…
— Ничего не только, — обрывал его Роман. — Этот урод, если бы не оказался случайно рядом с… В общем — там… Так он бы еще дел наделал. Так что нет худа без добра. Пусть сидит.
— Но ты имей в виду, что правду знаешь только ты один, — говорил Боровик, — так что…
— Что — так что? — усмехался Роман. — Замочишь, что ли?
— Ну, не замочу, но ребра пересчитаю.
— Дурак, — говорил Роман, — наливай, дурак.
И Боровик наливал.
И они выпивали.
* * *
Роман вздохнул и сказал:
— Ну и что? Повесился — так туда ему и дорога. Таких, как он, нужно вешать, потом оживлять, потом снова вешать, и так до самой смерти.
— До какой смерти? — не понял Боровик.
— До последней, которая в старости будет.
— Ну, ты добрый! — Боровик покрутил головой и достал из сейфа еще одну бутылку. — Прямо как Махатма Ганди.
Открыв ее, он сделал несколько глотков и, помолчав немного, спросил:
— Ну а как там наш Мишка?
— А я все думал, спросишь ты или нет, — усмехнулся Роман.
— Ну вот видишь — спросил, — ответил Боровик.
— А что ему сделается? — Роман пожал плечами. — Сидит у себя, руководит злодеями.
— Злодеями… — Боровик взглянул на Романа. — Вот именно — злодеями.
Мишка Арбуз, а точнее — Михаил Арбузов, был третьим в их дружной компании.
Тридцать лет назад они встретились в первом классе и не расставались ни на один день до самого окончания школы. Десять лет, проведенные вместе, сблизили троих маленьких мужчин, и они считали себя друзьями, которые должны быть вместе всю жизнь и умереть в один день.
Желательно — при исполнении какого-нибудь особенно героического подвига.
Но в жизни все складывается совсем иначе, и через несколько лет после окончания школы Саня Боровик стал оперуполномоченным, Ромка Меньшиков встал на извилистую дорожку музыканта, а Мишка Арбузов стяжал успех на уголовном поприще.
С тех пор Боровик и Арбуз не встречались ни разу из вполне понятных принципиальных соображений, однако интереса друг к другу не потеряли, и связующим звеном между ними был Роман.
Его забавляло, как то один, то другой с наигранным равнодушием, как бы между делом, спрашивали друг о друге — что там поделывает этот охломон? И Роман с удовольствием рассказывал, что происходит по другую сторону баррикад.
А поскольку жанром Романа была уголовная романтика, дружба с суперспецом и уголовным авторитетом весьма помогала ему в написании песен, и они всегда были полны жизненной правды и настоящего понимания нелегкой судьбы человека, вылетевшего на повороте из сияющего благополучными огнями поезда жизни.
Роман считал, что к этой категории людей относятся не только преступники, но и те, кто их ловит. Боровик и Арбуз не возражали и охотно рассказывали ему о многочисленных тягостях и редких радостях в своей жизни, так что упрекнуть Романа в поверхностном знании темы было невозможно.
Его популярность росла, а вместе с ней росло и его благосостояние.
— Злодеями… — повторил Боровик. — А знаешь, Ромка, я вот иногда думаю…
— Тебе вредно думать, — прервал его Роман, — тебе нужно этих самых злодеев ловить, а не думать.
— Прибью, — Боровик погрозил Роману мощным шишковатым кулаком, — у меня удар — две тонны.
Он глотнул пива и сказал:
— Представляешь, Мишка ведь сейчас вор в законе… А я суперспец и при случае должен этого вора в законе повязать и представить суду, в составе которого будут сидеть люди, гораздо более плохие, чем сам Мишка. И они будут его судить, с лицемерным негодованием разрывая на себе дорогие одежды, и присудят ему… В общем — присудят, не поскупятся, будь уверен. Так вот что я думаю. Если судьба столкнет нас лоб в лоб — что же мне делать? Пулю себе в этот самый лоб пустить, что ли?
— Пулю в лоб… — задумчиво повторил Роман. — А что, это красиво. Прямо как в дореволюционном романе. Офицерская честь и все такое. Не возражаю. А я приду на похороны и пролью скупую мужскую слезу.
— Вот только это меня и удерживает, — кивнул Боровик. — Не хочу, чтоб ты, сволочь, на моих дурацких поминках слезы лил. Вместе с известным нам обоим уголовным авторитетом.
— Тогда задача представляется мне неразрешимой, — Роман развел руками. — Тут или вязать этого авторитета, или…
— Зря мы все-таки тогда… — Боровик тяжело вздохнул. — Дураки были, молодые да глупые, совсем без мозгов… А упрямства хватило у обоих.
— Да уж, — кивнул Роман, — с упрямством у вас и сейчас все в порядке.
— Что значит — у вас? — возмутился Боровик. — А ты, значит, покладистый, как зайчик? Да ты… Таких впертых баранов, как ты, днем с огнем не сыскать! А если случайно найдешь, то сразу давать знак качества и почетную грамоту «За непревзойденное твердолобое упрямство».
— Ну давай, я не возражаю, — засмеялся Роман. — Где она, твоя почетная грамота? Готов принять.
— А пошел ты!
— Между прочим, я сейчас и на самом деле пойду. — Роман встал и посмотрел на часы. — Дела, знаешь ли… А насчет моего упрямства, так ведь область моей деятельности такова, что оно не может принести людям никакого вреда. Съел?
— Съел.
Боровик махнул рукой и, убрав пустую бутылку в сейф, достал оттуда третью.
— Ладно, алкаш, — Роман с осуждением посмотрел на бутылку, — смотри не начни спьяну палить по законопослушным гражданам.
— Ха! — Боровик открыл бутылку. — Найди мне хоть одного полностью законопослушного, и я тут же уволюсь из органов.
— А куда ты денешься? — ядовито поинтересовался Роман. — Кому ты нужен? Что ты умеешь делать?
— Пойду в школу учителем физкультуры, — без запинки ответил Боровик. — Уж это у меня получится.
— Знаю я, что тебе на самом деле нужно, — усмехнулся Роман. — Старшеклассниц за сиськи хватать. Под видом оказания помощи при выполнении гимнастических упражнений.
— Дурак ты, Меньшиков, — ответил Боровик, — как был дурак, так и остался. Давай вали по своим делам. И это… Если увидишь Мишку…
— Ладно, сам знаю, — сказал Роман, — говорить ему ничего не буду, а о нем все узнаю и расскажу тебе. Вы — два идиота. Каждый раз просите меня об одном и том же.
— Все, давай вали, — недовольно нахмурился Боровик, — у меня тоже дела есть.
— Ладно, ухожу, — улыбнулся Роман.
Пожав Боровику руку, он вышел из кабинета и, закрывая за собой дверь, услышал, как заскрипела дверца сейфа.
Глава 4
КАК СТАТЬ АВТОРИТЕТОМ
Компьютерная фирма «Пиксель» располагалась на углу Литейного проспекта и улицы Некрасова.
Для непосвященного слова «компьютерная фирма» означали организацию, в которой изобретают и производят компьютеры, но любой сведущий человек знал, что все, даже самые авторитетные компьютерные фирмы — всего лишь перекупщики, собирающие из китайского железа российские компьютеры.
Фирма «Пиксель» ничем не отличалась от любой другой, и в торговом зале, располагавшемся на первом этаже, можно было увидеть множество мониторов, на которых лениво плавали одни и те же рыбы, ряды открытых, словно чемодан обворованного командировочного, ноутбуков, а также стеклянные стеллажи, на которых были разложены разнообразные комплектующие детали и лазерные диски с программами, играми и фильмами.
По залу бродили изнывающие от безделья сотрудники, которые бросались к любому случайно зашедшему в магазин человеку с идиотским вопросом:
