Я, уже утомившись бессмысленным хвастовством отставного разведика-переводчика, решила наконец перейти к делу.
– Меня интересует Тамара лишь в связи с тем, чем она зарабатывала на жизнь. Она где-нибудь работала?
– Она вообще не любит работать. Вообще! Тунеядка, – развел руками Шумилкин. – И мать у нее такая же.
– Значит, не работала, – кивнула я. – И у меня есть сведения, что она в последнее время была сутенершей. Это верно?
Шумилкин вдруг вскочил со стула и как-то суетливо и нервно забегал вокруг стола.
– А я-то, я-то при чем? – спросил он, останавливаясь прямо передо мной. – Я ей сразу сказал: будешь этим заниматься – выгоню! Она не поняла. Я выгнал. Вы-гнал! – твердо повторил он, стукнув себя кулаком в грудь. – Вот так! У меня… Разговор короткий. Не нравится – иди! Живи где хочешь!
– Никто вас ни в чем не обвиняет, Виталий Георгиевич, – поспешила я успокоить разволновавшегося отставника. – Меня интересует даже не Тамара, а девушки, которых она сюда приводила. А особенно одна девушка. И вы должны ее знать.
После этих слов я достала из сумочки фотографию Гели и протянула Шумилкину. Тот взял ее, выпятив нижнюю губу, и всмотрелся в изображение. При этом рука его дрогнула.
– Так вы знаете ее? – спросила я после паузы.
– Да, – коротко ответил Шумилкин, возвращая фотографию. – И в милиции знают. Мне скрывать нечего. Человек я честный. Чего мне скрывать?
– Тогда расскажите мне, что вам известно о трагедии, произошедшей с этой девушкой.
– Не буду! – неожиданно отрезал Шумилкин и надулся.
– Почему? – удивилась я.
– Да потому что ничего я больше не знаю и знать не хочу! Все, что знал, давно рассказал!
– Но я же не из милиции, – попробовала я убедить его. – Я же не в курсе, что вы им рассказали.
– А вам это зачем? – задал наконец Виталий Георгиевич вопрос, который по идее должен был задать сразу.
– Дело в том, что я сестра матери Гели Синицыной, – в первый раз за время беседы соврала я. – И хочу узнать, кто сделал это с моей племянницей. И я очень прошу вас помочь, поскольку вы, как человек интеллигентный, должны понимать, что это просто варварство и самое настоящее злодейство.
– Да, – коротко кивнул интеллигентный человек Шумилкин. – Да. Вы правы. Вот у нас в разведке такого не допускали. Многое случалось – но такого не было. Не было! Вы правы. Варварство. Но… я ничего не знаю. Чем помочь могу? Не знаю. Все, что знал, давно рассказал.
– А вы мне повторите то, что говорили милиции, – попросила я.
Шумилкин выпил еще одну рюмку, снова оттопырил губу, потом закурил принесенные мной «Мальборо». Небрежно выпуская дым в потолок и закинув ногу на ногу, он наконец заговорил…
Виталий Георгиевич поведал, что в то раннее майское утро он вышел из дома, мучимый вполне естественным для него желаением: опохмелиться. Так как ближайшая точка, торгующая спиртными напитками, находилась за два квартала от его дома, ему пришлось пройти через двор, где жила Геля Синицына. Проходя мимо ее подъезда, он увидел лежавшее под лавочкой скрюченное девичье тело. На всякий случай Виталий Георгиевич подошел поближе и обнаружил, что девушка вся в крови и в синяках. Кроме того, она была без сознания. Будучи от природы человеком мягкосердечным и сердобольным, Шумилкин, не раздумывая, побежал вызывать «Скорую», а также милицию, потому что сразу понял, что здесь явно попахивает криминалом. Более того, он назвал свое имя и честно дождался приезда обеих машин. Гелю увезли в больницу, а самого Виталия Георгиевича – в милицию, где он в течение часа давал показания, после чего его наконец отпустили домой. Правда, потом еще вызывали несколько раз, уточняли, перепроверяли, а затем оставили в покое… Видимо, дело зашло в тупик и его закрыли, как считал сам Виталий Георгиевич.
– Сейчас не умеют раскрывать преступления, – со вздохом подвел он категорично итог своему рассказу. – Не умеют! Совершенно не умеют работать! Вот у нас в разведке…
Я, обеспокоившись тем, что сейчас потянутся бесконечные воспоминания о золотых днях службы Виталия Георгиевича в разведывательной службе, быстро прервала его, спросив:
– А вы узнали эту девушку?
– В смысле? – Шумилкин сделал вид, что не понял вопроса.
– Вы же видели ее до этого происшествия? И видели у себя дома.
– А это вы с чего взяли? – отвел глаза в сторону Виталий Георгиевич.
– Ее опознали ваши соседи, – пошла напролом я. – Несколько человек подтвердили, что видели, как она посещала ваш дом. Я понимаю, что милиции вы об этом не сообщили, но обещаю вам в свою очередь, что и я не стану их информировать. У меня совсем другие цели. Мне нужно лишь узнать, кто совершил это надругательство над моей племянницей.
Шумилкин тяжело вздохнул, молча шевеля губами и по-прежнему глядя в сторону. Затем он одним махом выпил еще одну рюмку, вытер рот тыльной стороной ладони и снова вздохнул.
– Ментов точно не будет? – уточнил он.
– Точно, я же сказала вам, какие цели преследую, – твердо повторила я.
– Ну, хорошо. Да, знал я ее, девчонку эту. Знал даже, что Гелей зовут.
– Она часто у вас бывала?
– Да раз восемь-десять, наверное, – почесал затылок Шумилкин. – И ведь сопливая совсем! Нет, сейчас нравы не те! Не те нравы! Симпатичная девка, ей бы учиться, а потом – глядишь, в Штаты, глядишь, во Францию! Нет! На постели с мужиками валяться лучше! Куда катимся! – закончил он, сокрушенно качая головой и по новой наполняя рюмку.
Я заметила, что непроницаемый сотрудник органов госбезопасности впал в сентиментальное настроение. Глаза его увлажнились, движения стали более расслабленными, потеряли свою нервозность, судорожную быстроту и ожесточенную жестикуляцию.
– Так вы мне все же расскажите, при каких обстоятельствах она бывала здесь, с кем, когда примерно? – наталкивала его я на интересующую тему, хотя во многом разделяла настроение Шумилкина.
– Да с мужиком каким-то еще зимой первый раз появилась. Тамара их обоих привела, – решился на признание Шумилкин, отчаянно махнув рукой. – Я с ними и не разговаривал, они сразу в той комнате уединились и вышли только часа через два. Тот с Тамарой-то сразу расплатился, а она потом из этой суммы девчонке чего-то отстегнула. Та прямо аж просияла вся.
– Это было один раз?
– Нет, не один, куда там! Я ж говорю – раз десять она приходила, наверное. А может, больше. Я не считал.
– То есть тогда вы узнали ее? Когда обнаружили тело?
– Нет, сразу, конечно, тогда не узнал… Мне помочь хотелось просто. А потом, когда узнал, то решил милиции не говорить. Зачем мне проблемы? И так уже затаскали дальше некуда – где нашел да как нашел. А Тамара все это дело, конечно, знала – вот и стала, как выгнал, пугать, что ментам меня сдаст, что, мол, я эту Гелю и изуродовал, потому что якобы она со мной спать не захотела, – Шумилкин сдавленно засмеялся и разлил остатки водки.
Нужно сказать, что эта информация уже во второй раз поразила меня. Очень уж не хотелось верить в то, что юная девочка Геля могла находиться в объятиях незнакомца в этом доме. Неужели она настолько нуждалась в деньгах, что радовалась любой сумме за свои услуги? Я покачала головой и вновь обратилась к Шумилкину:
– Так, Виталий Георгиевич, а не можете ли вы вспомнить, с кем в последний раз приходила к вам сюда Геля?
Бывший переводчик напрягся – он был уже достаточно пьян и сидел, покачивая головой из стороны в сторону, опершись на локти, – и после некоторого молчания ответил:
– А она в основном с одним и тем же и приходила.
– С кем? – быстро спросила я.
– Я не знаю, – пожал плечами Шумилкин. – Как зовут – не знаю. Он только все ворчал – это ему не так, то ему не эдак. То подушки якобы грязные, то постель жесткая… А я что – мне не больно-то это все сдалось, пускать сюда всех подряд… Это Тамара все, ей все мало… Я ей говорю – Тамар, я устроюсь на работу. Зачем это все надо? Меня зовут в турфирму, в университет… Я отказывался, меня коллектив не устраивал… – пояснил он. – А тут вот прижало, я решил согласиться…
Я с сомнением посмотрела на хваставшегося переводчика, который отчаянно желал показаться передо мной более значимым, чем он был на самом деле. Кто может пригласить этого человека работать? Только тот, кто сознательно решил разорить свою туристическую фирму. Или декан, которому совершенно наплевать на репутацию своего факультета как в глазах студентов, так и в глазах ректората.
– Ну вот, – продолжал тем временем Шумилкин. – Мне предлагали полторы тысячи баксов в месяц. Нормально? Нормально! А Тамара все отмахивалась, не хотела жить по-нормальному. Я ее и выгнал поэтому…
– Так, Виталий Георгиевич, давай по делу, ты все же вспоминай: как выглядел тот клиент? – Я решительно прервала Шумилкина.
– Ну как выглядел, как выглядел… – сразу засуетился тот. – Обычно выглядел… Нормальный мужик, не то, чтоб молодой, но и не старый, не худой, но и не толстый, не низок, не высок.
