Он говорил и говорил, переливая из пустого в порожнее, слова сливались в монотонный гул, и я не обращал на его болтовню никакого внимания.
— А что полиция? Разве на Четырех Дорогах не было полиции? Сейчас так много полицейских. И чем только они занимаются? Случись с человеком несчастье, их никогда не окажется рядом. Полиция! Сроду не мог понять, для чего она вообще существует. А вы с ними прежде не сталкивались? Они составили акт об аварии?
Ривас порядком мне надоел. Он уже вызывал у меня отвращение да к тому же от него исходил какой-то кислый запах. Кроме того, он имел отвратительную привычку все время хватать собеседника своими потными руками, да еще с такой силой, словно он тонет в море. Я последний раз затянулся и загасил окурок. Ривас продолжал:
— Если вы, сеньор Алварес…
— Слушай, убери свои копыта, — не выдержал я, когда он снова схватил меня за руку. Тот в ответ улыбнулся, показывая гнилые зубы. Я увидел, что возвратился парнишка.
* * *
— Наконец ты явился, Марсело! А то сеньор Алварес устал от моей болтовни.
Он взял у юноши пакет с одеждой и пинком отправил парня за перегородку. Потом повернулся ко мне.
— Вот, пожалуйста.
— Где я могу переодеться?
Ривас на мгновение задумался, затем лицо его приняло важное выражение.
— А, вы хотите переодеться? — он сверкнул глазами. Видно, до него не сразу все доходило. Идите за мной.
Я пошел.
Он провел меня в грязную длинную комнату, где стояла отвратительная вонь. Я подумал, что стоило бы запереться при помощи стула. Положив на журнальный столик, стоявший в углу, «люгер», документы и бумажник, я стал раздеваться. Когда я уже заканчивал переодевание, Ривас пинком распахнул дверь. Я было дернулся за «люгером», но Ривас угрожающим тоном произнес:
— Не советую вам это делать, сеньор Арес.
Я увидел направленное мне в грудь дуло небольшого пистолета и переспросил:
— Арес?
Его глаза победно засверкали:
— Да, лицо, которое я видел в газетах, я уже никогда не забуду.
Пожав плечами, я застегнул на рубашке пуговицы. Ривас подошел к столику и взял мой бумажник.
— Просто беда какая-то, мне все время приходится иметь дело с людьми, у которых хорошая память, — заметил я.
— Я ни минуты не сомневался, что не ошибся, — изрек Ривас. — Как только вы появились, я сразу понял — вот тот, кто мне нужен.
— Отлично, сеньор физиономист, — насмешливо проговорил Я. — Ну, и что теперь?
Тот сделал неопределенный жест.
— Меня интересует только одно, — сказал он, указывая на мой бумажник.
— Идет! Берите его!
— Не хотел бы извиняться, — сказал Ривас. — Мне нравится, что вы такой щедрый.
Я наклонился к свертку со старой одеждой.
— А что делать с этим? — спросил я.
Тот пожал плечами.
— Меня интересуют только деньги, — повторил он, снова заглядывая в бумажник. И тут он совершил непростительную ошибку — слишком надолго задержал на нем свой взгляд.
Я швырнул свертком с одеждой в Риваса и прыгнул на него. Ривас автоматически выстрелил, но пуля просвистела мимо и впилась в стену. Я с силой ударил его в челюсть, пистолет вывалился из рук Риваса, глаза панически заблестели. Я добавил ему с левой в солнечное сплетение, и мерзавец тяжело осел с выпученными от боли глазами. Его начало рвать. Я сунул «люгер» в карман и спрятал бумажник.
— Вот так я плачу за ваши услуги, — произнес я и бросил купюру в десять песо прямо в блевотину.
В дверях появился Марсело; он смотрел на эту безобразную сцену с таким видом, что было Ясно — подобное зрелище для него не впервые.
— Это твой отец? — поинтересовался я.
Тот отрицательно замотал головой.
— Радуйся, парень! Возьми эти деньги, — я протянул ему двадцать песо, — и поищи другую работу. Здесь тебе придется плохо.
Парень печально посмотрел на меня и молча скрылся за дверью. Я пожал плечами и вышел на свежий воздух. После зловонного помещения, я почувствовал себя на улице как в раю.
В китайском ресторанчике, столь же омерзительном и грязном, как и заведение Риваса, я пообедал какой-то тягучей мешаниной с ужасным запахом, которая у них называлась супом, и мельком просмотрел газету, купленную на автобусной остановке. Меня обрадовало, что с Алисой все в порядке — ее допросили и отпустили. Но от последних новостей у меня начался желудочный спазм. Статья называлась «Убийца Сусанны пытается избавиться от драгоценностей». Я прочел следующее: «Сегодня утром некий субъект пытался продать драгоценности, похищенные из дома сеньоры Сусанны Диас де Аройо антиквару сеньору Альфреду Батлеру. Сеньор Батлер, отказавшийся приобрести эти вещи сомнительного происхождения, явился в полицию и описал этого человека. Описание полностью совпадает с внешностью известного авантюриста Хуглара Ареса, подозреваемого в убийстве сеньоры Диас».
Дальше шла несусветная чушь, от которой мне стало просто смешно, хотя сейчас было и не до смеха. Дело усложнялось все больше и больше. Казалось вокруг моей скромной персоны организовали заговор. Аккуратно сложив газету, я подумал — что за мотивы побудили этого Батлера явиться в полицию с подобным заявлением? И только пожал плечами. Какими бы они ни были, Батлер заслуживал моего визита. Отыскав в телефонном справочнике раздел антикварных лавок и магазинов ювелирных изделий, я выяснил, что нужный мне магазин находится на улице Св. Николая, неподалеку от китайского квартала. Я записал адрес в блокнот и вышел из ресторанчика.
Около девяти вечера я очутился напротив магазина Батлера. Огляделся вокруг. Увидел на витрине различные женские украшения, дорогие сервизы, картины и рядом всякую дребедень. Улица была еще довольно пустынна, но по начинающемуся вечернему оживлению чувствовалось, что это место Гаваны пользуется ночью большим успехом.
Похлопав по пиджаку, я проверил, на месте ли мой «люгер», затем позвонил.
За полуоткрытой дверью показался маленький китаец.
— Что вам угодно? — спросил он, но вглядевшись повнимательнее, заговорил вдруг таким тоном, словно давно меня ожидал: — Плоходите, сеньол Алес.
Я улыбнулся — видно, я стал известным человеком в городе.
— Спасибо, Чин-Ли, — сказал я, не имея ни малейшего намерения пошутить.
— Я не есть Чин-Ли, — возразил китаец. — Я есть… я есть…
— Мне все равно, как тебя зовут, — перебил я. — Скажи хозяину, чтоб он вышел.
Чин-Ли, ни слова не говоря, исчез в просторном коридоре, разделяющем дом на две половины. Я посмотрел по сторонам. Типичное жилище антиквара. Повсюду статуэтки, хрусталь, серебряная и фарфоровая посуда, изделия из керамики; все это казалось раритетами, по которым сходят с ума всякие чудаки-коллекционеры. Тут возвратился Чин-Ли.
— Сеньол Батлел не сможет вас плинять, — произнес он с церемонным поклоном.
Я сделал движение, смысл которого он понял сразу. Чин-Ли пошел впереди, я — за ним; китаец двигался маленькими быстрыми шажками, ступая мягко и бесшумно как кошка. И вообще во всем его облике было нечто кошачье — вкрадчивость, гибкость. Остановившись у закрытой двери, он указал мне на нее. Входя, я сунул руку в карман и незаметно вытащил «люгер». Батлер, сидящий за огромным столом, занимающим полкомнаты, отреагировал точно так же — в его руке появился пистолет.
— Не стоит, Батлер, — проговорил я, держа его на мушке. — Не хотелось бы с вами сыграть вничью.
Тот положил пистолет на стол и улыбнулся. Затем поднялся, настороженно глядя на меня, подошел к китайцу и резко ударил его по подбородку. Китаец рухнул, затем медленно поднялся, улыбнулся загадочной, непроницаемой восточной улыбкой и со словами: «Я же говолил» — направился к двери.
Батлер посмотрел на свой пистолет и воскликнув!
— К чертовой бабушке оружие! — швырнул его в ящик стола.
Удостоверившись, что Чин-Ли не подслушивает за дверью, он запер ее. Мне показалось странным, что Батлер говорит с южноамериканским акцентом. Он словно прочитал мои мысли:
— Вас удивляет, что я несмотря на свою фамилию так хорошо говорю по-испански?
— Меня это не интересует, — прервал я его. — Я хочу знать, чем вызвано ваше заявление властям.
Батлер с довольным видом развалился в кресле. У него было холеное свежевыбритое лицо и довольно крепкое телосложение, несмотря на небольшой рост. Он сидел с видом человека, который знает, что делает. Когда он понял, что я не расположен шутить, улыбка исчезла с его лица и он выпрямился в кресле.
— Извините, — заговорил он. — Я тут смеюсь, совсем позабыв о том, что у вас настроение отнюдь не веселое.
Я с угрозой посмотрел на него:
— Жду объяснений, Батлер.
Тот задумчиво выпятил подбородок.
