Ознакомительная версия.
— Вскоре о случившемся доложили мне, — снова вмешался Флетчер, решивший во что бы то ни стало изложить мне свою версию событий, и не догадываясь о моем поединке с десятником. — Я сразу же поспешил на место происшествия. Уверяю вас, никто не сдвинул с места даже кирпича! Отсюда не уехала ни одна подвода! Я сразу понял, что покойницу необходимо как можно скорее убрать, и доложил по начальству. Помимо всего прочего, — продолжал он, видимо сообразив, что мне безразличны срывы графика, — тело необходимо было убрать еще и для того, чтобы сохранить его до вашего осмотра. Оно было в таком состоянии…
— Все это я уже слышал! — перебил его я, устав от повторения одного и того же рассказа.
Моррис, Адамс, Флетчер и все остальные, у кого найдется что сказать, будут петь одну и ту же песню. Главное же — труп увезли. Я ничего не мог с этим поделать, и они это знали.
— Что ж, можете возобновлять работу, — нехотя разрешил я.
Флетчер вздохнул с облегчением и достал из кармана часы, чтобы проверить, сколько времени они потеряли. Адамс развернулся и побежал прочь — как я понял, созывать рабочих. Мне показалось, он рад, что избавился от меня.
— А как же Биддл и Дженкинс, сэр? — спросил Моррис.
— Пусть допросят всех, кто здесь работает, начиная с мистера Флетчера и Адамса. Я хочу выяснить, в какой последовательности проходит снос домов.
— Сэр, но их здесь несколько сотен! — не выдержал Биддл, указывая на рабочих вокруг нас.
— Постараюсь прислать вам в помощь всех свободных констеблей.
Лица у Биддла и Дженкинса вытянулись и помрачнели.
— Ну а мы с вами, сержант, отправляемся в покойницкую. Коронер приказал, чтобы вскрытие производил полицейский врач.
Биддл и Дженкинс тут же воспрянули духом и радостно переглянулись. Уж лучше допрашивать рабочих на стройке, чем присутствовать при вскрытии!
Я не в первый раз видел покойника, но редко когда смерть так задевала меня за живое. Один раз, очень давно, еще в детстве, я испытывал нечто подобное. Теперь я страж закона; считается, что сотрудники полиции успели закалиться и повидать все, на что способны наши собратья. И все же Морриса, несмотря на его многолетний опыт, открывшееся нам зрелище тоже опечалило; он мрачно покачал лохматой головой.
Доктор Кармайкл стоял сбоку от стола и терпеливо дожидался, пока мы закончим осмотр, и ему можно будет приступить к своей работе, внушавшей мне суеверный страх. И я вдруг порадовался, что хотя бы один из нас демонстрировал надлежащее хладнокровие. Доктор Кармайкл, высокий, угловатый, смотрел на мир проницательными синими глазами. Как и любой практикующий врач, приступая к работе, он переодевался в старый сюртук, весь в пятнах запекшейся крови и внутренностей. То был его анатомический костюм; он облачался в него, когда выполнял свой профессиональный долг. Я подумал, что перед уходом он каждый день переодевается во все чистое и ни один прохожий на улице не догадывается, чем только что занимался прилично одетый джентльмен.
Я читал про какого-то медика из Глазго, который объявил, что добивается поразительных успехов в своей операционной, потому что поливает все и вся, включая и несчастных, лежащих на операционном столе, раствором карболовой кислоты. Названный медик считает, что инфекцию распространяют некие организмы, не видные невооруженным глазом. Насколько я понимаю, впервые о существовании этих организмов написал какой-то француз. Но бесстрашный Кармайкл принадлежал к старому поколению; трудно себе представить, чтобы он перед работой проделывал подобные манипуляции. Кроме того, его пациентам никакое заражение не грозило.
Труп привезли в ближайшую к месту преступления прозекторскую, устроенную в обшарпанной пристройке на задах похоронной конторы. Бренные останки почтенных клиентов похоронщика лежали в более приличной обстановке за стеной.
Наша неизвестная покоилась на выщербленном фарфоровом лотке, как можно дальше от входа, чтобы ее ни в коем случае не заметили родственники, пришедшие навестить своих усопших. Ее раздели донага, и оказалось, что она совсем крошечная, хотя и вполне взрослая женщина. Росту в ней не было и пяти футов, хрупкого телосложения. Кожа у нее была словно мраморная — бывает такой разноцветный мрамор с багровыми, розовыми и красными прожилками; издали кажется, будто ее накрыли странным, безумным лоскутным одеялом. И лишь на животе кожа приобрела серо-зеленый цвет. На левом виске покойницы зияла глубокая рана, а лицо было настолько обезображено, что уже никто не мог сказать, какой она была при жизни — хорошенькой или дурнушкой. Длинные льняные волосы, не тронутые тлением, окружали лицо, вернее, то, что от него осталось, своеобразным ореолом. Из-за приоткрытых губ влажно поблескивали мелкие, но ровные и с виду здоровые зубы. Я сразу обратил внимание на ее руки. Обручального кольца она не носила, но его могли украсть или снять, чтобы помешать опознанию. На обручальных кольцах иногда гравируют инициалы. Хотя сами пальцы уже начали разлагаться, но было видно, что на них нет мозолей и они чистые, так же как и ногти, следовательно, она не занималась тяжелым физическим трудом.
— Сколько ей лет? — спросил я у Кармайкла.
— По моим подсчетам, двадцать четыре — двадцать шесть, — ответил он.
Мы отчего-то переговаривались тихо, как в церкви.
— Давно ли она умерла?
Доктор пожал плечами:
— Учитывая обстоятельства, трудно сказать. Больше недели, но меньше двух… Скажем, недели две назад, не больше.
— Как по-вашему, это послужило причиной смерти? — Я показал на рану на голове, откуда торчали осколки черепа.
— Для такого вывода вам даже врач не требуется, — отозвался Кармайкл, как всегда, сухо и скупо. — Сомневаюсь, что внутренние органы сохранны и способны о чем-то свидетельствовать. Я, конечно, произведу тщательное вскрытие, как полагается. Но ранение головы, по-моему, само по себе достаточно веское основание для смерти. Ее сильно ударили каким-то тяжелым предметом.
— Сэр, мы не нашли на месте преступления никакого оружия, — вмешался сержант Моррис, — хотя я распорядился все тщательно обыскать!
Сержант умудрился затиснуться в самый дальний угол прозекторской и все же считал, что находится слишком близко к покойнице. Иногда Моррис выказывал удивительную щепетильность, которую не ждешь от такого старого служаки. Я и раньше замечал за ним некоторые странности. Так, Моррис был неподдельно огорчен, и не только из-за плачевного вида неизвестной, его терзали мысли о том, что скоро над юным женским телом надругаются грубые мужские руки. Уныние выражали не только его поза и лицо, но даже складки мундира.
— На стройке полным-полно подходящих предметов, — возразил я. — У каждого рабочего имеется лопата или кирка.
Кармайкл откашлялся и сказал:
— По-моему, ее убили не лопатой и не киркой… Я осмотрел края раны при помощи увеличительного стекла и считаю, что убийца ударил ее чем-то длинным и довольно узким. — Он достал из кармана увеличительное стекло и протянул мне:
— Вот, судите сами.
Моррис собрался с силами и, заставив себя забыть о природных инстинктах, шагнул вперед, чтобы вместе со мной получше взглянуть на тело. Получив конкретное задание, он сразу переставал видеть в жертве человека. Теперь перед ним была головоломка, которую необходимо разгадать.
— Может, кочергой? — громко предположил он после того, как мы оба осмотрели рану через лупу.
— Нет, кочерга слишком узкая… Скорее, прогулочная трость или палка с металлическим наконечником, — высказался я.
Кармайкл, стоящий у меня за спиной, заметил:
— Удар был нанесен со значительной силой. Злоумышленник хотел именно убить ее. Я нашел на теле отчетливые следы по меньшей мере пяти ударов.
— Он злился, — вполголоса предположил я. — Может быть, ревновал.
— Что касается его мотивов — ничем вам помочь не могу, — отозвался Кармайкл. — Я имею дело только с результатами.
— Согласен, доктор. А вы что скажете, Моррис? Он стоял перед ней, вот так… — Я поднял руку. — И ударил ее вот так… — Я опустил руку, но остановился, не дойдя до тела. — Он правша, как и подавляющее большинство населения… Где ее одежда?
Кармайкл, бесстрастно наблюдавший за моими действиями, кивком указал в дальний угол комнаты.
— Вон она.
Снятую с убитой одежду аккуратно сложили на столе. Первое предположение Морриса оказалось верным. Я увидел бледно-лиловое поплиновое платье в полоску — жительницы Агартауна в таких не ходят. Помимо платья, на жертве были нижняя юбка, корсет, ситцевая сорочка, панталоны, чулки, лайковые ботинки. Все вещи добротные — и все представляли для меня загадку. Все в грязи, но грязь поверхностная. Одежда выглядит не так, словно ее редко стирали или не стирали вообще: тогда грязь и копоть въелись бы в нее. Верхняя одежда, то есть поплиновое платье, оказалась самой грязной, запачканной землей и чем-то зеленоватым. Вглядевшись, я понял, что на платье пятна плесени. Видимо, плесень испачкала платье, когда женщина прижалась к сырой стене… Материя была прочной и почти новой. Нижнее белье в основном оказалось довольно чистым, разве что сорочка пропотела. Панталоны запачканы — но, скорее всего, это произошло уже после смерти несчастной.
Ознакомительная версия.