стало для меня весьма неожиданным сюрпризом. Никакой тебе быстрой продажи старого материнского дома, как я планировала ранее. Напротив, меня ожидала затяжная агония размышлений, пока я буду решать, выполнять ли ее условия по вступлению в наследство или бессильно наблюдать, как оно уплывает в чужие руки.
Тогда я ничего так и не рассказала Зоре о подробностях завещания, будучи не в состоянии выразить словами всю силу своего гнева на мать, которая даже из могилы пытается мною манипулировать. Но, ничего не объясняя, было очень тяжело просить Зору присмотреть за этим домом.
– Так расскажи же наконец, почему вы здесь, – оживляется Зора. – И почему ты отправила бедняжку Робин в эту ужасную школу, которую мы с тобой так ненавидели?
Ее слова резки, но выражение лица дружелюбное. У Зоры всегда очень доброе лицо – такое открытое, приветливое, озаренное улыбкой. Хотя сейчас она не улыбается, ее взгляд выражает озабоченность.
– Может, лучше не будем об этом, – говорю я, наполняя бокалы.
– Нет-нет, обязательно будем, – возражает Зора, делая большой глоток. – Помнишь, ты клялась и божилась, что никогда так не поступишь? Так что же случилось?
Я делаю глоток вина. До этого я не пила уже несколько недель, и алкоголь быстро помогает мне расслабиться. Приятное тепло разливается по телу, и я отвечаю:
– У меня не было выбора. Мне пришлось сюда переехать. И заварила всю эту кашу моя мать.
– Что ты имеешь в виду? Как твоя мать могла повлиять на такое? Она что, продолжает руководить тобой даже из могилы? – смеется Зора.
Я смотрю на нее с каменным лицом.
Зора тут же останавливается.
– Боже мой, так это правда? Она до сих пор держит тебя на коротком поводке? Но как, черт возьми, ей это удается?
Я вздыхаю:
– Ну, в двух словах это не объяснишь…
– А я никуда не тороплюсь, – заявляет Зора, усаживаясь поудобнее.
– Я стараюсь изо всех сил, – говорю я, как бы оправдываясь. – Делаю все возможное, чтобы извлечь из этой дерьмовой ситуации максимум пользы. Я хочу, чтобы именно этот факт ты удерживала в памяти, когда я буду обо всем рассказывать. Договорились?
– Хорошо, – отвечает Зора. – Я это запомнила. А теперь выкладывай.
– Как тебе, должно быть, хорошо известно, моя мать вычеркнула меня из своего завещания, когда узнала о моей беременности, – начинаю я свой рассказ.
Зора кивает:
– Да, я помню.
– Я всячески пыталась как-то смягчить эту ситуацию. Я надеялась, что после рождения ребенка мать успокоится, придет в себя и наши отношения как-то устаканятся. Но она продолжала на меня злиться. Она постоянно твердила, что, родив Робин, я полностью разрушила свою жизнь, что в дальнейшем я буду сильно сожалеть об этом. Это было ужасно. Я не могла спокойно слушать, что именно она говорила о своей собственной внучке. Эндрю она тоже ненавидела.
– Да, точно, – кивает Зора.
– А когда Эндрю предложили работу в Нью-Йорке, то наши с ней взаимоотношения закончились. Мы уехали в Америку, и с тех пор я с ней больше не общалась. Во время нашей последней ссоры она заявила, что если я уеду и тем самым предпочту семью карьере, то ровно с того момента я перестану для нее существовать. И что она полностью вычеркнет меня из своего завещания.
– О, как! – восклицает Зора, делая резкий вдох. – Ты мне этого не говорила. Надо же! Лишить наследства свою единственную дочь…
– Ну, по большому счету, она никогда не вела себя как настоящая мать. Это та женщина, которая откликалась только в том случае, если я называла ее по имени… Помнишь? Ни мамуля, ни мама, а Лидия… Честно говоря, не хочется об этом даже вспоминать. По большому счету, я всегда ощущала себя чужой для нее. И в общем-то, никогда особо не рассчитывала ни на какое наследство… – Я встаю и жестом руки обвожу вокруг себя: – Ты только посмотри на это место. Ты же помнишь, какой скупой и прижимистой она была. Я всегда полагала, что у нас ничего нет, что мы еле сводим концы с концами.
Я делаю паузу, отпивая еще вина.
– Но? – удивленно вскидывает брови Зора.
– Но деньги, оказывается, были. По крайней мере, какое-то количество. И этот дом, как выяснилось, тоже наш.
– И она оставила все это тебе? – ахает Зора.
– Не совсем… Вот тут-то и начинаются сложности. Она оставила это все Робин – кое-какие сбережения, доход по ним и этот дом. И все это находится в доверительном управлении.
– Но это ведь замечательно, правда?
– Все не так-то просто, – вздыхаю я. – Это может быть нашим только при условии, что Робин будет учиться в «Ашамс». В начальной и средней школе до самого окончания.
Я размышляю над тем, стоит ли рассказывать Зоре целиком всю историю о том, почему я все-таки была вынуждена пойти на уступки и в конце концов принять такие условия. Но я понимаю, что просто не в силах снова погружаться во все свои недавние переживания. По крайней мере, не сейчас. Мой страх все еще слишком велик. Я до сих пор чувствую, как в те бесконечные часы, когда Робин отсутствовала
